Роман Романов - MMIX - Год Быка
Другое дело, что расчёт этих внешних сил строился на каких-то иллюзиях о возможности переподчинить постсоветский режим иному, пусть и родственному геополитическому проекту. В конце концов, даже при крайней слабости ельцинского Кремля, этому воспрепятствовали бы другие геополитические центры силы, включая американцев и европейцев. Возможно, так и было. Когда общая для всех внешних сил задача втянуть Кремль в чеченскую войну была решена, служба безопасности Ельцина получила добро на операцию «мордой в снег». Некто Гусинский, изображавший из себя за чужой счёт олигарха, в одночасье лишился охраны и средств передвижения. Спецназовец Азазелло оторвал домашней птице последнюю ногу. Кстати жареная курица у Поплавского описана как «громадная», то есть и в самом деле похожа на гуся. Отметим, что проамериканская либеральная интеллигенция отнеслась к появлению Поплавского на политической сцене с притворным сочувствием, а вот реальные, а не мнимые олигархи в лице Бегемота забеспокоились – потребовали паспорт, проверили прописку и вызвали спецназ.
Во второй попытке, при втягивании Кремля во вторую чеченскую войну наш Поплавский действовал гораздо осторожней. Пропустил вперёд регионалов во главе с Лужковым, чтобы посмотреть, как у них получится. Но и в 1999 году, в конце 19 стадии Реставрации спецслужбы оказались дееспособными. Более того, на этот раз и Гелла, то есть масс-медиа поучаствовали в выпроваживании с политической сцены «неудачливых визитёров». Так что в рамках политического подтекста Автор и на этот раз угадал с сюжетом, точно указав в конце главы на 94-й год. Однако мы уже привыкли, что политический подтекст – не главный и не самый глубокий слой скрытого смысла. Более интересным представляется внутреннее убранство нехорошей квартиры, а также знакомая нам символика пищи.
Цветные витражи в окнах, церковная парча на столе, запах ладана, чёрное одеяние Воланда – всё это должно указывать на некое подобие храма. Опять же в конце главы звучит «Алиллуйя», напомнившая нам о 5 главе, где мы уже обнаруживали что-то похожее – Дом Грибоедова как храм для поклонников булгаковского наследия, членовМассолита. Но и нехорошая квартира – такой же «дом Булгакова», так что это просто подтверждение уже найденной нами связи. Не совсем ясно, при чём здесь именно 18 глава? Ведь мы уже находили ближайший к 5 главе аналог «собрания» заблуждающихся в 15 главе. Почему же нам опять настойчиво предлагают эту же аналогию? Логичнее было бы сравнить с 8 главой, с клиникой Стравинского. Один из возможных ответов может быть таким: Автор ещё раз обращает наше внимание на зеркальную симметрию нисходящей и восходящей линий каждого числового ряда, в том числе между 16 и 17, 15 и 18, 14 и 19 стадиями соответственно.
Возьмём, например, Надлом российской истории, то есть советский период. Период тридцатых годов и симметричный относительно 1941 года период сороковых-пятидесятых очень схожи. Только в 30-е развитие идёт от коллективного руководства через острое соперничество к тирании и диктатуре военного времени, а в 40-е и 50-е – в обратную сторону. Одни и те же внешние формы – колхозы, «шарашки», лагеря имеют столь же тёмное содержание, но немного иной, позитивный вектор движения. Возвращение людей из армии в колхозы или на заводы – это уже признак мирной жизни, надежды на будущее, а не подготовки к войне, как в 30-е. Да и лагеря военнопленных или зэки из бандеровцев – это пусть и немного, но другое.
Точно так же «застойные» брежневские годы с внешнеполитической «разрядкой», внутренней коррупцией, развитием народного потребления, половинчатыми экономическими реформами и либеральными спецслужбами, размещающими творческие заказы, вполне симметричны концу 1920-х. А краткий период ленинского нэпа – горбачёвским реформам. Разница в длительности симметричных периодов не должна нас смущать – в историческом процессе важнее не формальный хронометраж, а насыщенность событиями. И потом разрушительные процессы всегда быстротечнее зеркально симметричных им конструктивных движений.
Период постсоветской Реставрации зеркально симметричен Гражданской войне после краха Империи. Сюжет во многом похож, но вместо силового удержания территорий применяются более гуманные методы контроля над финансовыми потоками. Разница небольшая, но она позволяет здоровым силам направлять развитие по восходящей линии. Так что теоретическое ожидание симметрии между стадиями нисходящей и восходящей линий вполне подтверждается конкретными примерами.
