Коллектив авторов - История русского романа. Том 1
Перед советскими учеными стоит задача во многом по — новому подойти к вопросам теории и истории романа, опираясь на то научное, материалистическое понимание истории человеческой культуры, основы которого заложены в трудах Маркса и Ленина. Это относится и к специфическим проблемам изучения путей развития романа в русской классической литературе.
Тем не менее русская критика XIX века и дореволюционная литературоведческая наука накопила и некоторые ценные традиции в области изучения теоретических проблем романа, его исторического формирования и развития на русской почве.
Обсуждение теоретических проблем романа началось в русской критике одновременно с появлением его первых образцов, в середине-
XVIII века, в эпоху Тредиаковского и Сумарокова. Оно не прекращалось в течение всей первой половины XIX века, и это помоглг Белинскому стать не только первым выдающимся теоретиком, но и первым историком русского романа.
Роман стоял в центре внимания Белинского с первых шагов его критической деятельности до самого конца жизни, причем взгляды великого- критика на роман не оставались неподвижными. Они претерпели серьезные изменения в связи с общим ходом развития мировоззрения Белинского, с его эволюцией от идеализма к материализму. И однако последующие ступени в развитии Белинского не отменяли предыдущих: его- последние, наиболее зрелые высказывания о романе во многих отношениях являются развитием и завершением того, что было намечено в ранних его статьях.
Уже в статье «О русской повести и повестях Гоголя» (1835) Белинский указал на центральное место, которое роман и повесть постепенно — к 20–30–м годам XIX века — заняли в развитии мировой литературы. Белинский высказал мысль, что эта гегемония романа и повести (которая в России окончательно определилась с началом творчества Гоголя) была определена не случайными, а глубокими историческими причинами: она была обусловлена развитием не только литературы, но и общественной жизни. «Форма и условия романа удобнее для поэтического представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни, и вот, мне кажется, тайна его необыкновенного успеха, его- безусловного владычества», — писал Белинский в 1835 году о причинах господства романа в литературе XIX века.[6]
Судьбы романа как жанра уже в молодые годы Белинский связал с судьбами «реальной поэзии», целью которой является не поэтическая идеализация действительности, а «истина» — суровая, часто беспощадная жизненная правда, т. е. связал с судьбами реализма. В отличие от эпопей и трагедии, роман, по его мнению, изображает не «полубога», а обыкновенного человека, «существо индивидуальное»,[7] личность в ее взаимодействии с окружающей общественной жизнью. Поэтому роман не чуждается повседневности, в него на равных правах входят высокое и низкое, «красота» и «безобразие», самая возвышенная поэзия и самая обыденная житейская проза.[8]
Намеченная впервые в статье «О русской повести и повестях Гоголя» характеристика романа как центрального (наряду с повестью) жанра реалистической литературы XIX века получила дальнейшее развитие и уточнение в статьях Белинского 40–х годов. Белинский сформулировал в них мысль о романе как об «эпопее нашего времени».[9] На примере «Мертвых душ» Белинский в полемике с К. С. Аксаковым показал, что пафосом романа XIX века является раскрытие внутренних противоречий действительности в свете субъективного критического отношения к ней художника, его передового общественного идеала. Белинский охарактеризовал роман как наиболее широкий и свободный литературный жанр, синтетический по своему характеру, так как элементы эпического повествования в нем закономерно объединяются с лирически взволнованным, «субъективным» отношением писателя к действительности и напряженным его вниманием к наиболее острым, драматическим моментам общественной жизни.[10]
Итог своим размышлениям над теоретическими проблемами романа и его художественными задачами Белинский подвел в последней своей обобщающей статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» (1847–1848). «Роман и повесть, — писал он здесь, — даже изображая самую обыкновенную и пошлую прозу житейского быта, могут быть представителями крайних пределов искусства, высшего творчества… Это самый широкий, всеобъемлющий род поэзии; в нем талант чувствует себя безгранично свободным. В нем соединяются все другие роли поэзии — и лирика как излияние чувств автора по поводу описываемого им события, и драматизм как более яркий и рельефный способ заставлять высказываться данные характеры… На его<романа>долю преимущественно досталось изображение картин общественности, поэтический анализ общественной жизни».[11]
В ряде статей и рецензий на русские и зарубежные романы 30–40–х годов Белинский явился первым в России историком романа, проследившим смену различных типов романа на протяжении развития этого жанра, начиная с рыцарского романа средних веков и до социального романа 30–40–х годов XIX века. Данный Белинским анализ Онегина, Печорина, Бельтова, Александра Адуева как типичных выразителей соответствующих этапов развития русского общества явился образцом для последующей критики.
