Владимир Гаков - Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности

А тут как раз выходит книга, убедительно показывающая, что вообще никто не сможет обеспечить себе полную безопасность в атомной войне!

"Что делает роман Невила Шюта самым неотразимым из всех многочисленных хроник атомной войны? — размышляет Пол Брайнс в книге "Ядерные холокаусты". — Думаю, причина успеха заключена в поистине уникальной настойчивости, с которой проводится главная мысль: в атомной войне погибнут все без исключения. Ничто не отвлекает внимания читателя от главного. Никаких вторжений из космоса, никаких подземных убежищ, где главные герои могли бы отсидеться, ни битв за выживание в обстановке нового варварства, которое хоть и жестоко, но по-своему возбуждающе, — ничего этого в романе нет. Просто показаны мужчина и женщина, мучительно приходящие к единственно правильному в создавшихся условиях решению. Сначала убить собственное дитя в колыбельке, а затем самим принять яд, пока вокруг умирают остатки человечества"[83].

Слава романа Шюта не оказалась бы столь велика и долговечна (а роман по-прежнему переиздают), если бы не могущественное американское кино. Не знаю, как насчет книги, но одноименный фильм, поставленный режиссером Стэнли Креймером в 1959 году, посмотрели в Америке все, кто вообще ходит в кино.

СТЭНЛИ КРЕЙМЕР

Род. в 1913 г.

Известный американский кинорежиссер. Окончил Колумбийский университет. Участник второй мировой войны. Поставил фильмы "Корабль дураков", "Благослови детей и зверей" и др.

В фильме фантастична только исходная ситуация — третья мировая война произошла и пока не затронула Австралию. Никаких фантастических декораций и специальных эффектов, на которые американское фантастическое кино расщедрится двумя десятилетиями позже. Но, оказывается, и абсолютный реализм происходящего на экране может быть фантастичным, способным бить по нервам.

Все, что наблюдал зритель в зале, вполне могло произойти — завтра, сегодня ночью, прямо сейчас. Люди расходились с сеансов в шоке, и, судя по степени популярности картины (одни Ава Гарднер и Грегори Пек в главных ролях вряд ли вызвали бы такую реакцию), "послание" Креймера поняли и приняли те, к кому оно было обращено.

Может быть, впервые произведение искусства с неопровержимой логикой донесло до десятков миллионов мысль, ранее сформулированную в романе (его читало на порядок меньше): произойди атомная война — и никому, нигде не удастся отсидеться. Она отменит само понятие нейтральной стороны.

В фильме есть кадры незабываемые. Подводная лодка, посланная в Сан-Франциско с целью узнать, кто остался в живых (в эфире постоянно присутствует какая-то нелепая "морзянка" — значит, чья-то рука нажимает на ключ?), всплывает в бухте Золотые Ворота. Одетые в противорадиационные костюмы, члены экипажа проходят по улицам обезлюдевшего города — чтобы убедиться: на рации "работает" ветер, гуляющий по помещению пустынной радиостанции.

За первым тяжким ударом по всегдашнему человеческому оптимизму, дающему веру в лучшее даже в ситуациях безнадежных, следует второй. Над Австралией проливается благодатный в этих местах ласковый дождь, на сей раз несущий всему живому гибель от лучевой болезни. И людям начинают раздавать пилюли с ядом.

Все, конец…

Как посерьезнела научная фантастика всего за несколько лет, прошедших после Хиросимы. Теперь вопрос о выживании цивилизации поставлен жестко и бескомпромиссно, без обычных в фантастике утешительных "если".

Чтобы подчеркнуть эту бескомпромиссность, и Шюту, и Креймеру нужна была именно научная фантастика. На меньшее — просто реалистический антивоенный роман и фильм — не соглашались. И хотя фильм, например, оставляет вопросы — неясно, почему Сан-Франциско стоит себе целехонек, а жители вымерли все до единого (нейтронная бомба?), — художественный образ создан потрясающий.

Нужен был режиссеру этот вымерший, но абсолютно сохранившийся город. Города отстраиваются и на пепелищах, а в честь погибших в войнах ставят мемориалы. После новой, последней войны цивилизацию заново не построишь, и служить панихиду по всему человечеству будет некому.

Финальный эпизод фильма ныне причислен к киноклассике. Ветер бродит по пустынной площади, лениво перебирает рассыпанные клочки бумаги — листовки, призывающие обреченных на мучительную смерть к добровольному уходу из жизни. И полощет огромный транспарант с надписью: "Еще не поздно, брат!"

К кому обращен жутко смотрящийся на безлюдной площади призыв? К оставшимся в зрительном зале. От них теперь зависит финал этого "кино".

