Пётр Капица - Эксперимент, Теория, Практика. Статьи, Выступления
Поэтому параллельно с существующими у нас сейчас тематическими научно-исследовательскими институтами и конструкторскими бюро, работающими по областям знания, нам нужно будет начать создавать проблемные научно-технические организации большого и малого масштаба. Тогда каждая такая организация будет служить для решения вполне определенной актуальной проблемы. По своей структуре эти организации могут, если это необходимо, включать в себя свои научно-исследовательские институты, лаборатории, конструкторские бюро, опытные заводы и пр.
Чтобы каждая такая организация успешно работала, ее не надо рассматривать как постоянно существующее учреждение, но как созданное только на время решения проблемы, будь то на несколько месяцев или на несколько лет. Поскольку эти организации будут временного характера, то в случае необходимости их легко будет организовывать в тех районах, где решаемая проблема наиболее актуальна и ближе связана с жизненными запросами.
Такое решение научно-технических проблем не потребует более крупных средств. Но главная трудность будет в том, что надо перевоспитать наших некоторых научно-технических работников обычно стремящихся к стабильности в работе своих научных учреждений и боящихся от них оторваться. Нужно воспитать и поощрять в ученых и в передовых инженерах чувство подвижности. Такую организацию для решения научно-технических проблем можно картинно себе представить как подвижное боевое соединение, сформированное из войсковых единиц разных родов оружия. Этому соединению даны определенные оперативные задания, после выполнения которых его следует опять реорганизовать соответственно с требованиями следующего задания.
Конечно, параллельно с этими проблемными научными организациями должны существовать прежние специализированные тематические институты Академии наук и отраслевые институты при крупных заводах и главках. Вновь созданные проблемные научно-технические организации должны разгрузить наши тематические институты как от чуждой им тематики, так и от перегруженности кадрами. Это даст им возможность сосредоточиться на решении задач большого научного значения.
Я думаю, весьма вероятно, что принцип организации работ по проблемам в дальнейшем должен лечь в основу не только при решении прикладных научно-технических проблем, но и при решении теоретических научных проблем и должен оказать влияние на организацию научной работы в Академии наук. Что проблемная организация и здесь будет эффективна, видно из того, что сейчас наиболее интересные и передовые проблемы в науке возникают тогда, когда несколько областей знания скрещиваются между собой, например: биология с химией и физикой или радиофизика с астрономией и т. д. Необходимость комплексной разработки больших научных проблем подтверждается примером объединения научных работ и ученых по проблемной тематике, недавно проведенного в Академии наук СССР. Такое объединение оказалось не только возможным, но прошло с легкостью и было хорошо поддержано нашей научной общественностью.
ЭКСПЕРИМЕНТ, ТЕОРИЯ, ПРАКТИКА
Из выступления на Общем собрании Академии наук СССР 6 февраля 1962 г.
Опубликовано в «Экономической газете» от 26 марта 1962 г.
Я хочу отметить несоответствие в развитии теоретических и экспериментальных работ и отсутствие необходимой связи теории с практикой.
Конечно, в основном я остановлюсь на физико-математических науках. Нетрудно видеть, что у нас происходит отставание экспериментальной физики от теоретической. Возьмите, например, работы, выдвинутые в 1962 году на Ленинскую премию: там много работ по математике, по теоретической физике, но нет ни одной по экспериментальной физике. Я редактор «Журнала экспериментальной и теоретической физики», и мне хорошо известно, что большинство статей, которые к нам поступают, относятся к теоретической физике. Отношение примерно 1 : 4 или 1 : 3.
Наше отставание в экспериментальной физике можно видеть, сравнивая нашу физику с зарубежной.
Возьмем ядерную физику. Хорошо известно, что, несмотря на то, что техническое оснащение в этой области у нас хорошее, экспериментальные результаты слабее. Практически из всего большого количества новых частиц, которые были открыты, значительная, львиная доля падает на зарубежных физиков.
Что касается теоретических работ, то тут, как в математике, так и в теоретической и математической физике, во многих основных областях, несомненно, мы являемся ведущими и занимаем должное место в мировой науке.
Это противоположно тому, что происходит в США, где как раз экспериментальные науки развиваются в ущерб теоретическим, что очень хорошо проявилось еще лет 20 назад, когда в США стала развиваться ядерная физика и необходимо было создать атомное оружие. Для выполнения этого задания американцам пришлось «импортировать» из Европы много физиков-теоретиков.
