История атомной бомбы - Мания Хуберт
Сообща с другим техническим отделом сотрудники Кистяковского разработали детонаторы нового типа с не виданной доселе точностью по времени. Чтобы синхронизировать их, что совершенно необходимо для процесса имплозии, они построили новый электронный прибор — так называемый X-элемент. Один из его разработчиков — двадцатипятилетний физический химик д-р Доналд Хорниг из Гарвардского университета. Один такой прибор он привез на испытательный полигон и поднял его на башню над нулевым пунктом. Теперь инженеры могут разобраться с новым прибором и настроить на него свои инструменты. После обеда собирается гроза, и все торопятся покинуть башню. Неожиданно X-элемент начинает искрить. Каждому ясно, что бы сейчас было, если бы этот кое-как опробованный прибор оказался уже связан с детонаторами бомбы. На Хорнига вешают тяжкую ответственность за сбой. Однако вскоре причина обнаруживается: кто-то, должно быть в спешке, выдернул из X-элемента провод заземления, и молнии, судя по всему, зарядили аппарат статическим электричеством.
Кеннет Бейнбридж не верит своим ушам. Что за детский сад тут в его ведомстве? Только что Дон Хорниг со своей адской машиной поставил на уши весь здешний лагерь, а теперь этот молодой, долговязый солдат сует ему в руки черный чемоданчик и требует за него — что? Расписку в получении? Да-да, он не ослышался. Хотя старший лейтенант Ричардсон понятия не имеет, что за чемоданчик он, собственно, держит в руках, но ему от этой ноши явно не по себе, и он хочет поскорее снять с себя ответственность за нее. Что за глупости там выдумывают эти бюрократы, ругается Бейнбридж себе под нос и отсылает лимузин, прибывший из Лос-Аламоса, на несколько километров дальше, на ранчо Макдоналд, где будут собирать ядро бомбы. Туда же и Филипп Моррисон отправляет свой источник нейтронов. Бравый солдат Ричардсон наконец-то избавляется от своего чемоданчика и получает свою расписку. В получении расписывается бригадный генерал Томас Фаррелл.
Утром пятницы, тринадцатого июля, в фермерском доме за простым столом собирается группа монтажа. На столе расстелена коричневая упаковочная бумага. Окна оклеены черной изолентой, чтобы пыль внешнего мира не проникла в сердцевину бомбы. На столе лежат два поблескивающих в никелевой оболочке полушария из плутония, серебристо-серый шарик полония и отдельные части из сливово-синего металлического урана. Мужчины не спешат, они отвели себе на тщательную сборку всю первую половину дня и еще половину второй. Фаррелл не упускает случая еще раз взвесить в ладонях оба полушария: «Они были теплые на ощупь, как живые кролики». Тут и металлург Сирил Смит добирается наконец до своих злосчастных пузырьков в никелевой оболочке и закрывает сложенной золотой фольгой крошечные зазоры между полусферами. Заготовки из металлического урана составляются в единый цилиндрический палец. Теперь Смит вдвигает плутониевый шар с заключенным внутрь него источником нейтронов в предназначенную для него полость внутри пальца: «Я был последним, кто притрагивался к этому роковому теплому металлу». Бомбовое ядро весом тридцать шесть килограммов готово.
Джордж Кистяковский в Лос-Аламосе поздним вечером четверга терпеливо ждет наступления полуночи. Лишь после этого он дает сигнал к отправлению. Именно в этот день, совсем нехороший — пятница, тринадцатое — он хотел бы, назло суевериям, провезти по раздолбанным дорогам пустыни две с половиной тонны взрывчатой смеси собственного изготовления. Он больше верит в свое «бесстыжее везенье». Охраняемый конвой пробыл в пути почти двенадцать часов, когда грузовик со своим тяжким грузом произвел последний маневр прямо у стальной башни над нулевой точкой детонации. После того как чудище наконец надежно установили на деревянном помосте, Норрис Брэдбери и его группа разбили над ним легкую, прозрачную палатку, чтобы можно было — защитившись от пыли пустыни — снять верхнюю крышку корпуса. Роберт Оппенгеймер ведет наблюдение, время от времени склоняя голову, на которой, как всегда, красуется шляпа, над взрывным устройством в форме футбольного мяча полутораметрового диаметра. Время дорого, а список операций по проверке длинный, однако Бейнбридж, к всеобщему удивлению, запланировал после каждого существенного этапа сборки бомбы пятнадцатиминутную паузу, которой мог воспользоваться всякий заинтересованный на полигоне, чтобы полюбоваться продвижением работы и получить разъяснения от экспертов.
