Виктор Болдырев - Золотая Дуга
В сентябре 1928 года с большими трудностями, геологи достигли Среднекана, застав старателей, промывавших золото на ключе Безымянном, там, где мыл когда-то первое золото Поликарпов. Пережив изнурительную зимнюю голодовку и множество лишений, билибинцы в 1929 году напали на баснословно богатые россыпи Золотой Колымы. Вторая экспедиция Билибина открыла в колымской тайге целый золотоносный пояс.
Экспедиционные работы последующих лет убедили Билибина в том, что этот золотой пояс уходит дальше в направлении Индигирки, Яны и в сторону Омолона…
Билибин, увлеченный романтической запиской Розенфельда и открытием первых золотоносных кварцевых жил, сначала считал главным козырем Колымы жильное золото. Так он и писал правительству в докладных записках, обосновывая необходимость строительства Большой Колымы. И когда был создан специальный трест «Дальстрой» по освоению Колымы, начата прокладка автомобиль-Ной дороги, вложены громадные средства, оказалось, что первые золотые кварцевые жилы Колымы бедны золотом.
Билибин очень тяжело переживал неудачу с жильным золотом. А между тем экспедиции открывали новые и новые долины, наполненные россыпями. Металла было так много, что все затраты по строительству Большой Колымы быстро окупились. Это дало основание первому начальнику «Дальстроя» Эдуарду Петровичу Берзину заявить: вексель, выданный Билибиным, оплачен с лихвой чистым золотом[5].
За великим барьером
Прыжок через барьер
— Ну, старина… Обнимаем Малыша, целуем колючую щетину, Пора!
Бортпроводница волнуется — никак не загонит последних пассажиров в самолет. Взбегаем по трапу. Хорошо — наши кресла у иллюминаторов.
Промелькнула милая небритая физиономия — Малыш машет шляпой. Ошалело побежали назад домики…
— Прощай, Якутск!
Летим вдоль Лены, на север. Скоро увидим Верхоянский хребет. Когда мы с Малышом в 1933 году впервые ступили на якутскую землю, за этим барьером лежала terra incognita — страна, полная загадок и тайн. Она была менее изучена, чем дебри Центральной Африки. Теперь можно с птичьего полета увидеть маршрут, которым прошел в тот год Малыш.
В Якутске, после приезда с Алдана, наши пути разошлись. Близилась весенняя распутица, надо было спешить. Я помчался по зимнему почтовому тракту — по веревочке от станка к станку в далекое устье Лены, где развертывались работы нашей экспедиции. Николай двинулся к Верхоянскому хребту. Он должен был перевалить горный барьер, спуститься по замерзшей Яне к Верхоянску. Оттуда последним санным путем достигнуть Индигирки, раздобыть вьючных лошадей у местных якутов и к началу работ геологической экспедиции поспеть с Лошадьми в верховья реки Догдо, на подступы к хребту Тас-Хаяхтах, где собирались отряды экспедиции. Задача по тому времени почти невыполнимая. Самолетного сообщения ни с Верхоянском, ни с Индигиркой не было, Николаю предстояло совершить тысячекилометровый санный марш через дикие хребты накануне распутицы.
Теперь, расположившись в мягких креслах, мы летим по тому же пути. Внизу громадные плесы Лены. С высоты ощущаешь всю мощь сибирской реки. Долина, изрезанная протоками, занимает почти все пространство, видимое с борта воздушного корабля. Великая река кажется матерью всех сибирских рек.
На правобережье Лены — ровная терраса, заросшая тайгой, в пятнах озер. На более высоком левобережье такая же тайга, но вместо озер высохшие их ложа — аласы. Это более древняя, коренная терраса.
Чтение истории земной поверхности — увлекательное занятие. С воздуха отлично видишь лик земли с неизгладимыми морщинами времени: молодые и древние террасы, изгибы полустертых стариц, ложа некогда огромных озер. На земле все это может различить лишь наметанный глаз геоморфолога.
Впереди блестит Алдан. Делая крутые излучины, у подножия Верхоянского хребта он вливается в Лену. Хребет поднимается уступами. Главный водораздел теряется в знойном мареве. Там, где Алдан впадает в Лену, Верхоянский барьер внезапно поворачивает на север, направляя туда же течение Лены. Угол между реками как на ладони. Сливаясь, они образуют запутанный лабиринт проток и островов. Здесь оканчивается великая Якутская впадина. Ярко зеленеет мшистая озерная низменность, созданная старицами Алдана. Вода в озерах черная, берега покрыты болотной ржавчиной. Алдан точно обрисовывает границу гор. Самолет покачивается, пересекая рубеж двух географических провинций. Атмосфера чутко воспринимает естественные земные рубежи даже на большой высоте.
