Никита Бичурин - Неизвестный Китай. Записки первого русского китаеведа

В IV и IX статьях сего сочинения помещены очерки разных китайских нравов: политических, религиозных, гражданских и народных. Здесь остается нам бросить общий взгляд на добрые и худые нравы в одном только нравственном отношении, исследовать начало добрых и худых народных качеств.

В Китае, где во всем видим то же, что есть у нас, но не так, как у нас, и нравы образовались несколько иначе, нежели у других народов. При самом переходе из пастушеского состояния в земледельческое правительство, желая упрочить народное благосостояние, старалось вводить единство во всем. В чем заключались постановления по сему предмету при первых двух династиях, Си и Шан, невозможно знать, потому что уложения помянутых домов погибли вместе с их потомством. С 1122 года до Р.Х. каждая династия при самом получении престола империи вводила единство в училищном воспитании юношества и в правилах обращения людей разных сословий, единство в покрое и цветах одеяния, в виде и размере колесниц, единство в начертании букв, их выговоров, ударений и значений. Сим образом как бы переплавляли целое государство в горниле законов и снова начинали великий труд в образовании народа.

В настоящее время, при соблюдении единства в гражданском быту, особенное внимание обращено на воспитание юношества. Кроме народных, уездных и высших училищ, основанных правительством, в каждом селении есть деревенское училище, в которое поступают мальчики, достигшие шестилетнего возраста. Способ первоначального образования довольно замечателен. При вступлении мальчика в училище учитель прежде всего наставляет его в правилах обращения, и мальчик ввечеру, по возвращении в дом, делает каждому члену семейства учтивый поклон по приличию. При обучении чтению и письму идеографических букв учитель, изъясняя значение каждой буквы, вместе с тем дает ему ясное понятие о каком-нибудь предмете.

Между прочим мальчику наиболее вперяют неограниченное почтение к родителям, повиновение предписаниям правительства, соблюдение всех обязанностей человека-гражданина. Вот почему в большей части деревенских детей найдете учтивость и уступчивость в обращении, кротость и степенность в поведении, скромность и рассудительность в делах.

По выходе из деревенской школы дети поступают в какое-либо сословие. Здесь они под надзором старших еще более утверждаются в правилах училищного воспитания и сверх того научаются трудолюбию в промышленности и земледелии, бережливости и порядку в домоводстве, трезвости и умеренности во всем.

В деревнях вообще строго соблюдается нравственность. Причиною сему, кроме училищного воспитания, надзор земского начальства за семейным поведением жителей. Сия обязанность возложена на сотников, десятников и смежных соседей. Сверх сего в каждом роде избирается родовый старшина, которому законы дают власть разбирать и решать семейные дела своего рода. Его суду со старшими родственниками предоставлен развод мужа с женою.

Дети чиновников по большой части первое образование заимствуют у домашних учителей. По получении первой ученой степени на испытании продолжают учение под надзором начальства и занимаются предметами более нужными на поприще государственного служения. В сравнении с детьми разночинцев они совершеннее в образовании, утонченнее во всех качествах, делающих человека любезным в обществе. Но в их молчаливом удалении от обращения с разночинцами уже обнаруживается аристократическая гордость – не токмо дозволяемая, но даже поддерживаемая законами.

Исключая Пекина, во всех других городах чиновники обязаны жить в своих присутственных местах и совершенно устраняться от общежительных связей с подчиненными. Этот закон, содержа чиновников в некотором отдалении от разночинцев, доставляет первым необыкновенное уважение от последних. Что касается до обращения чиновников между собою, оно довольно затруднено церемониалами, и даже свидания по должности бывают только в необходимом случае. Родственные и дружеские свидания, без равенства в чинах и близкого родства, также редки, а на родине и невозможны, потому что два родственника служить в одной губернии не могут. И в городах, и в деревнях, по тесноте жилищ и беспрерывных занятий, вообще уклоняются от праздного препровождения времени с приятелями. Таким образом, и чиновники, и разночинцы не имеют понятия о тех приятных европейских собраниях, на которых друзья и знакомые сообщают друг другу свои мысли то в степенных, то в шутливых разговорах. О блестящих бальных вечерах, кажется, и упоминать не нужно, потому что в Китае не знают танцев (исключая придворной мимики); да и прекрасному полу принимать участие в собрании мужчин предосудительным считается. Скрывать женский пол от посторонних есть обыкновение общее и чиновникам, и разночинцам, но это обыкновение несколько смягчается для ближайших родственников и коротких друзей. Вследствие сего же обыкновения и гостеприимство, столь уважаемое у всех и оседлых, и кочевых народов Азии, в Китае почти неизвестно. Прохожий ни в городе, ни в деревне не найдет приюта. Даже навещая родственников и друзей, живущих домами, надобно постучаться у ворот и на спрос вышедшего сказать, с кем желает видеться. Впрочем, приятельские связи с китайцами, укрепленные давним знакомством, довольно приятны, потому что китайцы в подобном случае бывают очень откровенны.

