Хуберт Мания - История атомной бомбы
Семья Ферми прибывает на Месу в августе 1944 года. Лауру раздирают противоречивые чувства. Красивые окрестности напоминают ей родной Южный Тироль и действительно похожи на климатический курорт, однако ограждение с колючей проволокой вызывают у нее ассоциации с немецкими концлагерями. Женам ученых здесь предлагается работа с неполной занятостью, и она устраивается офисной помощницей. Она носит синий отличительный значок, который не дает ей доступа в определенные отделы технической части. Не может она войти и в отсек Р, где ее муж с группой «бродячих жестянщиков» решает проблемы других отделов. Доступ сюда имеют только лица с белым значком, насквозь проверенные секретной службой и признанные благонадежными. Все вещи в квартире Ферми проштампованы «военным клеймом — начиная от электрической лампочки под потолком и кончая веником в углу». На армейских койках выцарапаны имена солдат, которые когда-то на них спали. Кухни стандартно оборудованы двумя мойками. Одна из них такая глубокая, что молодые матери купают в них младенцев.
Каждый новоприбывший получает памятку с цензурными правилами переписки. Первым в перечне запрещенных к употреблению слов стоит «физик». Запрещены также имена собственные, названия поселений и какие бы то ни было географические наводки. Бернис Броди, жена физика Ричарда Броди, устроившаяся в Лос-Аламосе, по ее собственным данным, «as computer», то есть вычислителем, вынуждена отказаться даже от привычки украшать свои письма улыбчивыми тыковками, поскольку они не нравятся цензору. Знаменитости тоже не избавлены от цензуры переписки. Роберт Оппенгеймер и Энрико Ферми имеют, сверх того, личных охранников. Частная сфера в Лос-Аламосе — привилегия скорее людей неименитых. Кити Оппенгеймер все больше и все чаще топит в виски и джине свое лютое раздражение неотступным надзором, и это хорошо известно всякому на Месе.
Военные любят взрывчатку за то, что она хорошо умеет пробиться сквозь любые завалы материи в любой ее комбинации — внятно и действенно. Но только Джорджу Кистяковскому приходит в голову поточнее исследовать ее свойства, чтобы применить ее в качестве точного инструмента. При помощи взрывных линз он хочет получить контроль над имплозией — взрывом обжатия. Такая линза составлена из быстрогорящей взрывчатой оболочки и горящей более медленно «сердцевины взрывчатки» — по форме это усеченная пирамида размером с автомобильный аккумулятор. Ровно сто таких отливок для линз, необходимых плутониевой бомбе, должны быть подогнаны друг к другу с высокой точностью, что ставит непомерно высокие требования к литейным формам. Как только волны детонации от взорвавшейся оболочки достигают сердцевины линзы, процесс замедляется — так, что последняя волна может догнать первую, пока не сформируется единая сферическая волна, которая и понесется к центру бомбы. Отражающий слой из урана выравнивает последние неравномерности волны перед тем, как она наконец достигнет плутониевого ядра. Так гласит теория. И поскольку Джон фон Нейман подстраховал ее математическими расчетами, ей дают шанс.
С того момента как судьба «Толстяка» попадает в руки Кистяковского, жители Месы больше не знают покоя, ибо его сотрудники ежедневно поднимают в воздух ровно тонну взрывчатки высокой мощности, чтобы вырвать у реальности ответы на все вопросы. Тот самый баратол, на который лорд Червелл некогда сделал донос в самой высокой инстанции, показывает в экспериментах наилучший результат в качестве медленного компонента. Правда, много беспокойства Кистяковскому доставляют формы для литья взрывных линз. Они все еще недостаточно точны, и их приходится механически обрабатывать дополнительно.
Глава 11. Критическая масса
Холодная вода реки Колумбии с температурой десять градусов Цельсия прогоняется под высоким давлением через ядро атомного котла. Омывая при этом тысячу пятьсот алюминиевых трубок, наполненных урановыми топливными стержнями. Всего в нескольких сотнях метров отсюда, среди «паршивого» ландшафта Хенфорда, штат Вашингтон, стоят жилые бараки для сорока двух тысяч рабочих. Здесь тоже есть отсек, огороженный и дополнительно обнесенный колючей проволокой. Это бараки для женщин, которых приходится ограждать от назойливости рабочих-мужчин. 26 сентября 1944 года первый из трех мощных реакторных блоков готов приступить к производству плутония. В полночь Энрико Ферми стоит в пультовой, то и дело сверяясь с логарифмической линейкой, и дает отмашку обслуживающему персоналу. Измерительный прибор показывает, что искусственное ответвление реки Колумбии теперь нагрелось до температуры 60 градусов, и бульон, обогащенный продуктами расщепления, снова покидает здание и устремляется назад в привычное русло. Цепная реакция держится в течение часа, затем мощность внезапно падает, и к вечеру следующего дня реактор совсем отключается.