Первые уступы Верхоянского хребта покрыты почти до вершин разреженной лиственничной тайгой. Сквозь узкие ворота вырывается из гор река. Именно сюда, в эти ворота, вступил когда-то Малыш с караваном оленьих нарт. Перед ним открылись обледенелые островерхие вершины следующей горной цепи. Пролетаем над острыми их гранями. Теперь лето — все залито солнцем. Лысые вершины, рыжеватые каменистые склоны, острые ребра напоминают чем-то оголенные хребты Туркестана. Тайга ютится на дне распадков и речных долин, глубоко врезывающихся в горные громады.
Дальше — сплошное синегорье. Верхоянский хребет состоит из нескольких параллельных цепей. Они поднимаются кулисами одна выше другой, словно преграждая путь человеку на таинственный Север. Трудно было перешагнуть старателям через этот многостенный барьер. Вершины ползут в небо, подбираются к самолету. Подымаемся выше и выше. Узкие долины проваливаются глубже и глубже. Реки ветвятся на галечном русле тонюсенькими серебряными ниточками. Все чаще у острых гребней белеют стрелы снежников. Куда ни глянь, только горы — темные гребнистые валы. Точно окаменевший в бурю океан.
Остановись моторы — крышка! Сесть многоместному самолету некуда. Впереди облака плотно улеглись на главные вершины.
Справа и слева, полуприкрытые облачной пеленой, развертываются беспредельные панорамы горных цепей. Черноватые, синие, фиолетовые, нежно-голубые — в зависимости от расстояния, они рвут облака копьями вершин. Нелегко пришлось в тот год Малышу. Перевалы, закованные фирновыми снегами, обледенели. Охотничьими ножами вместе с каюром они рубили ступеньки, втаскивали оленей и груженые нарты все выше и выше. И наконец вытащили истомленный караван на седловину.
Летим над белым морем облаков, задеваем дымные космы. Они уносятся с бешеной быстротой под днище воздушного корабля. Иногда окунаемся в молочную муть. Как-то не по себе, где-то близко, под нами — острые зубья. Но это только кажется. Высшая точка Верхоянского хребта — две тысячи триста восемьдесят девять метров над уровнем моря, а мы летим на высоте четырех километров. Самолет болтает, кидает вниз. Пересекаем невидимый гребень хребта. Двадцать минут летим над сплошной облачной пеленой. Внезапно развертывается глубокая горная долина Сартанга, залитая солнцем. Перевалили Великий барьер!
Горы быстро понижаются. Сартанг изгибается на плоском дне долины почти одинаковыми излучинами, похожими на бублики. Когда-то в этих долинах лежали мощные ледники. В ледниковый период они похоронили Верхоянский хребет. Возвышались лишь отдельные вершины.
Минуем незримый рубеж Полярного круга. Он пересекает Сартанг и Дулгалах — горные реки, похожие, как родные сестры. Сливаясь, они образуют Яну. Горы раздвигаются, уходят к горизонту, уступая место более пологим сопкам Янского нагорья, покрытым просветленной зеленью негустой Верхоянской тайги.
Вот и след человека — безжизненные гари с хлыстами высушенных стволов, крошечные домики в излучине Яны. Узкое старичное озеро перерезает перешеек, и домики стоят точно на острове.
— Верхоянск! Бывший полюс холода… С воздуха кажется игрушечным. Да и на земле он невелик. Верхоянск утратил свое прежнее значение — центра огромного Верхоянского района. Райисполком, райком партии, районные организации переселились в Батагай — новую столицу оловорудного Верхоянья.
Подлетаем к Батагаю. Приятная неожиданность! Целый городок в тайге на берегу широкой Яны. Идем по кругу — снижаемся. Медленно кружатся дороги, кварталы домиков, обогатительная фабрика, пристань.
Вот и знаменитая конусовидная сопка Эге-Хайя — Медвежья гора. У ее подножия — шахтерский поселок, на зеленых склонах — надземные сооружения шахт, бараки, вышки буровых скважин, нащупавших в ее недрах уникальное тело оловоносных руд.
Вдали высокий голубой шатер еще одной сопки — Ынах-Хайя — Коровья гора.
Земля встает дыбом, поселок опрокидывается со своими домами, улицами, дорогами. Глубокий вираж, ускользаем от опасного воздушного рифа — сопки Эге-Хайя.
Точно на ковре-самолете, перенеслись через Великий горный барьер и опустились в центре Верхоянья…
Верхоянье чудо
