Роман Романов - MMIX - Год Быка
Если Булгаков признает Иуду любимым учеником и считает его участие в Мистерии необходимым и решающим, тогда не означает ли это апологию предательства и возведение Иуды в ранг святого? Нет, конечно! Булгаков согласен с тем, что судьба предателя предопределена, и Иуда должен умереть. Булгаков всего лишь призывает нас не уходить от острых мировоззренческих вопросов, и в частности – от вопроса о роли сатаны в духовном развитии человечества.
Будет нелишним заметить, что все три ученика Иешуа, действующие в ершалаимских главах, так или иначе сопричастны к деньгам и власти, что называется кесарево. Иуда – меняла и тайный агент власти. Пилат – вообще наместник кесаря. Левий Матвей – бывший сборщик податей. Мы опять вернулись к формуле «Богу – Богово, кесарю – кесарево». Внутреннее, духовное начало противостоит вещественному миру, божественные помыслы – сатанинским соблазнам, Израиль – Египту.
Но опять же вопрос, а был бы Израиль без египетского плена? И не был ли научен Моисей сначала всей мудрости Египетской? А есть ещё в Новом Завете такая соблазнительная притча о блудном сыне, где отец более ценит того, кто прошёл через соблазны мира и научен внешним наукам, но вернулся к духовным ценностям, а не старшего сына – невинного, но и не спасённого.
Получается, что Бог не может обойтись без сатаны? Иисусу нельзя спастись и спасти других иначе, как обратившись к внешним кесаревым силам, к политическим интригам. И ни один епископ, будь то Иуда или Пётр, не может обойтись без денег или без сотрудничества с властью. Другой вопрос, какой цели служат эти сатанинские средства? И, между прочим, разрешение этого вопроса – тоже едва ли не сквозная тема всего Евангелия. Иисус обличает фарисеев за то, что для них внешняя сторона религии важнее духовного смысла, а скрупулёзное следование букве закона обусловлено мирскими мотивами. С другой стороны, Учитель сам нарушает субботу и оправдывает такое отступление, если оно преследует духовные цели. В таком случае, не подпадают ли под это оправдание сатанинский поступок Иуды, предавшего Учителя, или же приказ Пилата о казни?
Теперь, когда мы догадались, под каким углом зрения сам Автор видит действующих лиц «романа в романе», можно начинать толкование этих страниц.
15. Герой романа
Вот, наконец, мы добрались до Понтия Пилата, заглавного героя «романа в романе». Пятый прокуратор Иудеи, судя по множеству оставленных Автором знаков и указаний, был одним из самых ранних воплощений Воланда. Попробуем доказать это на основе текста Романа. Во-первых, сам Воланд в 3 главе признаётся, что присутствовал и при разговоре Пилата с Иешуа, и при его беседе с Каифой. Конечно, он мог присутствовать невидимо, но из Нового Завета известно, что дух обязательно должен в кого-нибудь воплотиться, хотя бы в стадо свиней. А в этом случае единственным живым существом, присутствовавшим при обеих беседах, был сам Пилат.
Второе указание заключается в имени главного подручного Пилата – Афраний. Булгаков был знаком с книгой Л.Леонова об итальянском монахе Афранио – изобретателе духового инструмента, получившего имя «фагот». И уж, наверное, Автор не назвал бы подручных из свит Воланда и Пилата именами «Фагот» и «Афраний», если не хотел указать на параллель между этими образами.
О таких мелочах, как чёрный плащ Воланда с красным подбоем, мы даже и говорить не будем. Но в тексте есть ещё небольшая деталь, убеждающая нас в точном понимании замысла Автора: «Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже не было мути, в них появились всем знакомые искры». Пардон, уважаемый Автор, кому это – всем? Мы ведь только что оказались на балконе дворца Ирода. Да и странно как-то увидеть у блестящего писателя столь затёртый штамп. Но мы можем сравнить с портретом Воланда из 22 главы: «Два глаза уперлись Маргарите в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый – пустой и черный...». В этом контексте искры нам всем действительно оказываются знакомы.
Наконец, после появления искр в глазах Пилата, чем он займётся помимо судебной рутины? Он начинает предвидеть важные события. Сначала предсказывает Каифе, что с городом и храмом могут случиться несчастья вследствие казни Иешуа. Потом Пилат в присутствии Афрания предвидит смерть Иуды. Однако не тем же ли самым занимается в Москве Воланд? Начинает предвидением смерти Берлиоза, а прощается с городом предвидением строительства нового здания взамен сгоревшего Грибоедова.
