Роман Романов - MMIX - Год Быка
Да что там Сковорода, если сам Иммануил Кант большинству знаком именно как равноправный персонаж первой главы булгаковского Романа. Многие читатели удивятся, когда узнают, что благодаря диалогу Воланда с Бездомным они усвоили некоторые ключевые идеи Канта, которые вовсе даже и не преподавались в курсе философии советских вузов. Впрочем, Канта не только марксисты пытались спрятать подальше в раздел истории философии. Уж больно несуразные у него мысли для любой идеократической системы – хоть коммунистической, хоть либеральной, не говоря уже о фашистах. А вот драматург Булгаков мастерски и без лишних слов убеждает нас, что философ Кант жив и незримо присутствует в мировоззренческих дискуссиях.
Вскрытая Барковым интрига с Левием Толстым также отражает глубокий интерес Булгакова к философским работам, осмысливающим христианское учение. Судя по ехидным репликам Воланда, толстовским толкованием Евангелия Булгаков не восхитился. Но своим вниманием к этой работе, и в ещё большей степени – своим романом в Романе, Булгаков одобрил саму идею альтернативного прочтения Евангелия. Вложенные в уста Иешуа слова о том, что они всё неправильно понимают и записывают, относятся не только к Толстому, но и к Левию Матфею, к каноническому толкованию евангелий. Эта идея является одной из главных и самых очевидных линий в Романе – от первой до последней главы. Весть о том, что Иисус был и существует, а его слова необходимо понять правильно – это и есть миссия булгаковского Воланда в современной Москве.
Наконец, не будем забывать, что Булгаков родился и вырос в семье богослова и потомственных священников. В семейном круге общения, за гостевым столом обсуждались не только обыденные проблемы. Богословские и философские книги были не только доступны, но и более понятны будущему писателю, чем нам с вами, хотя бы в части постановки проблем и неразрешённых вопросов. Нужно заметить также, что отец писателя состоял в активной переписке с С.Булгаковым и кругом православных философов – последователей В.Соловьёва, из которого выросли такие мыслители как П.Флоренский, А.Лосев.
Итак, теперь мы знаем, каким взглядом и под каким углом нужно рассматривать текст Романа. Взглядом художника и драматурга, умеющего схватить множество тонких деталей, нюансов и мастерски соединить их в лаконичный элемент сюжета. Взгляд этот направлен не только на внешнюю сторону жизни, но устремлен к философским и богословским глубинам. Его направляет страстное желание проникнуть в тайны идеальных сущностей, вращающих колеса истории, управляющих послушными им революционерами и тиранами, буйными поэтами и скромными философами. И ещё мы подозреваем, что замысел Романа, построенный на альтернативном евангелии от Воланда, указывает на главную тайну – скрытый смысл евангельских притч. Однако при всём при этом Булгаков остаётся художником, писателем, сатириком, драматургом. Свой путь в потаённое пространство, населённое идеальными сущностями, он прокладывает не философскими, а художественными методами – внутреннего, интуитивного созерцания идей и воплощения их в зримые образы.
4. Три источника
Чтобы лучше понять Автора, нам придётся вникнуть в суть его художественного метода проникновения в идеальный мир коллективного бессознательного. Для этого тоже придётся начать немного издалека. А именно из тёмного леса, где многие из нас бывали хотя бы в походе за грибами.
Представим, что по заросшей травой и мелким рябинником тропке мы выходим через влажный луг к еловой опушке, а там, на бугорке стоит он! Тёмная шляпка присыпана хвоей, белая манишка торчит из бледно зеленого мха… Эх, был бы я писателем, смог бы отразить картину во всех красках. Какое первое движение души при виде красавца-боровика? Правильно, позвать других грибников – полюбуйтесь на красоту! То есть для нашего похода в лес на первом месте находятся вполне эстетические мотивы. Точно так же и на рыбалку современные горожане ездят не за рыбой, а за красотой природы и переживаниями личного общения с нею.
Теперь, после этой присказки, можно перейти к вопросу: а зачем собственно нужны писатели? Ответ очевиден: для удовлетворения этих самых эстетических потребностей, своих и читателя. Причём, опять же, в большинстве случаев писатели лучше всего пишут о красоте лесов, полей, человеческих отношений, когда предмет эстетических переживаний скрылся в дымке уходящей эпохи. Толстой рисует идеальный образ князя Болконского, когда в жизни уже не осталось места для прежнего дворянства. Гоголь описывает малороссийские степи, вечера и нравы, обитая в каменном городском ландшафте Петербурга или Рима. Писатели-почвенники ностальгируют по деревенской жизни, перебравшись в просторные городские квартиры, в период самой активной урбанизации, да и читатели деревенской прозы – всё больше из мегаполисов.