К счастью, в Хенфорде присутствует и Джон Арчибальд Уилер. Он вслушивается в «тяжелое дыхание» реактора и ставит диагноз: пациент страдает от отравления ксеноном-135. Этот до сих пор оставленный без внимания продукт расщепления жадно поглощает нейтроны, и от голода ему приходится красть пищу у цепной реакции. Самая обнадеживающая терапия этого досадного недуга — добавочное количество урана. Только эта добавка может противодействовать эффекту отравления и восстановить равновесие. И вот в лишние пятьсот алюминиевых трубок, предусмотрительно встроенные в реактор про запас, тоже забивают урановые топливные стержни. И за пару дней до смены года уже два реакторных блока на западном берегу реки Колумбии размножают плутоний для «Толстяка». В шестнадцати километрах отсюда из бесплодной земли выросли три импозантных здания, каждое из которых двести шестьдесят шесть метров длиной, двадцать два метра шириной и двадцать шесть метров высотой. Здесь будут отделять плутоний из облученных топливных стержней. Рабочие называют эти заводские корпуса «Королевами Мэри», потому что они почти такой же длины, как самый большой в мире корабль.
Сорокадвухлетний Мое Берг из Нью-Йорка — ученый-лингвист с дипломом Принстона. Однако карьеру он сделал как бейсбольный кетчер в команде Boston Red Sox. Теперь перед ним поставлена совершенно непривычная задача. Генерал Гровс приохотил его к профессии атомного шпиона. Берг владеет японским и основными европейскими языками. Он непринужденно чувствует себя в международном светском обществе и разбирается в современной физике. В качестве дебютного задания он должен разузнать, чем занимается исчезнувший из Берлина Гейзенберг. Мое Берг сводит знакомство с Паулем Шеррером, профессором физики Высшей технической школы в Цюрихе, а тот лично знаком с Гейзенбергом. В его доме Бергу удается под каким-то предлогом заглянуть в недавнее письмо Гейзенберга к Шерреру. Почтовый штемпель выдает Гехинген в Швабской Юре как новое местопребывание важнейшего немецкого атомщика — это информация высшего качества, и Берг передает ее американскому профессору физики Сэмюелю Гоудсмиту, родители которого были уничтожены нацистами. Гоудсмит ищет — тоже по заданию Гровса — указания на то, что немцы работают над атомной бомбой. Берг узнаёт от Шеррера, что Гейзенберг в декабре 1944 года будет читать в Цюрихе доклад о космическом излучении. Задание Берга таково: прослушать весь доклад, держа наготове заряженный пистолет, и «при малейшем подозрении, что Гейзенберг работает над конструированием атомной бомбы... убить ученого». Гейзенберг и сам знает, что в своих зарубежных поездках он окружен гестаповскими сыщиками и шпионами, поэтому остерегается говорить в Цюрихе о чем бы то ни было, кроме космического излучения. И во время ужина в доме Шеррера присутствующий здесь Мое Берг не слышит ничего, что могло бы дать ему повод выхватить пистолет.
Когда Мария Кюри открыла новый радиоактивный элемент, она назвала его полонием в честь страны своего рождения. Чтобы выделить десятую долю миллиграмма этого вещества, ей пришлось переработать тонну смоляной обманки из Рудных гор. Сорок шесть лет спустя химики в Лос-Аламосе сталкиваются с одним необъяснимым удивительным свойством полония. Добытый из окриджского опытного реактора с воздушным охлаждением металл с серебристым отливом аккуратно наносится на платиновую фольгу и в специальных надежных футлярах отправляется в Нью-Мексико. И очень редко бывает так, чтобы количество вещества, указанное в накладной, совпало с тем, что обнаруживается на фольге по прибытии груза на место. В конце концов ученые заметили, что полоний расползается по стенкам футляра, и собрать его снова удается с большим трудом. Этот редкий элемент с альфа-излучением, в пять тысяч раз превышающим излучение радия, должен служить в качестве источника нейтронов для «Толстяка» и запускать в нем цепную реакцию. Завернутый в фольгу из бериллия, этот «инициатор» размером с лесной орех должен размещаться в центре плутониевого заряда.
