Наум Синдаловский - Пушкинский круг. Легенды и мифы
Но и здесь ему приходилось пользоваться средствами товарищей, что вызывало откровенное презрение и даже некоторую брезгливость обеспеченных членов Общества. Друзей у него не было, и среди будущих декабристов он держался особняком.
14 декабря на Сенатской площади Каховский выстрелом из пистолета смертельно ранил генерал-губернатора Милорадовича. Затем Каховского арестовали, заточили в Петропавловскую крепость и по суду приговорили к смерти.
Когда ранним июльским утром 1826 года пятерых осужденных на казнь декабристов вывели на кронверк Петропавловской крепости, где возвышался деревянный эшафот, то на короткое время их предоставили самим себе. Четверо из них сидели на траве и тихо разговаривали. В некотором отдалении одиноко и мрачно стоял Каховский. Перед самой казнью, прежде чем взойти на эшафот, четверо декабристов, прощаясь, по-братски обнялись друг с другом. И только Каховскому, если верить городскому фольклору, никто будто бы не протянул руки.
Согласно одной малоизвестной легенде, незадолго до восстания Каховский посетил модную в то время пророчицу француженку мадам Ленорман, и она предсказала будущему декабристу, что он будет повешен.
Отдавал ли себе отчет Каховский, в кого он направил дуло своего пистолета, неизвестно. Скорее всего, да. Михаил Андреевич Милорадович был, что называется, всеобщим любимцем. Его искренне любили цари и солдаты; ученик Суворова — он стал подлинным героем войны 1812 года. Он участвовал в войне со шведами, турками и французами.
Генерал от инфантерии граф Милорадович принадлежал к древнему роду сербских дворян, его представители издавна преданно служили России, формируя свои собственные войска и воюя против турок на ее южных рубежах. Официально первые Милорадовичи перешли на службу новой родине в XVIII веке. Одного из них, Михаила Михайловича, пожаловал чином полковника лично Петр I. Это был двоюродный дед генерала Милорадовича.
Михаил Милорадович, как принято в то время, еще ребенком зачисляется в Измайловский полк. В 17 лет он уже участвует в военной кампании, а в 27 — генерал и аншеф Апшеронского полка. Здесь его заметил Суворов, после чего военная карьера Милорадовича складывается стремительно и удачно. Он участвовал в Бородинском сражении, в изгнании Наполеона из России, в Заграничных походах.
В послевоенный Петербург Милорадович возвратился овеянный славой и увенчанный наградами. И здесь он продолжает одерживать одну победу за другой. Но теперь он покоряет не вооруженного противника, а свет. В аристократических салонах о нем говорят как о самом блестящем молодом генерале. Складывают легенды. Рассказывают, что в гостиных он появлялся каждый день в новом фраке. Их, утверждает молва, он сшил ровно 365, по числу дней в году.
М. А. Милорадович
Пушкин был хорошо знаком с Милорадовичем. Последний высоко ценил поэтический дар Пушкина и восторженно о нем отзывался. «Знаешь, душа моя! У меня сейчас был Пушкин!» — писал он в одном из писем.
В 1818 году Милорадович назначается на пост петербургского губернатора. Пушкин встречался с Милорадовичем накануне первой ссылки, в 1820 году. Николай I, возмущенный некоторыми стихами Пушкина, предписал Милорадовичу арестовать поэта и изъять его стихи. Поэта вызывают к губернатору. Милорадович потребовал отдать ему все бумаги, на что Пушкин ответил, что стихи он сжег, но мог бы по памяти тут же написать те из них, что разошлись в списках. Исписал целую тетрадь. Милорадович в ответ на такой смелый поступок поэта простил его. Причем сделал это от имени царя. И, как уверяли многие, дело, которое для Пушкина могло обернуться Соловецким монастырем, закончилось всего лишь ссылкой на юг.
Как и в армии, Милорадович продолжал оставаться любимцем публики. Но особенно верил Милорадович в свою необыкновенную популярность в войсках. Эта вера не изменила ему до конца жизни, закончившейся трагически на Сенатской площади, во время восстания декабристов. В надежде переломить ход событий Милорадович предпринял отчаянную попытку уговорить солдат разойтись по казармам. В это время раздался выстрел Каховского, он и сразил прославленного генерала.
Выстрел оказался смертельным. В Петербурге рассказывали, как Милорадович, зная о своей неминуемой скорой смерти, тем не менее потребовал, чтобы врач извлек роковую пулю и показал ему. Когда эту чрезвычайно мучительную операцию завершили и извлеченную пулю показали умирающему, то он, превозмогая боль, будто бы сказал: «Пуля не ружейная. Я был уверен, что в меня стрелял не солдат. Теперь я могу спокойно умереть».
