Комментарии к материалистическому пониманию истории - Дмитрий Евгеньевич Краснянский
Похоже, что здесь мы имеем дело с новым «окказиционализмом», спровоцированным все тем же гегелевско-марксовым провиденциализмом. Учитывая, что человечество не являлось и в данный момент не является реальным субъектом, а есть лишь номинальная группа, остается предположить эйдетическое человечество, а ещё лучше – метафизический Разум Истории, который приходит на помощь человечеству всякий раз, когда «ведущий» социор заходит в тупик, и возникает необходимость организации новых, более высокого типа экономических отношений в новом географическом регионе.
Впрочем, ценностная мотивация в позиции Ю. И. Семенова по вопросу источника развития производительных сил понятна. Он столь старательно пытается дистанцироваться от всего, что могло бы реабилитировать капитализм или представить его как глубоко естественное для человека явление, что избегает и поддержки закона возрастании потребностей, как взгляда порожденного капиталистическим обществом потребления.
Но здесь мы должны возразить Ю. И. Семенову. Безусловно, закон возрастания потребностей действует наиболее ярко именно в капиталистическом обществе. Но это не значит, что он порожден именно этим обществом.
Безусловно, необходимо судить о сущности человека лишь в контексте той или иной исторической эпохи. Но это не значит, что нельзя говорить при этом о родовых константах человеческой природы. В конце концов, человек – плод миллионов лет эволюции. Социальное лишь надстраивается над этой основой. Необходимо помнить, что любой реально действующий общественный механизм не только порожден конкретной исторической ситуацией, но всегда при этом имеет в своей основе ту или иную родовую константу человеческой природы.
Хотя этот тезис и является для нас очевидным, но все же мы подкрепим его указанием на ряд реальных исторических казусов, которые работают как доказательство от «противного».
В течение двух тысяч лет христианство оказывало тотальное давление на человечество с целью воспитать его в духе альтруистической, антигедонистической морали. Долгое время это давление подкреплялось всей мощью политического и идеологического аппарата. При этом максимум, в чём оно преуспело – в создании череды поколений теоретиков, для которых альтруистическая и антигедонистическая мораль представляется глубоко естественной для человеческой природы.37 Поскольку само же человечество не сильно изменилось при этом, постольку в итоге мы имеем чудовищный катастрофический разрыв между реальной жизнью и духовным осмыслением этой жизни, порождающий время от времени кровавые попытки подогнать реальную жизнь под умозрительные принципы.
Впрочем, марксист может нам возразить: Ссылка не убедительна. Речь идет об идеологическом и политическом, то есть надстроечном, воздействии на человека. Как известно, подлинно революционизирующую роль в изменении природы человека играют лишь базисные факторы.
Хорошо. Тогда другой казус. В Советской России социально-экономические отношения были сконструированы так, чтобы максимально подавить частный интерес, индивидуализм, гедонистические наклонности, страсть к наживе. И что же?! В этом обществе частный интерес, как и всё остальное, «прорастал», где только можно. Там же где «прорости» он не мог, люди фактически саботировали выполнение обязанностей.
Любой реально действующий общественный механизм не только порожден конкретной исторической ситуацией, но всегда при этом имеет в своей основе ту или иную родовую константу человеческой природы. Если такой основы он не имеет, то это лишь фикция.
Подобный акцент именно на общественном характере детерминации сущности человека совершенно не случаен. Он жестко определяется политическими чаяниями марксизма. Идея материалистов и сенсуалистов XVIII века о том, что содержание разума проистекает из внешних впечатлений, очень скоро трансформировалась в вывод: меняем социальную среду – меняется и человек. Вывод верный, но до известных пределов. Предел же здесь – родовая природа человека. Впрочем, Маркс и марксисты сами охотно рассуждают о родовой природе человека. Но рассуждения эти – гуманистические, и имеют мало отношения к науке. Каким-то образом оказывается, что родовая природа человека состоит из одних лишь добродетелей,38 и стоит лишь освободить ее, как эти добродетели засияют ослепительным блеском. Но, к сожалению, и социальный опыт и данные науки, прежде всего этологии, опровергают эту идиллическую картину, а реальность – общество – не желает работать по принципам, выдуманными марксистами для торжества якобы гуманистической природы человека.
Но, впрочем, вернемся к вопросу об источнике развития производительных сил. Эвристическая мотивация в позиции Ю. И. Семенова по этому вопросу понятна. Он совершенно справедливо берет во внимание весьма фундаментальное обстоятельство. Развитие производительных сил в докапиталистических обществах столь минимально, что на фоне капитализма представляется, чуть ли не нулевым. Возникает справедливый вопрос.
Допустим, рост потребностей при капитализме, помимо детерминированности его рыночной экономикой, обусловлен также родовым законом возрастания потребностей. Хорошо, убираем рыночную экономику, как это имеет место в докапиталистических обществах. В итоге мы получаем минимальный рост производительных сил. Если основной источник развития производительных сил – закон возрастания потребностей, то отчего он действует столь слабо в некапиталистических производственных отношениях?
Мы полагаем, что здесь работает фактор, пока ещё мало известный большинству социальных теоретиков. Причиной тому, как новизна этих данных, так и междисциплинарные барьеры в гуманитарном знании.
Речь идет о специфических информационных механизмах культур доиндустриальных и индустриальных обществ. Здесь мы опираемся на фундаментальный труд В. Н. Романова «Историческое развитие культуры. Психолого-типологический аспект», подытоживающий целый этап в развитии этнопсихологии.39
Романов пишет: «В противоположность доминирующей в настоящее время тенденции трактовать культуру в качестве некоторой совокупности артефактов (прежде всего – текстов) и сводить проблемы её исторического развития к простой трансляции соответствующих норм и правил через их усвоение индивидом я всей своей работой стремился преодолеть ложную (с моей точки зрения) антиномию культура – индивид, и утвердить такой подход к культуре, когда и она, и её субъект рассматриваются системными составляющими социальной деятельности».40
Анализируя социальную деятельность доклассовых и классовых обществ, Романов исследует характер информационных процессов культур в связи с этой деятельностью. В итоге он выделяет два типа культур – симпрактические и теоретические.
Симпрактическая культура характерна для доклассовых обществ, не обладающих письменностью. Для неё характерны слитность чувственно-практического, «наглядного» и информационного аспектов деятельности. Подобная синкретично сть порождает отсутствие какого-либо абстрагирования, неспособность субъекта симпрактической культуры произвольно высветить в отвлеченном тексте планы деятельности. Соответственно, произвольное планирование деятельности, а тем более произвольное реформирование деятельности здесь почти невозможно. Всякое изменение деятельностного комплекса осуществляется под давлением практической ситуации путем проб и ошибок. В некотором роде, здесь можно говорить об «эволюции» деятельности в своей естественной историчности сходной с эволюцией живых организмов.
Теоретическая культура характерна для обществ, обладающих развитой социальной и политической структурой, и феноменом письменности, обслуживающим эту структуру. Письменность позволяет закрепить расчленённость чувственно-практического и информационного планов деятельности. Более
