Татьяна Москвина - В спорах о России: А. Н. Островский
Центральный образ спектакля — трансформирующийся «буфет», слово «кафе» Островский не употреблял, но, конечно, у Праудина именно что провинциальное кафе не без претензий, поскольку двое молоденьких слуг переодеты в нарядные костюмчики — не то тирольские, не то шотландские, хотя у хозяина Ивана (Николай Иванов) при этом топор засунут за пояс недвусмысленно. Наряды нарядами, а дело делом. Русские будни довольно однообразны пластически — либо сиди за столом, либо прохаживайся. И слугу от господина здесь отличить нетрудно. Господин — это тот, кто наступит на слабого, посмеется над униженным, разобьет человеческое сердце. Да, именно это делает самых ничтожных людей господами — разумеется, от мира сего. Вылезет вдруг мерзость из человека, как она вылезла из Вожеватова, и он возьмет и вымажет нищему провинциальному актеру лицо липкой дрянью и пухом — просто так, чтоб знал свое место, от пустоты душевной, от того, что есть поважнее и побогаче коммерсанты, чем он, и есть мужчины, которых побольше любят, чем его, обидно же!
У каждого человека тут свой груз, прошлое живет в нем всегда и медленно прирастает настоящим. Даже если люди просто сплетничают или пробуют веселиться, в глазах живет уже пройденный невеселый и непростой путь, у кого — бедность и унижение, у кого — любовная тоска, у кого — цепочка предательств, у кого — муки самолюбия. Никаких карикатур, никаких разоблачений. Все, в общем, по-своему обаятельны, даже таящий в себе наибольшие запасы мерзости, с завидущими глазами Вася Вожеватов (выдающаяся работа Юрия Елагина). Герои имеют разные житейские перспективы не по воле рока, а по неумолимому рисунку сочетания души с реальностью. Если Харита Игнатьевна (Ирина Соколова) покорно существует как бы в послесловии к собственной жизни, в которой уже ничего не будет, кроме прибавки мытарства, то Карандышев (Сергей Андрейчук) дерзит судьбе, бунтует, хорохорится, кривляется потешно и обреченно. Люди так сложны и так обречены на самих себя, что проникновения друг в друга невозможны, понимание иллюзорно.
Маргарита Лоскутникова (Лариса) лишена солнечного блеска, сугубо русалочьих чар, которых часто требуют от воплощения этой героини Островского. Да, спектакль не о чувственности, а о чувствительности, и Психея здесь явно вытесняет Эроса. Но ведь таков весь творческий мир режиссера, в нем есть строгая и точная логика, и по ней Лоскутникова — правильная героиня. Ее царство не от мира сего, она ужасно серьезна, она измеряет собой возможность прожить в этой жизни чисто, нелицемерно, с любящей душой и, как прилежная ученица, приходит к единственно верному ответу. Никак не получается. Не прожить.
Черное платье, волосы заплетены в косу, скорбно поджаты губы, во всех движениях сдержанность, искренность, простота. Сто лет назад такие говорили о страданиях народа, тридцать лет назад перепечатывали диссидентские сочинения. Душа, ищущая подвига. Лариса праудинской «Бесприданницы» (оттого и бесприданница, что у души никогда ничего нет, говорят же русские: «За душой ни гроша») нашла свой подвиг в обреченной любви, и, возможно, она и должна была погибнуть — но горе тем, через кого пришла эта погибель…
Островский вдохновил режиссера на рекордное количество художественных решений. Вот случай, когда взято у автора не так, что-нибудь с поверхности, крохи на потеху публике, а добыто из глубины, свое, заветное, драгоценное. Как написали бы в газете «Ленинградская правда» — вот и положительный пример обращения к русской классике. Хотя в нынешних условиях всякое небандитское обращение к русской классике положительно, или вы хотите спорить?
2004
Требуйте всюду!
Абсолютное серьезное предложение ко всем соответствующим министерствам и ведомствам. По категорическому требованию театральной публики. Касается всех театров России.
Например, я прихожу в аптеку или кондитерскую. В универсам или универмаг. Все равно. При определенном уровне цивилизации законы будут действовать одни и те же.