Разговор об атомной фантастике первых двух десятилетий после Хиросимы останется неполным, если не упомянуть другой знаменитый фильм с непривычно длинным названием: "Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал волноваться и полюбил бомбу". Его поставил в 1963 году уже знакомый нам Стэнли Кубрик.

В различных биографиях имя автора литературного первоисточника называют по-разному. Некоторая путаница, действительно, имела место.

В 1958 году бывший военный летчик англичанин Питер Джордж под псевдонимом "Питер Брайант" выпустил научно-фантастический роман о начале третьей мировой войны. Книга называлась "За два часа до гибели" (в США она вышла под названием "Красный телефон тревоги").

Отдельные сюжетные линии и образы — безумец ученый, свихнувшийся на почве антикоммунизма американский генерал, отдавший приказ нажать злополучную кнопку, — привлекли внимание Стэнли Кубрика. Однако он увидел в книге совсем не то, что пытался изобразить автор. В соавторстве с известным кинодраматургом Терри Сазерном Кубрик написал сценарий фильма и поставил картину, принесшую ему успех. А Питер Джордж, книгу которого, не выйди фильм Кубрика на экран, скорее всего просто забыли бы, довольствовался тем, что в тот же год создал новую "версию" (фактически добросовестно переписанный сценарий) — уже под собственным именем и сохранив название фильма… Так появился "роман" Джорджа "Доктор Стрейнджлав".

Имя автора ныне действительно забыто. Два года спустя он еще раз попробовал силы в фантастике (герой романа "Командир-1" — еще один спятивший, капитан атомной подводной лодки, начинающей третью мировую войну), а затем случилось событие непредвиденное и драматичное. Не выдержав давления атомной истерии, Питер Джордж в 1960 году покончил с собой… Что касается Стэнли Кубрика, то его имя отныне прочно ассоциируется с фильмом "Доктор Стрейнджлав…".

Режиссеру удалось создать нечто принципиально повое по сравнению с предшественниками. Брэдбери с библейским пафосом клеймил, Шют и Креймер взывали к холодному разуму, здравому смыслу. А Кубрик попытался атомную бомбу высмеять. Высечь ее беспощадным смехом.

Тут, конечно, встает вопрос: а можно ли? А нужно?..

Вопрос закономерен, но, как часто в искусстве случается, решение зависит от прецедента, от чьей-то удавшейся попытки. Как метод, пример для подражания — вышучивание атомной бомбы, хохот над сожженным, пусть и в результате собственной глупости, человечеством вряд ли вызовет сочувствие. Но в качестве исключения… В данном случае фильм удался, и победителя не судят!

Время Кубрик вычислил точно. В те годы настроение отчаянного безрассудства в отношении видов на будущее преобладало. Считалось само собой разумеющимся, что военные безумны, вся их атомная машинерия абсолютно неуправляема и, следовательно, катастрофа неизбежна. А психологам хорошо известно: когда наваливается отчаяние и вот-вот произойдет истерический срыв, психологическим механизмом его предотвращения часто служит смех.

В этом тоже чувствуется какая-то уступка, слабость. Защищаться от "дискомфортной" мысли можно ведь и по-другому? Мужественно и трезво взглянув в лицо опасности, искать пути ее предотвращения, как бы ни был затруднителен этот поиск: бить в набат, заставляя проснуться и других.

Но… высмеять оказалось проще: "Вместо трезвого анализа постановщик предложил свой метод — абсурда, своего рода защитный механизм, позволявший просто выкинуть проблему вон из головы. Мало ли в жизни трагических, в принципе не поддающихся исправлению мерзостей!.. Так люди проникаются чувством фатальной неотвратимости гибели и первыми стремятся туда, где наиболее интенсивная бомбардировка: чем скорее, тем лучше. Большого мужества, впрочем, в таком отчаянном шаге мало"[84].

Присмотримся к персонажам "черной комедии" Кубрика. Свихнувшийся на почве антикоммунизма американский генерал (его фамилию можно перевести на русский язык как "Потрошитель"), пославший стратегическую авиацию бомбить советские города. Командир одного из экипажей, чей самолет из-за поломки в бортовой рации не удалось вернуть на базу, — форменный дебил с тоже "говорящей" фамилией Конг (немедленная ассоциация с крушащей что ни попадя гигантской обезьяной из нашумевшего кинофильма "Кинг Конг"). Наконец, еще один потенциальный пациент психиатрической лечебницы — член экипажа злополучного бомбардировщика, севший верхом на атомную бомбу с надписью на боеголовке: "Эй там, приветик!" — и ринувшийся вниз, едва раскрылись створки бомбового люка…