Хорошо известно, что когда мы решали те же задачи ядерной физики, наши теоретики оказались вполне подготовленными и достаточно квалифицированными, чтобы решить эти задачи быстро и самостоятельно. За последние годы теоретическая физика в США окрепла, и разрыв уменьшился.
Показателем отставания экспериментальных наук является и то, что молодежь, оканчивающая вузы, стремится идти на теоретические работы.
Такое отставание экспериментальной физики — очень серьезный фактор, который все больше и больше будет тормозить нормальный рост нашей физики. Разрыв между теорией и экспериментом, между теорией и жизнью, между теорией и практикой есть симптомы серьезных нарушений нормального развития науки. То, что у нас сейчас происходит отрыв теоретической науки от жизни, с одной стороны, и, с другой стороны, недостаточно высокое качество экспериментальных работ, — все это нарушает гармоническое развитие нашей науки и, мне кажется, происходит не только в физике, но и в ряде других областей естественных наук.
Нам следует осуществить необходимые мероприятия, чтобы поднять нашу экспериментальную физику. Конечно, для этого нужно сперва выяснить причину, тормозящую развитие нашей экспериментальной науки и нарушающую нормальную связь теоретических наук с жизнью. Стоит поставить правильный диагноз заболевания, как лечебные мероприятия станут очевидными.
Из истории развития физики хорошо известно, что деление физиков на теоретиков и экспериментаторов произошло совсем недавно. В прежние времена не только Ньютон и Гюйгенс, но и такие теоретики, как Максвелл, обычно сами экспериментально проверяли свои теоретические выводы и построения. Теперь же только в исключительных случаях теоретик ставит опыты, чтобы проверить свои теории. Происходит это по простой причине. Техника эксперимента значительно усложнилась. Она требует больших усилий при выполнении опыта. Обычно это не под силу одному человеку, поэтому работа выполняется целым коллективом научных работников.
В самом деле, такое оборудование, как ускорители, ожижители, сложнейшие электронные схемы, реакторы и пр., требуют большого штата научных работников для того, чтобы проводить эксперимент. Поэтому физику-теоретику невозможно самому проверять на практике свои теоретические выводы и приходится полагаться на «милость» экспериментаторов, ждать когда они проверят на практике его выводы и предложения.
Из-за этого возникает несоответствие между количеством теоретических работ и возможностью подвергнуть их опытной проверке. В самом деле, теоретик часто печатает несколько работ в год, скажем, четыре, а чтобы сделать экспериментальную проверку, требуется обычно год или полтора, причем над этим должна трудиться группа в несколько человек, скажем, пять человек: очевидно, что тогда на каждого теоретика должно приходиться от 20 до 30 экспериментаторов. Это, конечно, вульгаризованная схема, но в общем она дает идею о необходимом для развития науки соотношении между теоретиками и экспериментаторами.
Сейчас число теоретиков и экспериментаторов примерно равно. В результате получается, что большинство теоретических выводов не проверяется на практике. Теоретики отвыкают от того, что всякая их работа приобретает ценность только после того, как она связана с жизнью. Теория начинает работать сама на себя, и в лучшем случае ее ценность определяется из методических и эстетических соображений.
Для гармонического развития науки нужно, конечно, чтобы теория не отрывалась от опыта, и это может иметь место только тогда, когда теория опирается на достаточно крупную экспериментальную базу. Почему же у нас ее нет? Почему же у нас так мало людей идет в экспериментальную работу и она у нас плохо организована? Ответить на этот вопрос просто: в наших условиях работа экспериментатора гораздо более тяжелая и менее «рентабельная». Не только потому, что экспериментатор в случае неудачи работы теряет не два — три месяца, как теоретик, но год или полгода, т. е. то время, которое обычно сейчас нужно, чтобы завершить экспериментальную работу. Работа экспериментатора требует гораздо больше усилий, ему не только нужно понимать теорию, но он должен иметь ряд практических навыков в работе с приборами, нужно создать хорошо сработавшийся коллектив, часто эксперимент требует непрерывной работы днем и ночью; все это ведет к тому, что признание экспериментатора, как ученого, достигшего научной степени, приходит значительно позже, чем для физика-теоретика.