Чтобы я там ни купила, любой товар будет иметь либо специальный вкладыш, либо соответствующую маркировку на упаковке. И я смогу прочесть необходимые сведения о купленном товаре — сведения, не заключающие в себе никаких личных мнений или суждений, но лишь объективную реальность:
— из чего состоит товар;
— как им пользоваться;
— каков срок хранения;
— какие противопоказания.
Без этих сведений товаров практически и не бывает (разве что соленые грибы у бабушки — но это уж личные ваши риски). Это азбука потребления.
Но эта азбука отчего-то совершенно не распространяется на сферу товаров и услуг, производящихся в искусстве.
Если вы возьмете в руки книгу, решая, купить или не купить, на ней будут хвалебные отзывы и преувеличенные мнения.
Если вы, решая все тот же вопрос — купить или не покупать билет в кино/театр, откроете любой журнал или газету, вы увидите все те же самые рекламные штучки. Пышные эпитеты, сладкие слова — одни и те же. Или критические разборы — редко внятные.
Нигде и никогда вы не прочтете того, на что имеете право как потребитель:
— из чего состоит товар;
— как им пользоваться;
— какие противопоказания.
Товар искусства не сертифицирован и, в сущности, беззаконен с точки зрения закона о правах потребителя!
Но почему? Искусство производит товар, имеющий материальную форму и материальное содержание. Если его духовная компонента, возникающая в восприятии, дискуссионна и индивидуальна, то реальное содержание вполне может и должно быть сертифицировано, описано в строгих и понятных категориях.
Возьмем к примеру театральный товар — спектакль.
На сегодня зритель не знает о спектакле, на который идет, почти ничего. Ну, прочтет он статью Давыдовой, что данный спектакль — модный, культовый и стильный, или реплику Москвиной, что все модные и культовые спектакли надо утопить в сортире. Пользы от этого чтения никакой. На мой вкус, Москвина пишет лучше, но ведь и это спорно в этом спорнейшем из миров.
А вот если бы перед покупкой билета, по первому требованию зрителя, ему выдавали вкладыш-сертификат к спектаклю, польза была бы.
В сертификате бы указывалось:
— какова литературная основа спектакля: когда и кем написано произведение, какое место занимает/не занимает в истории драмы/литературы, когда ставилось и как; соотношение режиссерской концепции с авторским текстом: сколько процентов текста сохранено, сколько сокращено, есть ли вставки, отсебятина, где, какие именно; соблюден или нет принцип историзма— когда и где происходит действие, совпадает ли это с указанием автора;
— жанр спектакля;
— метод постановки (к какому направлению принадлежит спектакль, является ли он жизнеподобным, бытовым и психологическим или нет, или есть смешение — тогда в какой пропорции?);
— используется ли в спектакле ненормативная лексика и обнаженная натура;
— используются ли в спектакле реплики и движения, связанные с физиологическими отправлениями человека (совокупление, дефекация, мочеиспускание, рвота и тому подобное);
— художественная новизна/традиционность постановки: оригинальны или заимствованы мизансцены, трактовка и т. д.;
— точный состав постановочной бригады и длительность спектакля.
Давайте составим примерный сертификат на обычный, идущий себе спокойно спектакль. Учитывая мою личную страсть к драматургии А. Н. Островского, скажем, на «Ва-банк» в Театре Ленком (Москва, 2004).
Литоснова: оригинальная пьеса Островского «Последняя жертва». Признанная удача позднего Островского, ставилась более ста лет с успехом, экранизирована. Считается классической, в данный момент идет в нескольких столичных театрах. История женской любви к недостойному избраннику, картина нравов пореформенной России.
Режиссерская концепция: оставлено около 40 % текста. Остальное — парафраз или отсебятина. Фразы автора пьесы подвергаются искажению, звучат реплики неустановленного происхождения. Большие сокращения, часть персонажей отсутствует. Поэтика автора искажена, сюжет не изменен. Принцип историзма: не соблюден ни в чем.
Жанр: комедия-фарс.
Метод: антипсихологический, антибытовой, нежизнеподобный. Близок к эстрадному (устойчивая актерская маска, репризная подача текста).
Ненормативная лексика и обнаженная натура не используются.
Физиологических отправлений нет.
Художественная новизна: отсутствует.
Состав постановочной бригады и длительность спектакля: прилагаются.
По-моему, очень убедительно. Каждый может прочесть и понять, нужно это ему или нет. По данному описанию, мне кажется, ясно, что большой беды нет, но и счастья не будет тоже.