Нельзя отозваться с похвалою о нравственности в городах и слободах, где торговые люди до большой части суть гости из разных, даже отдаленнейших мест Китая. Здесь разврат есть необходимое следствие безженного[143] многолюдства, несмотря на то, что внутри городов запрещены дома, служащие убежищем разврату, и что законы не терпят оных и в предместьях. Особенно жители южных азийских стран, при несклонности к шумному и безумному пьянству, преданы сладострастию, можно сказать, необузданному, а законы на общую наклонность народа к какому-либо пороку вообще смотрят сквозь пальцы. Даже при законном дозволении кроме жены иметь наложниц – удовлетворение сладострастию, противное природе, столь усилилось в Китае, что положенное законами очень легкое наказание за сей порок редко исполняется.

Другой порок, общий всем сословиям в городах и многолюдных местечках, есть необыкновенная страсть к азартным играм, которыми торгующие убивают время долгих зимних вечеров и вместе с тем иногда убивают свое состояние, а дети богачей расточают имущество своих отцов. Главные азартные игры суть банк и зернь[144]. Дома азартных игр строго запрещены, но как для полиции довольно выгодно скрывать такие дома от взоров закона, то записные игроки спокойно скитаются по углам города. Богатые китайцы, соблюдая в доме чрезвычайную бережливость во всем, в домах разврата и азартных игр нередко доходят до неограниченной расточительности. Впрочем, азартные игры между домашними и родственниками свободны от преследований закона.

Китайцев вообще упрекают в корыстолюбии, и я не могу не подтвердить справедливость такого замечания. Корыстолюбие в Китае подлинно есть такой порок, который господствует во всем государстве, но должно определить виды его, дабы незаконную страсть к корысти не поставить в чистом желании выгод. В продолжение столетней войны с монголами в предпоследнем веке пред Р. X. Китай дошел до такого истощения, что правительство принужденным нашлось дозволить чиновникам содержать себя доходами от своих должностей. В этот промежуток истощения государственных доходов злоупотребления приняли законный вид и укоренились столь сильно, что впоследствии и самое хорошее жалованье не могло исторгнуть их корня. Ныне сия часть приведена в такую известность, что находятся подробные расписанья, сколько каждая должность в губернии приносит положительного дохода в год, и по сему расписанию положено, сколько получивший должность должен предварительно заплатить служащим в Палате чинов. Для сего в Пекине находятся страховые общества, которые новоопределенных чиновников снабжают деньгами. Нынешний государь при вступлении своем на престол указал всем чиновникам в империи представить о недостатках и злоупотреблениях в правлении и купно изложить средства к исправлению оных. Один из стряпчих при исчислении разных злоупотреблений между прочим пишет в своем представлении: «Чиновники Корпуса путей водяного сообщения при работах по Желтой реке поступают добросовестнее других. Они из сумм, отпускаемых на производство работ, берут себе только 6/10, а при прочих казенных работах вообще берут себе 7/10. Что касается до средств к прекращению сих злоупотреблений, трудно придумать». Таким же образом со своей стороны и правительство поступает; оно производит чиновникам достаточное жалованье, из которого они обязаны содержать свои канцелярии со множеством писарей и сторожей. В Пекине палаты на содержание своих писарей получают из губерний остатки от разных сумм.