Приходим к выводу, что художественный метод необходим для писателя и для читателей, чтобы восполнить недостающие эстетические переживания. И можно было бы закрыть вопрос, если бы понятие «эстетического» не объяснялось только через вышеназванные примеры. Получается, что художественный метод – это форма реализации эстетических потребностей, а эстетические потребности – это такие, что удовлетворяются художественными произведениями. Типичный для философии замкнутый круг. Вырваться из него можно, только развернув фокус зрения на более широкое поле психологических знаний. Хотя сами психологи тоже озабочены больше эротическими, а не эстетическими переживаниями клиентов, и не спешат нам помогать.
И всё же объяснить механизмы ностальгии, эстетического удовольствия от возвращения к истокам будет легче, если внимательнее взглянуть на «коллективное бессознательное». Кстати, первым слово «архетип» ввел в научный оборот не кто иной, как наш беспокойный старик. Кант убедил всех в наличии априорных идей, присущих человеческому разуму от рождения. Из этих кантовских идей лет через сто родилась современная психология, ядром которой является понятие «коллективного бессознательного». З.Фрейд с коллегами по психиатрической клинике на практике обнаружили наличие глубинных, обычно не приходящих в сознание слоёв психики, заселённых общими для всех образами, совпадающими с мифами древних народов. К.Г.Юнг свёл архетипы и комплексы в стройную систему аналитической психологии, очистив ее от фрейдизма. Но даже Юнгу не удалось перешагнуть через барьер господствующего мировоззрения, согласно которому личность человека при рождении есть «табула раса», социальный атом с априорными свойствами, вроде сексуальных влечений и первобытных табу. А вся последующая судьба человека определяется лишь обучением и иным давлением обстоятельств, взаимодействием социальных атомов. Очень удобная логика для обоснования цивилизующей благотворности корпораций в отношении обуреваемого дикими комплексами человека.
Между тем самый простой пример из нормальной, а не корпоративной жизни опровергает этот либерально-фрейдистский миф. Городской ребёнок младшего школьного возраста, никогда не бывший в лесу, на второй-третий день не научается, а как бы вспоминает навыки ориентации и начинает легко находить грибы. Можно привести ещё художественный контрпример А.Тарковского, сцена рождения колокола из «Андрея Рублева», где речь идет именно о генетической памяти, не априорной, а передаваемой от отца к сыну. Это генетическая память не в смысле генов, её механизм пока не известен, потому и не признан учёным сообществом. Хотя по итогам недавней «расшифровки генома» руководитель одного их двух проектов Крейг Винтер из «Селера Дженомикс» честно признал, что найденного разнообразия генов явно недостаточно для всей наследуемой информации. Следовательно, кроме генов должна существовать некая «управляющая сеть» или «матрица», передаваемая по наследству от матери ребёнку напрямую, а не через клеточный уровень.
Я прошу прощения, что из одного леса завёл в ещё более тёмную чащу, но это действительно один из главных тупиков современной науки. Между прочим, из-за этого мировоззренческого тупика случаются настоящие трагедии. Недавно австралийское правительство каялось перед аборигенами за то, что их детей насильно забирали в приюты, чтобы воспитать «цивилизованными людьми». И у нас на Крайнем Севере была такая же жестокая практика, исходя из концепции «табула раса», ограниченного понимания «коллективного бессознательного» лишь как сферы древних архетипов. Впрочем, всех нас отчасти оправдывает то, что и в остальных школах педагогика строилась на тех же индустриальных «цивилизаторских» принципах.
По всей видимости, общепринятые научные концепции никак не помогут выйти из замкнутого круга. Поэтому терять нам нечего, и мы попробуем опереться на художественную идею «коллективной памяти» имени Тарковского и Рублёва. Тогда действительно всё просто и никаких многоэтажных теоретических построений не требуется. А понадобится всего один постулат, лежащий в основе трёх самых красивых научных эмпирических систем. И аналитическая психология К.Г.Юнга, и этнология Л.Н.Гумилева, и теория исторических цивилизаций А.Тойнби предполагают наличие особой энергии, необходимой для развития личности, этноса или цивилизации. Один называет эту энергию – «либидо», другой – «пассионарность», третий – просто «тонкая энергия».
