Челобитные Овдокима Бурунова - Михаил Борисович Бару
В 1876 году в Яранск пришла холера. Гласные городской думы среди прочих мер борьбы с эпидемией предложили местному священству с иконами всех церквей обойти город крестным ходом. Обошли и отслужили молебен об избавлении от глада, губительства, труса, огня, меча, нашествия иноплеменников и междоусобныя брани.
Были еще два клуба – купеческий и дворянский. Были кабаки и пивные. Были свадьбы и похороны. Были скандалы и сплетни. Наконец, чтобы не помереть от тоски и не спиться, можно было просто набить кому-нибудь… Нет, так читатель подумает, что яраничи жили как медведи в берлогах, а они не жили и медведями не были. Зимой, случалось, и впадали в спячку, но, во-первых, не каждый год, а только в урожайный, когда можно было накопить подкожные запасы жира, а во-вторых, сколько их было в Вятской губернии – этих урожайных годов… Ну да мы не о том. Между прочим, к тому времени, как в Яранск и уезд нагрянула холера, в Яранске вместо повивальных бабок уже были акушерки с жалованьем триста рублей в год, старшим и младшим фельдшерам увеличили жалованье, работала больница, в которой деревянные кровати заменили на железные, имелись библиотечки для чтения, а всех возвращавшихся с отхожих промыслов подвергали обязательному медицинскому освидетельствованию, потому как в уезде к холере прибавился и сифи… Нет, так еще хуже. Лучше уж о народном образовании.
Два рубля серебром в год
В апреле 1866 года яранское городское общество постановило учредить в городе женское приходское училище и назвать его в честь Осипа Комиссарова-Костромского – того самого, который отвел руку Каракозова, покушавшегося на Александра Второго. Вернее, сначала, после покушения, яраничи отслужили благодарственный молебен за чудесное спасение императора, потом собрались в городской ратуше, собрали двести с лишним рублей на погашение долгов беднейших мещан, потом постановили открыть училище, для чего было испрошено высочайшее соизволение, а через год, когда соизволение было получено, училище было открыто. Надо сказать, что даже в глухом углу Яранского уезда, в селе с еще более глухим названием Кундыш-Мучакш, волостной сход постановил открыть школу и назвать ее Комиссаровской.
В Яранске самым большим энтузиастом открытия приходского училища был исправник Николай Никитич Антюков – он стоял первым в списке тех, кто подписал общественный приговор об учреждении училища, и уже после него подписались городской голова Бебенин, командир 57-го резервного пехотного батальона подполковник Измаильский, уездный судья Мусерский, протоиерей Добровольский, лесничий подпоручик Сунгуров и еще один протоиерей Кувшинский. Вятские губернские ведомости писали: «…при торжестве открытия находились члены училищного комитета, местные должностные лица и многие из граждан. В день открытия явилось желающих обучаться до сорока девиц». Платить за обучение нужно было по два рубля серебром в год. Бедные и неимущие девицы обучались бесплатно. Денег на содержание училищ город выделял немного – четыреста рублей в год, и потому, чтобы за пределы этих сумм никак не выйти, учителя других яранских училищ согласились преподавать в нем бесплатно. Кстати, о других яранских училищах. На рубеже прошлого и позапрошлого веков в Яранске было не одно и не два учебных заведения, а целых восемь: женская38 и мужская гимназии, земская ремесленная мастерская, где обучались мальчики, духовное мужское училище, городское третьеклассное мужское начальное училище, земское начальное женское училище и две церковно-приходские школы. Грамотных в городе было больше половины. К ноябрю 1917 года в городе была уже дюжина учебных заведений, в которых можно было получить и начальное, и среднее, и специальное образование. И эта дюжина учебных заведений приходилась на пять тысяч горожан. Большевики с их ликбезом не то чтобы опоздали… Впрочем, до большевиков мы еще доберемся.
Не прошло и десяти лет со дня открытия училища, как в нем училось сто пятьдесят девочек разных сословий. К тому времени училище уже называлось прогимназией39. Кроме преподавания обычных предметов вроде русского языка и арифметики девочек учили шить платья, вышивать по тюлю и даже тачать обувь. Неимущие и сироты по-прежнему за обучение денег не платили. Более того, для них были учреждены стипендии. В 1875 году таких стипендиаток была дюжина. Если на все это смотреть, к примеру, с московской колокольни, то… и не увидеть ничего, а если вспомнить, что в Яранске жителей к тому времени было около трех тысяч, что при всей торговле хлебом, сукном, серпами и спичками городского бюджета не хватало даже на устройство водопровода, не говоря о канализации, – тогда эти сто пятьдесят девочек и дюжина стипендий будут смотреться совсем по-другому.
«Яранские башибузуки»
И снова о ссыльных. В январе 1876 года в Яранск переводят отбывающего восьмилетнюю ссылку в Вятской губернии книгоиздателя Флорентия Федоровича Павленкова. Павленков был из тех людей, кто не может сидеть без дела даже в ссылке. Через местное земство он пытался пропагандировать идею передвижных школ, которые с помощью составленной им «Наглядной азбуки» могли бы обучать грамоте не только крестьянских детей, но и взрослых, переезжая из одной деревни в другую. Уездные земские деятели, у которых за спиной стоял Флорентий Федорович, даже издали в Вятке брошюру, посвященную передвижным школам. В Яранске Павленков начал работать над памятной книжкой о Вятской губернии. Называлась она «Вятская незабудка». Ее-то уж точно никто бы не разрешил печатать в Вятке, поскольку досталось в ней и Вятской губернии, и яранским властям. Одна из статей «Вятской незабудки» так и называлась – «Яранские башибузуки». Досталось и яранскому прокурору Синявину, про которого было сказано, что он даже сморкается с апломбом, досталось и распускающим руки местным полицейским чинам, и уездному врачу Шнейдеру, получавшему тройное жалованье за уездного, больничного и участкового врачей, досталось и уездному земству, не заботящемуся о развитии народного образования. Напечатали «Вятскую незабудку» в Петербурге. Кончилось все тем, что уже в ноябре 1876 года вятский губернатор, «находя участие Павленкова в делах Яранского земства крайне вредным», переводит его в Вятку под свой личный
