Борис Романов - Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях
ВОПРОС: — Такая возможность вам представилась?
ОТВЕТ: — Да. Уволившись летом 1945 года по болезни из армии и возвратившись в Москву, я вновь установил связь с участниками нашей антисоветской группы КОВАЛЕНСКИМ, ДОБРОВЫМ, ДОБРОВОЙ, ВАСИЛЕНКО, ИВАШЕВЫМ — МУСАТОВЫМ, МАТВЕЕВЫМ, ДОБРОВОЛЬСКИМ — ТРИШАТОВЫМ и ИВАНОВСКИМ".
Как немец, Кемниц во время войны был выслан из Москвы и жил с женой в Пензе. Белоусов с женой уехал в эвакуацию на Урал. Но и они, оказывается, поддерживали с Андреевым агентурную связь и продолжали "оставаться активными врагами советской власти, с той разницей, что после поражения Германии они переориентировались на англо — американцев". Шел 1948 год, началась холодная война с недавними союзниками. И Андреев, согласно протокола допроса, признался:
"На сборищах, которые возобновились у меня на квартире, КОВАЛ ЕНСКИЙ, ВАСИЛЕНКО и другие заявляли, что Англия и США
заставят Советское правительство пойти на коренные преобразования вплоть до введения частной собственности, свободной торговли, роспуска колхозов и создания многопартийного демократического правительства.
Они утверждали, что Советский Союз вышел из войны с Германией настолько экономически ослабленным и обескровленным в военном отношении, что не сможет противостоять этим требованиям американцев.
Я держался другого мнения и доказывал им, что Советское правительство не пойдет ни на какие уступки и что его надо свергать насильственным путем, и поэтому Англия и США вынуждены будут начать войну против Советского Союза".
Отсюда следовал второй сюжет — связь подполья с заграницей. И тут следствие действовало уверенно. Вначале добились признания в том, что группа в ожидании новой войны против СССР, которую вот — вот начнут Англия и США, решила продолжать вражескую работу. В протоколах эта тема вначале звучала общо:
"В беседе со своей женой АНДРЕЕВОЙ в конце 1946 года я заявил ей, что если во время войны США против СССР в Москве начнутся волнения, то я первым ворвусь в Кремль и убью Сталина. АНДРЕЕВА поддержала меня и заявила, что готова действовать вместе со мной.
Однако, должен признать, что в последнее время я стал задумываться над тем, что за границей мне представились бы ббльшие возможности для вражеской деятельности против Советского Союза. Я считал, что там я сумел бы издать свои антисоветские произведения, над которыми работал в течение многих лет, и мог бы активно выступать с пропагандой против Советского Союза".
Но этого допрашивавшим оказалось мало, и его заставляют говорить дальше, продиктовав ответ и требуя художественных подробностей: "Вы не только задумывались, но и предпринимали меры к побегу за границу. Договаривайте до конца".
"ОТВЕТ: — Это верно. В конце 1946 года я намеревался вместе со своей женой АНДРЕЕВОЙ пойти в американское посольство в Москве и, выдав себя за противника существующего в СССР государственного строя, попросить у американцев убежища в расчете при их содействии перебраться за границу.
Обсудив детально наш замысел, мы с АНДРЕЕВОЙ пришли к выводу, что осуществить его очень трудно, так как мы наверняка будем выслежены и арестованы.
Отказавшись от этой мысли, мы решили бежать через кавказскую границу в Турцию, а оттуда пробраться в Париж. К разработке нашего плана побега за границу мы с АНДРЕЕВОЙ привлекли участника нашей антисоветской группы МАТВЕЕВА, который, являясь географом, хорошо знал советско — турецкую границу"[401].
И хотя попытку убежать через американское посольство, по замечанию допрашиваемого, можно было обсуждать лишь "в юмористическом разрезе", а планы уехать в Батум и "с помощью контрабандистов" перейти турецкую границу могли показаться Матвееву только неумной шуткой, следствие упорно выясняло детали преступных замыслов. Тем более, что в "Странниках ночи" о проектах бегства за границу говорилось в главах, посвященных архитектору Морге нштерну.
"ВОПРОС: — Почему именно в Париж вы намеревались бежать?
ОТВЕТ: — В Париже проживает мой брат писатель АНДРЕЕВ Вадим Леонидович, который в годы Гражданской войны вместе с белогвардейцами бежал за границу.
