Политические племена - Эми Чуа
Разумеется, ключевым различием между ИГИЛ и аль-Каидой, которые теперь являются конкурирующими террористическими организациями – является то, что первые открыто сделали своей целью шиитов. ИГИЛ-овский халифат является открыто суннитским, столь же нацеленным на убийство шиитских «отступников», как и на убийство западных «неверных». Аль-Заркави (который теперь считается основателем ИГ) до того, как его убил американский авиаудар, вызывал отвращение у бен Ладена из-за того, что настаивал на том, что «всех щитов следует казнить». Мать бен Ладена была шииткой.
Невозможно понять шокирующие успехи ИГИЛ, не поняв этнополитическую динамику послевоенного Ирака. Иракские арабы-сунниты правильно понимали то, что демократия лишит их власти и – независимо от того, что говорит слепая в этнических вопросах конституция, написанная американцами – оставит их на милость шиитского большинства. И для США верхом наивности было ожидать, что иракские шииты забудут века суннитской жестокости и угнетения.
Фактом является то, что хотя многие, если не большинство, иракских суннитов ненавидят ИГИЛ, они часто боятся и ненавидят призрак господства шиитов ещё сильнее. Даже состоятельные и хорошо образованные суннитские профессора и учёные часто предпочитали ИГИЛ Нури аль-Малики, которого в 2014 году вынудили уйти в отставку. Как сказал ветеран ближневосточной журналистики Патрик Кокбёрн, «Не господин аль-Малики виноват во всём плохом, что случилось плохого в Ираке, но он сыграл главную роль в том, чтобы толкнуть суннитскую общину в объятия ИГИЛ».
Сунниты продолжают чувствовать себя бесправными и маргинализованными и при преемнике аль-Малики Хайдере аль-Абади. Даже в 2016 году, согласно данным Фонда Карнеги, примерно 25% иракских суннитов «продолжает поддерживать Исламское Государство. В Мосуле, втором городе страны, большинство населения, кажется, либо поддерживает ИГ, либо проявляет безразличие по этому вопросу». А пока США сосредоточены на ИГИЛ, реальным выгодоприобретателем ситуации становится шиитский Иран. США потратили один триллион долларов на войну в Ираке; погибло 4500 американцев. Но четырнадцать лет после свержения Саддама Хусейна, мощь Ирана усиливается и у Тегерана теперь больше влияния на Багдад, чем у Вашингтона.
Триумфализм и этнонационализм в мире после Холодной войны
Наш провал в Ираке был частью более широкого образа действия американской внешней политики после завершения Холодной войны. После краха Советского Союза, в американских политических кругах утвердился триумфальный консенсус. Коммунизм и авторитаризм проиграли, поэтому правильной политической комбинацией являются их противоположности: рынки и демократия. Было очень естественным то, что Америка – величайший в мире защитник демократии свободного рынка, не говоря уже о том, что она единственная оставшаяся в мире сверхдержава – взяла на себя инициативу в распространении этой выигрышной формулы по всему миру.
Это было время исключительного двупартийного оптимизма. Как республиканцы, так и демократы считали рынки и демократию универсальными лекарствами от многих зол отсталости. Рыночный капитализм был самой эффективной экономической системой из известных человечеству. Демократия была самой справедливой из всех политических систем и больше всех уважала свободу индивида. Работая рука об руку, рынки и демократия превратят мир в сообщество миролюбивых и процветающих наций, а отдельных людей – в благонамеренных граждан и потребителей. В ходе этого процесса этническая ненависть, религиозный фанатизм и другие «отсталые» аспекты недоразвитого состояния исчезнут. Томас Фридман воспроизвёл этот взгляд в своём бестселлере 1999 года по версии «Нью-Йорк Таймс», процитировав рекламу от Мерила Линча: «…распространение по миру свободного рынка и демократии позволит людям во всё большей и больше степени обращать свои притязания в достижения…[стирая] не только географические, но и человеческие границы». Глобализация, писал Фридман, «…склонна превращать всех друзей и врагов в «конкурентов»». Этого не произошло. Десятилетие между 1991 и 2001 годом увидело не общий мир и процветание, но расширение межэтнических конфликтов; усиление националистических, фундаменталистских, антиамериканских чувств; конфискации, изгнания, призывы к ренационализации; два геноцида в масштабах, невиданных со времён Холокоста –и величайшая атака на американскую территорию со времён Пёрл-Харбора.
Так же, как и во время Холодной войны, мы не смогли в десятилетие американского триумфализма принять во внимание мощь племенной политики. Важнее всего то, что мы не смогли понять то, что у демократии есть этнические, конфессиональные и другие групповые последствия. Во многих частях света демократия не только не нейтрализовала племенную вражду, но ещё и катализовала её.
Ирак и Югославия воплощают модель, которая неоднократно реализовывалась в развивающемся мире. В странах с долгой историей этнического и религиозного разделения, особенно там, где национальная идентичность слаба, быстрая демократизация часто гальванизует групповую ненависть. Алчущие голосов демагоги обнаруживают, что лучший способ добиться народной поддержки - это не выдвигать рациональные политические предложения, но обращаться к этнической идентичности, капитализовать исторические обиды и эксплуатировать страхи и гнев группы. Пока Америка прославляла глобальное распространение демократии в 1990-х годах, распространялись этнонационалистические лозунги: «Грузия для грузин», «Эритрейцы, вон из Эфиопии», «Кения для кенийцев», «Белые должны покинуть Боливию», «Сербия для сербов», «Хорватия для хорватов», «Власть хуту» и «Евреи, вон из России». Слишком часто бедное большинство использовало свою новообретённую политическую власть, чтобы мстить раздражающим их меньшинствам, в то время как меньшинства, опасаясь того, что станут целью для недавно пришедшего к власти большинства, сами прибегали к насилию. Ничего из вышеперечисленного не является высшей математикой. Это азы племенной политики.
Суть тезиса заключается не в том, что нужно винить демократию за подъём ИГИЛ. Наоборот, если кого и обвинять, то жестокий режим Саддама Хусейна, долго подавлявший шиитский гнев, который теперь сделал столь сложным задачу демократизации Ирака, и чудовищную идеологию радикального ислама. Но фактом остаётся то, что во многих постколониальных странах – с их долгим наследием политики «разделяй и властвуй», коррупции и диктатуры – быстрая демократизация может иметь катастрофические последствия. В той же степени, что и слепота США к племенной политике, которая помогла создать Талибан в Афганистане, быстрая демократизация помогла создать ИГИЛ.
Глава 5. Племена террора
Безумие единиц – исключение, а безумие целых групп <…> правило. Фридрих Ницше.
Шокирующим фактом о террористах является то, что в отличие от серийных убийц, в целом они не являются психопатами. Большинство серийных убийц, считают эксперты, выказывают черты, укладывающиеся в диагностируемые психопатические расстройства личности. Но по контрасту с этим психологи, изучающие терроризм, на протяжении многих лет тщетно пытались определить отдельные ненормальные или отклоняющиеся от нормы черты личности как типичные для террористов.
Например, некоторые исследования пытались доказать, что террористы являются «нарциссами» или «движимы депрессией» или страдают от низкой