Добавим, что за две недели до восстания на Сенатской площади Милорадович посетил популярную петербургскую гадалку Кирхгоф, та, как утверждает молва, предрекла ему скорую смерть.
Одним из самых ярких представителей декабристского движения был Михаил Сергеевич Лунин. Он приходился двоюродным братом Никите Муравьеву. Участник войны 1812 года, Лунин вышел в отставку в звании подполковника. Состоял членом масонской ложи. В Петербурге жил в доме своего отца на углу Рижского проспекта и Эстляндской улицы, затем, поссорившись с отцом, переехал в Коломну, на Торговую (ныне Союза Печатников) улицу. Пушкин часто встречался с Луниным в доме у его тетки Е. Ф. Муравьевой.
М. С. Лунин
Один из образованнейших людей своего времени, активный член Союза благоденствия и Северного общества, Лунин был дерзок, смел и в борьбе с самодержавием всегда предлагал только «решительные меры».
В народе сохранились легенды, иллюстрирующие независимый характер и свободолюбивый дух этого интереснейшего человека, для которого превыше всего было чувство долга, благородство и высочайшая порядочность. Однажды гвардейский полк Лунина стоял около Петергофа. Лето было жаркое, и офицеры в свободное время купались в заливе. Голышом. На это мало кто обращал внимание, пока один из купающихся при виде проезжающего мимо великого князя Константина Павловича не вытянулся «прямо, как мать родила» и закричал: «Здравия желаю, Ваше высочество!» После этого случая купания здесь запретили. На том основании, что они «происходят вблизи проезжей дороги и тем оскорбляют приличия».
Тогда, продолжает легенда, Лунин, зная, когда генерал, запретивший купания, будет проезжать по дороге, залез в воду в полной форме, в кивере и ботфортах, так, чтобы генерал мог увидеть странное зрелище: барахтающегося в воде гвардейского офицера. Едва генерал оказался рядом, как Лунин вскочил и отдал ему честь. На вопрос же озадаченного генерала, узнавшего любимца великих князей и одного из самых блестящих гвардейских офицеров: «Что вы тут делаете?» — Лунин ответил: «Купаюсь, ваше превосходительство, и чтобы не нарушать предписание, делаю это в самой приличной форме». Не случайно, когда Лунин подал в отставку и об этом доложили Александру I, тот, не скрывая удовлетворения, ответил: «Это самое лучшее, что он может сделать».
В декабре 1825 года Лунин находился в Варшаве под командованием великого князя Константина Павловича. Уже зная об исходе восстания на Сенатской площади, он находился в томительном ожидании указа об аресте, который, как это он хорошо понимал, его не минует. Как-то Лунин отправился на охоту. В это время прибыл курьер из Петербурга. Не застав Лунина, громко воскликнул: «Сбежал!» — «Не таков человек этот Лунин, чтобы бегать», — промолвил на это Константин Павлович. «А я бы не вернулся», — будто бы заметил по этому поводу дежурный офицер по фамилии Зайчиков. Великий князь Константин Павлович грустно вздохнул: «В том-то и беда России, что Луниных мало, а Зайчиковых много».
Уже после ареста, сидя в каземате Шлиссельбургской крепости, таком сыром, что вода капала со свода, Лунин на вопрос коменданта, что можно сделать для облегчения его судьбы, будто бы ответил: «Я ничего не желаю, генерал, кроме зонтика».
В Шлиссельбургской крепости Лунин потерял почти все зубы. Но характер свой не изменил. По воспоминаниям декабристов, встретясь позже со своими товарищами в Чите, куда его сослали, он будто бы с веселой улыбкой говорил: «Вот, дети мои, у меня остался один зуб против правительства».
Лунин и в Сибири представлял для Николая I определенную опасность. Его письма к сестре перлюстрировались, и их содержание тут же становилось известно царю. Но особый «гнев и раздражение императора» вызывали статьи Лунина, одни названия которых не давали забыть Николаю I первые годы его царствования: «Разбор донесений следственной комиссии», «Взгляд на польские дела» и т. д.
Уже будучи на поселении, Лунин вновь был арестован и отправлен на каторжные работы в Акатуевскую тюрьму. Там Лунин и умер. По официальной версии, «от кровяного удара». Однако сохранились легенды. Согласно одной из них, Лунин угорел, потому что «слишком рано закрыли трубу». Согласно другой, его «задушили», по «тайному приказу», «пришедшему из Петербурга непосредственно от царя».