При помощи брата я намеревался завязать необходимые знакомства, издать свои антисоветские произведения и продолжать активную борьбу против Советского Союза.
Вот все, что я мог показать о своей вражеской работе.
ВОПРОС: — Нет, это не все. Вы еще не показали о своей связи с иностранными разведками и не назвали лиц, которые направляли вашу вражескую деятельность. Об этом вы еще будете допрашиваться"[402].
Вскоре ему предъявили неназванных лиц. Это были Александр Александрович Угримов с женой, Ириной Николаевной, старшей дочерью Муравьева. В конце 1947 года Угримова, участника Сопротивления, советско — патриотически настроенного, выслали из Франции на родину. После всех перипетий в марте 48–го он приехал в Москву и получил направление на работу в Саратов. Семья последовала за ним и
1 мая на теплоходе "Россия" вместе с другими репатриантами прибыла в Одессу. Через две недели, 15 июня, в Саратове Угримова арестовали. Тещу и жену, едва успевших распаковать чемоданы, взяли на даче на Никол иной Горе, а в Москве ее сестру. Через недолгое время после ареста Угримов из Лубянки, как и все подельники Андреева, переведенный в Лефортово, стал понимать, чего от него требуют следователи. "В двух словах, — пишет он, — это сводилось к следующему: Даниил Андреев здесь — крупный террорист; Вадим Андреев там — крупный агент американской и английской разведок; а я, также агент, приехал, чтобы установить связь между ними, и для этой цели меня и заслали в СССР под видом высылки"[403].
Занимавшийся делом Угримова следователь по фамилии Седов с недобрым белесым лицом добивался признаний в "шпионской и диверсантской деятельности". Допросы шли почти ежедневно. Однажды Седов, по определению подследственного, бессовестный и злобный, но выдрессированный пес, избил его резиновой палкой так, что вернувшись под утро в камеру с черной, ставшей сплошным кровоподтеком спиной, он мог лечь только на живот. На одном из допросов, попав в кабинет Леонова, Угримов увидел справа диван, накрытый белой простыней. Поймав его взгляд, Леонов, усмехаясь сказал: "…Это после вчерашнего. Да, мы гуманны, очень гуманны, но всему есть предел, и мы принуждены будем применять к вам жесткие меры…"[404].
Другим зарубежным связным попытались сделать Фатюкова, привозившего в 45–м письмо от Вадима Андреева. Но главным обвинением оставался террор, чем-то серьезным подкрепить связи Даниила Андреева и его друзей с заграницей не удавалось.
9. Террористы
Абакумов в пути наверх готов уничтожить любого, — доносил Сталину на своего недоброжелателя, назначенного в мае 1946–го министром госбезобасности заместитель наркома внутренних дел Серов. Серов не догадывался, что вождю это качество министра скорее на руку. Но Абакумову успокаиваться не приходилось. За последний год ни об одном серьезном умысле покушения на подозрительного хозяина министерство не сообщило. Разоблачение в 46–м на Ставрополье группы "Союз борьбы за свободу", состоявшей из нескольких двадцатилетних комсомольцев и ученика 9–го класса, или американских шпионов, вроде литературоведа Сучкова, вряд ли относились к достижениям бдительности. Поэтому делу Даниила Андреева на Лубянке придавали особое значение, вели обстоятельно, не жалея сил. Одним из режиссеров дела был полковник Комаров. Алла Александровна запомнила его как человека "крупного, плотного, тяжелого, черного, с тяжелыми черными глазами"[405]. Она увидела его в Лефортово, куда подследственных после первого этапа следствия перевели по приказу Абакумова. Тогда же министр государственной безопасности отправил спецсообщение:
"21 июня 1948 г. № 4248/а
Совершенно секретно.
Товарищу СТАЛИНУ И. В.
Об аресте в Москве террориста АНДРЕЕВА Д. Л. и ликвидации возглавляемой им антисоветской группы с террористическими намерениями. Всего по делу арестовано 16 человек"[406].
Читавший документ Сталин, издавна опасавшийся и ждавший покушений, сделал отчеркивания на полях только там, где речь шла о местах предполагаемых терактов.
О замысле покушения на сталинской даче:
"Об этом АНДРЕЕВ показал: "Я неоднократно обдумывал различные варианты осуществления своих террористических замыслов против главы советского государства. В частности, у меня было намерение искать возможность совершения покушения на главу советского государства в его подмосковной даче в Зубалово""[407].
В Большом театре:
