Бенедикт Сарнов - Рассказы о литературе
В конце своей статьи Эмиль Золя изъявил готовность внести деньги в фонд строительства памятника Бальзаку:
«Я подписываюсь на тысячу франков.
Я внесу сто франков на памятник Александру Дюма только после того, как подпишусь на тысячу франков для сооружения памятника Бальзаку».
Конечно, в литературе не может быть точного подсчета, какой писатель во сколько раз крупнее другого. Так что не торопитесь делить тысячу на сто. Но как бы мы ни восхищались романами Дюма, нельзя ставить их на одну доску с книгами Стендаля, Бальзака, Флобера, Мериме.
Как сказал Золя, «это всего лишь литературная справедливость».
НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ТУТ ПРЕКРАСНОГО!
Одна из величайших трагедий Шекспира заканчивается строчками, которые всем вам, конечно, хорошо известны:
Нет повести печальнее на свете,Чем повесть о Ромео и Джульетте.
И правда, трудно вообразить что-нибудь более грустное. Юноша и девушка, а по сути, еще мальчик и девочка, которые пока что только начинают жить, встретили друг друга и полюбили. Сразу и так крепко, что, наверное, на всю жизнь.
Казалось бы, ничего не может быть прекраснее и естественнее. Но, увы, жизнь их оказалась слишком короткой. Все было против них.
И прежде всего мрачная кровная вражда их семейств. Синьору Капулетти и в голову не придет дать согласие на брак своей дочери Джульетты с сыном его врага Монтекки. Безграничная отцовская воля, непререкаемая в средневековой Италии, велит ей быть женой графа Париса.
А тут еще Ромео втянут против своей воли в уличную потасовку, совершает в поединке убийство и изгнан из родной Вероны в ссылку, в Мантую.
Конечно, все вы прекрасно знаете этот сюжет — один из знаменитейших в мировой литературе. И мы кратко пересказываем его вовсе не для того, чтобы напомнить его вам. Нет, мы хотим лишь обратить ваше внимание на то, с какой поразительной, прямо-таки безжалостной неотвратимостью Шекспир ведет своих юных героев к гибели.
Мало того, что Ромео и Джульетте пришлось уже испытать столько страданий. Мало того, что против них весь уклад тогдашней жизни с обычной для средневековья родовой враждой. Против них еще и сама судьба.
Только-только хитроумный монах отец Лоренцо придумал план соединения Ромео и Джульетты, как слепой случай разрушает его замысел. Отец Лоренцо дает Джульетте такое лекарство, благодаря которому она впадает в краткий летаргический сон, настолько глубокий, что все решают, будто Джульетта умерла. Дальнейший план таков: Джульетта очнется в семейном склепе, отец Лоренцо поможет ей бежать оттуда, и тогда она встретится с Ромео.
Однако Ромео не суждено узнать о замысле отца Лоренцо: посланник монаха задержан в дороге. Зато до Ромео доходят слухи о смерти Джульетты. Он тайком возвращается в Верону, пробирается в склеп, чтобы умереть рядом с мертвой, как он думает, возлюбленной.
Вот тут-то бы Шекспиру и протянуть ему руку помощи. Казалось бы, хватит! Ну, пощекотал он нам нервы, провел своих героев через невиданные испытания — теперь впору бы пожалеть их (а заодно и нас с вами).
Пусть бы Ромео только собрался выпить яд, мы бы с вами заволновались, но тут Джульетта очнулась бы и все кончилось бы хорошо...
Но нет. Ромео умирает, и очнувшаяся Джульетта видит его безжизненное тело.
Что он в руке сжимает? Это склянка.Он, значит, отравился? Ах, злодей,Все выпил сам, а мне и не оставил!Но, верно, яд есть на его губах.Тогда его я в губы поцелуюИ в этом подкрепленье смерть найду. (Целует Ромео.)Какие теплые!.. Я все еще жива...Пора кончать. Но вот кинжал, по счастью.Сиди в чехле! (Вонзает в себя кинжал.)Будь здесь, а я умру...
Да, иначе не скажешь: «нет повести печальнее на свете...».
Недаром вот уже много веков зрители плачут на представлении этой трагедии.
Неужели Шекспиру не жаль своих героев? Этого не может быть. Напротив, он их нежно любит. Они милы ему своей чистотой, силой чувства, душевной красотою. Перечтите хоть этот предсмертный монолог Джульетты: сколько в нем боли!
Есть известная история про Бальзака. Пришедший к нему приятель застал писателя в обмороке. Бальзак почти сполз с кресла, и пульс его прощупывался едва-едва.
— Скорее за доктором! — закричал этот приятель. — Господин Бальзак умирает!
От его крика Бальзак очнулся. Глядя на приятеля глазами, полными самого настоящего горя, он прошептал:
— Ты ничего не понимаешь. Только что умер отец Горио...
Описывая смерть своего любимого героя, каждый настоящий писатель переживает ее как личную, кровную, реальную потерю. По выражению одного литератора, описывать смерть героя — это значит примерять свою собственную смерть.
Мы почти ничего не знаем о жизни Шекспира, но не было бы ничего удивительного, если бы вдруг обнаружилось воспоминание его современника о том, что, описывая смерть Джульетты, или Отелло, или Гамлета, он переживал их гибель так же тяжело, как Бальзак пережил кончину отца Горио.
Но тогда зачем же Шекспир так суров и с Джульеттой, и с ее Ромео? Зачем, в особенности если и ему самому все это давалось очень нелегко? Разве не лучше было бы, если бы судьбы любимых героев сложились совсем иначе, благополучно?
На этот вопрос был однажды дан очень уверенный ответ:
— Разумеется, лучше!
Дело было так.
Один молодой англичанин, некто сэр Оливер Мендвилль, живший чуть позже Шекспира, путешествовал по Италии. И, застигнутый непогодой, был радушно принят в доме сельского священника.
Слово за слово, и речь зашла о городе Вероне, том самом, где и протекли печальные события, описанные в трагедии Шекспира, и откуда, как выяснилось, родом хозяин дома. Англичанин, чтобы сделать приятное гостеприимному священнику, сказал ему, что у них в Англии Верону называют городом Джульетты.
Священник безмерно удивился:
— О какой Джульетте вы говорите?
— О Джульетте Капулетти, — пояснил сэр Оливер. — У нас, видите ли, есть такая пьеса... некоего Шекспира. Превосходная пьеса. Вы ее знаете, падре?
— Нет, но постойте... Джульетта Капулетти... Джульетта Капулетти... — забормотал священник, — ее-то я должен был знать. Я захаживал к Капулетти с отцом Лоренцо...
Теперь пришла очередь удивиться сэру Оливеру:
— Вы знали монаха Лоренцо?
— Еще бы, — самодовольно ответил священник. — Ведь я, синьор, служил при нем министрантом. Погодите, не та ли это Джульетта, что вышла замуж за графа Париса? Эту я знал. Весьма набожная и превосходная была графиня Джульетта. Урожденная Капулетти, из тех Капулетти, что вели крупную торговлю бархатом.
— Это не она, — сказал сэр Оливер. — Та, настоящая Джульетта, умерла девушкой и притом самым прежалостным образом, какой только можно себе представить.
— Ах, так, — отозвался священник. — Значит, не та. Джульетта, которую я знал, вышла замуж за графа Париса и родила ему восемь детей. Примерная и добродетельная супруга, молодой синьор, дай вам бог такую. Правда, говорили, будто до этого она сходила с ума по какому-то юному шалопаю. Эх, синьор, о чем не болтают люди? Молодость, известно, не рассуждает, и все-то у них сгоряча...
Вы, наверное, уже догадались, что «юный шалопай» — не кто иной, как Ромео.
Да, так оно и есть: по словам священника, на самом деле все было совсем иначе, чем в трагедии Шекспира. Оказывается, Ромео вовсе не убил графа Париса, как о том рассказывает Шекспир, а только ранил. И не был сослан в Мантую, а сам бежал туда, спасаясь от гнева мстителей.
Напрасно англичанин уверяет священника, что он сам все видел собственными глазами: ведь он сидел в театре в первом ряду и точно знает, что Ромео принял яд, а Джульетта закололась. Священник и слушать его не хочет.
Он даже рассержен:
— И что вам в голову лезет! Удивляюсь, кто это пустил подобные сплетни. На самом деле Ромео бежал в Мантую, а бедняжка Джульетта от горя чуть не отравилась. Но между ними ничего не было, просто детская привязанность: да что вы хотите, ей и пятнадцати-то не было. Я все знаю от самого Лоренцо, молодой синьор... После этого Джульетту отвезли к тетке в Безенцано, на поправку. И туда к ней приехал граф Парис — рука его еще была на перевязи. А вы знаете, как оно получается в таких случаях: вспыхнула тут между ними самая горячая любовь. Через три месяца они обвенчались... Вот, синьор, как оно в жизни бывает!
Казалось бы, сэр Оливер, который плакал на представлении трагедии «Ромео и Джульетта», должен быть рад, узнав, что на самом деле все кончилось мирно и славно: ведь, по словам священника, и Ромео в конце концов успокоился, влюбившись в Мантуе в другую девушку.
Но англичанин не радуется. Он огорчен.
— Не сердитесь, падре, — говорит он, — но в той английской пьесе все в тысячу раз прекраснее.
Однако священник никак не может с ним согласиться.
— Прекраснее! — сердито фыркает он. — Не понимаю, что тут прекрасного, когда двое молодых людей расстаются с жизнью. Жалко было бы их, молодой синьор! А я вам скажу — гораздо прекраснее, что Джульетта вышла замуж и родила восьмерых детей, да каких детишек, боже мой, словно картинки!