Тем не менее, символика домового «храма», кроме указания на взаимосвязи с другими главами Романа, должна иметь своё истолкование в рамках 18 главы. Для этого нужно найти обобщённое символическое значение числа 18. Восьмёрка имеет значение «откровение». В 8 главе мы нашли условия, необходимые для получения откровения – очищение, смирение, отрешение от мирской суеты. Легко заметить, что в 18 главе речь, наоборот, идёт об амбициях, суете, шкурных вопросах и о последствиях всего этого. Пожелания Воланда о необходимости чистоты и первой свежести оставлены без внимания. Наверное, поэтому одежда посетителя не обновляется, а наоборот – пачкается вином.
Между прочим, вино в библейской символике имеет вполне ясное значение – такое же, как и восьмёрка. Например, первым библейским пророком, получившим откровение, был Ной, и он же был первым, вкусившим вина. Из этой же серии иносказание об Иисусе, превратившему воду надежды в вино откровения. Получается, что откровение, если воспринимать его без необходимой подготовки, без внутреннего очищения и смирения, не только не ведёт к обновлению одежды, то есть знаний, но такая ситуация ведёт к порче одежды и напрасному пролитию вина.
Только очень прошу читателей чётко различать разные слои скрытого смысла в Романе. Символическое иносказание, которое мы сейчас пытаемся истолковать, не нужно путать с политическим или историческим подтекстом, необходимым для иллюстрации стадий развития. Буфетчик Соков в политическом подтексте может соответствовать Лужкову и в целом сословию региональной элиты, но в символическом слое речь идёт о развитии Идеи и о субъектах познания, порождаемых этим развитием. Один из субъектов в нашем случае хочет восстановить утраченный смысл, потерянную силу ранее полученных ценностей. Ответ высших сил ясен: для этого нужно, как минимум, отказаться от «осетрины второй свежести». Надеюсь, читатели ещё не забыли, не утратили смысла символики рыбы как священного знания об этих высших силах, данного в откровении. Популярный образ из 18 главы «осетрина второй свежести» – это испорченное, искаженное откровение. Как и пролитое вино.
Воланд пытается дать соискателю высшего знания добрый совет: выбрать скамеечку пониже, соответствующую духовному росту. Напомним, что Соков описан как малюсенький человечек. А что может означать кусочек очень нежного и вкусного мяса, который всё же достался «буфетчику»? Символика мясной, твёрдой пищи означает знание, доступное лишь подготовленному, зрелому разуму. Маленький кусочек такой пищи может усвоить и недостаточно зрелый ум, который всё же желает знаний. Но и это не идёт на пользу: лишь только сова, то есть мудрость, краем крыла коснётся чела человечка, как тот с перепугу чуть опять не падает с высокого стула. Эффект от познания сверх разума будет почти таким же, как в случае с испорченным, искаженным откровением.
Но как священное знание может испортиться, потерять единственную свежесть? А очень просто: если владелец священной книги не знает смысла откровения, тогда бесценные духовные ценности превращаются в этикетки, обесцененные знаки. Ещё хуже, когда этим испорченным, неверно переведённым или истолкованным «знанием» начинают торговать, использовать для мирских целей, получения высокого социального статуса «не по росту». Что ж, понять такое стремление можно, только вот падение бывает болезненным.
Желание обладать знанием без понимания его смысла не приветствуется. Разговор Воланда с буфетчиком связан с выявлением мотивов – а для чего собственно просителю нужно восстановить силу его сокровищ. Оказывается, что почти всё человеческое ему чуждо, как Скупому рыцарю. А важна лишь власть, обладание ценностями. Даже предсказание скорой смерти выглядит, скорее, попыткой дать «буфетчику» последний шанс исправиться, выбрать полноценную жизнь. Однако его, увы, интересует не собственная жизнь, а только собственная смерть. Неудачна и последняя попытка соседки пробудить чувства, чтобы поделиться «червонцами» с теми, кто в них нуждается. И даже восстановленные Воландом «ценности» в руках буфетчика всё равно вскоре превратятся в пустые бумажки. А ещё в чёрных котят. Вот действительно любопытная аллегория, трудно поддающаяся толкованию. У меня что-то не получается. Если только через аллегорию соломенной шляпы, предназначенной защитить лысину от солнечного удара? Когда проситель только направлялся наверх, такая защита у него была. Получив знание «не по росту», он остался без защиты. И даже после просьбы вернуть защиту, шляпа превращается в нечто противоположное и наносит раны своему владельцу.
