Игорь Суриков - Сапфо
В другом месте знаменитая уроженка Лесбоса вспоминает о разлуке с одной из подруг:
…А прощаясь со мной, она плакала, Плача, так говорила мне: «О, как страшно страдаю я.Псапфа! Бросить тебя мне приходится!»
(Сапфо. фр. 94 Lobel-Page)Но почему же тогда она сейчас для нас не Псапфа? Выше уже упоминалось, что между разными эллинскими диалектами существовали определенные различия, в основном фонетические. Сейчас перед нами именно такой случай. Эолийский диалект со своими разновидностями, получивший широкую известность в архаический период — именно благодаря лирике лесбосских поэтов! — в последующие эпохи античной истории стал полузабытым, мало кто в нем хорошо разбирался (кроме, естественно, специалистов-филологов). В основу обще греческого литературного языка со временем лег иной диалект — аттический. В частности, и личные имена деятелей культуры мы поныне транскрибируем, опираясь на то произношение, какое они имели в этом последнем. Потому и Пса́пфа превратилась в Сапфо́ (реже встречавшиеся варианты написания — Сафо́, Саффо́). Что же касается значения этого имени — вне зависимости от звучания в том или ином диалекте оно будет одним и тем же. По-русски оно должно быть передано примерно как «ясная», «светлая»[124].
Что же можно поведать о жизни нашей героини? Увы, досадно мало. И тому, наверное, есть две причины. Во-первых, справедливо ведь говорится, что биография писателя, поэта (да и в принципе любого деятеля культуры, будь то художник или ученый) — это, как правило, прежде всего история его творчества. Перипетии личной судьбы могут влиять, а могут и напрямую не влиять на это творчество; но в любом случае такие перипетии редко будут особенно выразительными. Если, скажем, жизнеописание полководца являет собой череду ярких событий, войн, сражений, подвигов и т. п., жизнеописание лирика сводится по большому счету к эволюции его, так сказать, взаимоотношений с музой.
Бывают, конечно, исключения, и их легко припомнить, даже если говорить о самых великих представителях мировой литературы. Байрон объехал полмира, воевал за независимость Греции… Сервантес тоже воевал и даже лишился руки в сражении, а потом еще сидел в тюрьме… Достоевский прошел через эшафот и сибирскую каторгу…
Но точно так же легко припомнить и множество противоположных случаев. Что запоминающегося в жизненном пути Гёте? То, что он много лет прослужил министром в своем Веймарском княжестве? Мы уж не говорим о Шекспире, о котором известно, по сути, только то, что он был режиссером и актером театра «Глобус» (в результате в литературоведении раз от раза закипают дискуссии о том, действительно ли написал Шекспир свои произведения — настолько контрастирует их гениальность с ничем не примечательным жизненным путем автора).
Но разве Гёте, Шекспир (или Тургенев, или Тютчев…) становятся менее великими от того, что скудны их «внешние» биографии? Нет конечно же. Ровно то же самое можно сказать и о выдающихся эллинских писателях. Да, был Алкей, активный участник гражданских смут; был Солон, сочетавший стезю лирика с деятельностью законодателя, прослывший одним из Семи мудрецов; был Эсхил, бившийся с персами при Марафоне и Саламине и ставивший эти свои деяния даже выше написанных им драм (хотя потомки, естественно, рассудили иначе).
Но был и Гесиод — мирный крестьянин, пасший овец на склонах беотийских холмов, а на досуге сочинявший эпические поэмы и самым ярким событием своей жизни считавший поездку на состязание аэдов — на лодке через узкий пролив на остров Эвбею. Наряду с героем Эсхилом были его земляки и младшие современники Софокл и Еврипид, о которых рассказать в общем-то тоже особенно нечего. Софокл занимал жреческие должности, выполнял военные и дипломатические поручения? Еврипид в конце жизни переселился из родных Афин к македонскому царскому двору? Всё это так, но подобного рода факты звучат как-то обыденно, без рельефности.
Боимся, Сапфо принадлежала именно к этой второй категории деятелей культуры: жизнь ее протекала без уникальных, врезающихся в память событий. А те, что и были (среди них, как увидим, вынужденная разлука с родиной в юности, потом замужество, потом материнство…), — являлись значимыми лишь для нее самой, а прочими, несомненно, воспринимались как нечто обычное и банальное. А если мы сейчас припомним то, что было сказано выше о затворническом образе существования древнегреческих женщин, о их отстранении от почти всех форм общественной жизни (кроме разве что религии), о практической невозможности для них хоть как-то «блеснуть», проявить себя в подавляющем мужском социуме (не говорим, конечно, здесь о гетерах, Сапфо и ее круг — это, что называется, порядочные женщины), то тем более не будет удивительной тихая, скромная, незаметная история нашей поэтессы как человеческой личности.