Вскоре после пятнадцати часов в палатку входят с бомбовым ядром коллеги с ранчо Макдоналд. Одна из взрывчатых линз была удалена, так что Бойс Макдэниел из группы сборки бомбы мог увидеть помещенный в середину урановый шар. В нем пустовало цилиндрическое отверстие, предназначенное для пальца с плутониевым ядром. Допуск зазора между двумя подогнанными узлами готовых частей этого паззла составляет лишь несколько сотых долей миллиметра. Но, к замешательству всех присутствующих в палатке, палец застревает в предназначенном ему гнезде на половине пути. Никто не понимает, в чем причина такой неожиданной загвоздки. Макдэниел не выдерживает нервного напряжения и выбегает вон из палатки. Горячий сухой ветер вздымает в этот момент песчаную бурю. И вдали, над горным хребтом на востоке, вспыхивают первые молнии ежедневной вечерней грозы. Одинокая башня посреди равнинного ландшафта видится ему на фоне этой грозовой кулисы гигантским громоотводом. Когда он, немного походив вокруг и поостыв, возвращается в палатку, возбужденные умы уже успокоились. Палец за это время уже просунулся немного глубже в свое гнездо внутри уранового шара. При таком обилии собравшихся физиков не пришлось долго ждать подходящего к случаю закона природы: «Продолжительное пребывание на жаре в доме на ранчо и последовавшая затем перевозка под палящим солнцем настолько разогрели палец, что он расширился и лишь тогда подошел к своему гнезду внутри более холодного шара, когда температуры обеих частей сравнялись».
В субботу утром, сразу после восьми часов палатку убирают, и бомбу Тринити при помощи электрической лебедки поднимают на дубовый помост башни. Бойс Макдэниел созерцает все происходящее. Ему становится не по себе при мысли о том, что эту фантастическую лебедку стоимостью в двадцать тысяч долларов уже скоро будет не отличить от песка пустыни. Заплатки, в спешке наклеенные на корпус бомбы и похожие на пластырь, сияют в беспощадном свете пустыни яркой белизной. Это клейкая лента, которой Брэдбери залепил отверстия для капсюлей-детонаторов. Сегодня детонаторы уже будут вставлены, как только бомбу прочно закрепят на вершине башни.
На верхней площадке башни для защиты от непогоды сооружен короб из гофрированной жести с тремя стенками. Открытая сторона направлена в сторону северного железобетонного бункера, и оттуда видно бомбу. Там, за окнами из бронированного стекла, дюжины фото- и кинокамер ориентированы на лампочку над кровлей из гофрированной жести. Людям Кистяковского придется в это утро подниматься наверх с капсюлями-детонаторами и всевозможными кабелями без своего руководителя. Ибо их руководитель только что брошен на съедение крупным хищникам Ванневару Бушу и Роберту Оппенгеймеру.
Причиной боевой тревоги послужил звонок из Лос-Аламоса. Ранним утром в каньоне взорвали «китайца». И взорвался он совсем не так, как хотелось. Имплозия этой копии бомбы Тринити без плутониевого ядра, как показала обработка замеров магнитного поля, оказалась недостаточно равномерной и была сочтена грандиозным провалом. Это убийственное известие могло означать крах испытания Тринити, а в конечном счете могло оказаться и верным знаком невозможности плутониевой бомбы. И вот все напустились на Кистяковского, на этого бедного лузера. Козла отпущения подвергли многочасовому допросу, ему пришлось претерпеть канонаду ругани, обрушенную на него. А не он ли собственной персоной был участником коммунистической революции?
Роберт Оппенгеймер сейчас бледен не меньше, чем при своем выступлении в роли мертвеца в пьесе «Мышьяк и островерхий колпачок», весит он не больше пятидесяти кило и борется с последствиями инфекционной ветрянки. Он — как почти все сотрудники — измотан до предела своих нервных и физических сил. В отчаянии от дурного известия из Лос-Аламоса он возлагает на Кистяковского личную ответственность в случае, если испытание на башне Тринити потерпит такую же неудачу, как и dry run на Месе. Кистяковский самоуверенно ставит под сомнение результаты замеров магнитного поля, которые он с самого начала рассматривал как пустую трату времени. В ответ на это его укоряют, что он ставит под сомнение уравнения Максвелла — научную основу всех магнитных и электрических явлений во Вселенной. Теперь он считается уже и еретиком. Однако Джордж Кистяковский верит в свою концепцию имплозии и в свою конструкцию линз. Он хладнокровно предлагает Оппенгеймеру пари — ставит свой месячный оклад против десяти долларов, что успешно взорвет Тринити. Оппенгеймер принимает пари.