В общем, я не настаиваю на этой версии, но лично меня Автор уже убедил, что именно в ходе разговора с Иешуа в скудную жизнь Пилата вошёл революционный дух бунта и разрушения. Всем знакомые искры в контексте начала XX века в России – это те самые, «из которых разгорится пламя». И вот какая получается странная картина. Поговорил Иешуа с любимым учеником Иудой и после этого в него вселяется сатана, дух разрушения. Затем Иешуа разговаривает с Пилатом, и в него тоже вселяется дух Воланда. А до этого, как мы знаем из рассказа самого Иешуа, такой же разговор с Левием Матвеем приводит к аналогичному результату. Левий бунтует против денег и службы, бросает кесарево в придорожную пыль.
Булгаков дополняет события Тайной вечери и вместе с предысторией призвания Матфея выстраивает ряд событий, сравнение которых должно подвести нас к выводу об источнике этого самого бунтующего, революционного духа. И тем самым опровергает все попытки представить дело так, что Иуда сам оказался во власти сатаны, а его знакомство с Иисусом вроде бы ни при чём. Нет, источником сатанинского духа революций являются не просто общение с Иисусом, а причащение хлебом нового знания и энергией любви, символом которого является масло. Но почему же любовь Иисуса к этим трём ученикам воплощается в них столь разрушительным образом?
Ответ на этот вопрос имеется в Романе, и дан прямым текстом. Когда Левий Матвей вслед за Воландом прибывает в Москву, на крышу одного из самых красивых зданий, Воланд обращается к нему: «раб!» Это и есть ответ. Иуда, Пилат, Левий – три ученика Иешуа, признавая его учение и желая быть ближе к нему, не могут ответить на любовь Учителя своей любовью. Потому что их душа скована цепями рабства. Иуда – раб денег, Пилат – раб своей трусости, Левий – раб авторитета. Энергии любви, которую они черпают у Учителя, хватает на бунт и разрушение, но не хватает для жизни и подлинной свободы.
Еще раз подчеркну, что для Булгакова Великая Русская революция была главным событием в жизни. Одной из тайн, которую он постигает через творчество, стали причины этого революционного разрушения, источник сатанинского духа, вселившегося в народы. Потому Булгакова интересует фигура Льва Толстого, который своей суррогатной проповедью, механическим переписыванием и рациональной критикой Евангелий показал пример рабского бунта, став одним из главных вдохновителей революции. Нужно согласиться с Барковым, указавшим на Толстого как прообраз Левия. Но Левий – это обобщенный образ. Как персонаж Романа, он куда меньше связан с историческим прообразом евангелиста Матфея, чем с современным Автору коллективным прообразом русской интеллигенции, признанным лицом которой был Лев Толстой.
В таком случае можно предположить, что и у двух других учеников есть свои коллективные прообразы среди сословий или иных общественных сил России. Попробуем их обнаружить, присмотревшись к ученикам Иешуа. Не так уж и сложно обнаружить среди ветвей русской элиты, выросших из единого дворянского корня, коллективный прообраз Иуды. Это бывшее служилое дворянство, переродившееся к началу XX века в либеральную бюрократию. Эта ветвь элиты не просто променяла ценности служения отечеству на либеральное поклонение деньгам, но в буквальном смысле предала Россию, совершив суицидальный переворот в феврале 1917 года. «Белое движение» проиграло именно потому, что несло на себе несмываемую печать предательства. В таком случае Афраний и его подручные, убивающие «белого» Иуду, – это и есть «красные». Параллели между ними и бесами из московских глав вполне оправданы.
Кто же в таком случае послужил коллективным прообразом Пилата? Вот что действительно интересно! Символом какой силы может быть «белый плащ с кровавым подбоем»? И наместником какого кесаря является эта сила?
Боюсь, что если следовать советской историографии, как и антисоветской, нам этот вопрос никогда не решить. Хотя даже в советских учебниках пришлось выделить место для опровержения гнусных обвинений вождя революции в шпионской работе на германский Генштаб. Вот уж неправда! Причём здесь шпионаж? Никакой ценной информации В.Ульянов из своего Цюриха немцам не мог сообщить, да и из Смольного тоже. Просто в начале ХХ века не было ещё такого понятия как «агент влияния», ведущий не шпионскую, а политическую работу на другое государство, и использующий поддержку этого государства в борьбе за власть.