Это, повторим, первый из двух факторов, в силу которых жизнеописание Сапфо будет заведомо блеклым и суховатым. Есть и второй. Биографические сведения о ней, которыми мы располагаем, и крайне немногочисленны, и крайне отрывочны, и крайне противоречивы. Многие из них просто производят впечатление недостоверных или малодостоверных. Так как же на их основании реконструировать некий целостный образ? Выход один: использовать в дополнение к ним данные самой поэзии Сапфо. Или, точнее, так или иначе, прямо или косвенно, порой с немалым трудом извлекать из ее стихов требуемые данные. Но ведь ровно так же дело обстоит чуть ли не со всеми архаическими греческими лириками. Мы бы очень, очень мало знали о судьбе Архилоха, Алкея, Феогнида, если бы не сохранилось довольно многое из того, что ими было написано.
У Сапфо был в античности свой биограф — писатель Хамелеонт. Он являлся уроженцем Гераклеи Понтийской, греческой колонии на южном берегу Черного моря, и принадлежал к философско-научной школе перипатетиков, то есть к ученикам Аристотеля. Родился Хамелеонт около 350 года до н. э., скончался после 281 года до н. э. (когда именно — сказать невозможно). Писал он много, как почти все перипатетики. В частности, его перу принадлежал труд, посвященный Сапфо. К глубокому сожалению, от него почти ничего не сохранилось.
Впрочем, к столь ли уж глубокому? То очень немногое, что от него дошло, несколько разочаровывает. В одном из фрагментов Хамелеонта говорится, что поэтесса «имела… дочь Клеиду, соименную ее собственной матери» (Хамелеонт. фр. 27 Wehrli). Но ведь об этой дочери известно и без всякого Хамелеонта, ее упоминает сама Сапфо в своих произведениях; соответственно, и читателям нашей книги это имя уже встречалось.
Другое суждение Хамелеонта о Сапфо (Хамелеонт. фр. 26 Wehrli), сохраненное позднеантичным автором Афинеем (Афиней. Пир мудрецов. XIII. 72), выше уже цитировалось: будто бы поэтесса имела некую стихотворную переписку с теосским лириком Анакреонтом. А это чистой воды миф, даже более недостоверный, чем тот, который предполагал ее аналогичную переписку с Алкеем. Сапфо и Алкей хотя бы теоретически могли-таки вступать в диалог, поскольку были современниками. А Анакреонт жил намного позже; его расцвет как поэта пришелся на вторую половину VI века до н. э., когда Сапфо уже и в живых-то не было.
Такие вот нелепые ошибки допускал даже писатель, рассказывавший о Сапфо спустя каких-нибудь два с небольшим века после того, как ее не стало. Поэтому совсем уж снисходительно должны мы отнестись к той единственной — очень коротенькой (полтора-два десятка строк) и невнятной — биографии поэтессы, которая дошла до нас. Чуть ниже она будет приведена полностью, но перед тем нужно будет кое-что в связи с ней разъяснить, а после того — кое-что в ней прокомментировать.
Это жизнеописание находится в анонимном византийском энциклопедическом словаре «Су́да», составленном в X веке н. э. Кем бы ни был автор (или скорее авторы?) этого словаря, его (их?) отделял от Сапфо огромный хронологический отрезок — более полутора тысяч лет! Меньше времени прошло от написания «Суды» до нас, чем от времен Сапфо до написания «Суды».
Перед нами, в сущности, именно краткая словарная статья. Вот она:
«Сапфо — дочь Симона, а по мнению других — Евмена, а по мнению третьих — Ээригия, а по мнению четвертых — Экрита, а по мнению пятых — Сема, а по мнению шестых — Камона, а по мнению седьмых — Этарха, а по мнению восьмых — Скамандронима; мать же ее — Клеида. Лесбиянка[125] из Эреса, лирическая поэтесса, родившаяся в 42-ю олимпиаду, тогда же, когда Алкей, Стесихор[126] и Питтак. У нее были и три брата: Ларих, Харакс, Евригий. Замуж же она вышла за Керкила, богатейшего человека, переселившегося с Андроса[127], и родила от него дочь, которая была названа Клеидой. А приятельниц и подруг у нее было три: Аттида, Телесиппа, Мегара, из-за которых ее и упрекали в постыдной дружбе. Ученицы же ее — Анагора-милетянка, Гонгила-колофонянка, Евника-саламинянка. Она написала 9 книг лирических стихотворений и первая изобрела плектр. Писала же она и эпиграммы, и элегии, и ямбы, и монодии.