Начатый Белинским анализ эволюции русского романа XIX века и его центральных образов, рассматриваемых в широкой исторической перспективе, в связи с развитием русского общества, сменой характерных для него культурных и социальных явлений и идеологических настроений, продолжил А. И. Герцен в работе «О развитии революционных идей в России» (1851), в предисловии к немецкому переводу романа Д. В. Григоровича «Рыбаки» «О романе из народной жизни в России» (1857) и в позднейхних литературно — публицистических статьях.
Статьи Белинского, посвященные русскому и зарубежному роману, подготовили почву для систематической разработки истории русского романа. Первым по времени опытом ее явилась статья одного из второстепенных деятелей демократического движения 60–х годов Г. Е. Благосветлова «Исторический очерк русского прозаического романа», напечатанная в 1856 году в журнале «Сын отечества» (№№ 28, 31, 38).
Статья Благосветлова была задумана как история русского романа за сто лет — от появления «Езды в остров любви» Тредиаковского и выступления Сумарокова против чтения романов и до начала 50–х годов XIX века. Приступая к осуществлению этого замысла, Благосветлов в своем общем понимании значения русского романа исходил из идей, высказанных Белинским. «Роман, — писал Благосветлов в начале своего обзора, — составляет самую плодовитую отрасль литературной деятельности нашего века. Он охватил все сферы общественной и семейной жизни…, роман — всеобъемлющая эпопея нашего века… Будущему исследователю современной эпохи он, гораздо вернее и подробнее истории, раскроет частные черты нашего закулисного быта».[12] Благосветлов поставил перед собой три главные задачи: выяснить, под влиянием каких обстоятельств возник русский прозаический роман, охарактеризовать его основные направления в прошлом и современное его состояние.
Благосветлову удалось лишь частично осуществить свой — замысел: он ограничился обзором русского романа XVIII века. Третья (последняя) часть его обзора завершается анализом «Евгения» А. Е. Измайлова, т. е. 1799 годом.
Тем не менее обзор Благосветлова представлял для своего времени серьезный научный и общественный интерес. Благосветлов, следуя Белинскому, рассматривал литературу как «выражение общества» и утверждал, что в русском романе общественное развитие отразилось более выпукло, чем в других жанрах. С этой точки зрения он стремился подойти к романам Ф. Эмина, Хераскова, Чулкова, И. Новикова и А. Измайлова. Благосветлов первый сделал попытку определить основные жанровые модификации русского романа XVIII века. Он различает в эту эпоху романы нравственно — сатирический («Письма Ернеста и Доравры» Эмина), героический (его же «Непостоянная фортуна»), ложноклассический (романы Хераскова) и чисто сатирический бытовой («Пригожая повариха» Чулкова). Отмечая вслед за Белинским свойственные русскому роману
XVIII века «подражательные» черты, Благосветлов одновременно стремился подчеркнуть его самобытное содержание, выделить в романе XVIII и начала XIX века элементы, получившие дальнейшее развитие в 30–е и 40–е годы. В частности, в некоторых персонажах «Евгения» Измайлова он находил зародыши позднейших типов Пушкина и Гоголя. Эти идеи, высказанные Благосветловым, были впоследствии подхвачены авторами гимназических и университетских курсов истории русской литературы (в частности Галаховым) и получили дальнейшее свое развитие уже вначале XX века в работах В. В. Сиповского.
