Наталья Дужина - Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие
Название и композиция «Котлована» обнаруживают ориентацию Платонова на идеологическую ситуацию в стране и диалог с современностью. Еще больше об этом свидетельствуют необычный сюжет и странные образы повести, «строительным материалом» которых М. Золотоносов уверенно называет исчерпывающее знание Платонова «социально-политической и идеологической повседневности». Это действительно так: все (все!) действия героев «Котлована», все коллизии повести мотивированы в первую очередь реальной жизнью советского общества, которую Платонов знал в совершенстве и «слышал» до полутонов.
В город, где планируется строительство «общепролетарского дома», приходит главный герой повести Вощев. И «сердечная озабоченность» героя (он ищет смысл жизни и истину), которая-то и привела его в город; и странная деятельность Вощева (собирает в мешок «вещественные останки» и всякую мелочь) в гораздо большей степени, чем принято считать, связаны с внутрипартийной борьбой, политическими кампаниями и бытом 1929–1930 гг. В городе Вощев встречает строителей будущего дома. Строители дома, как верно подметил А. Харитонов, — это не случайный набор лиц, а собирательный «образ исторического развития России в 1929–1930 годах», «социально-психологическая панорама советского общества „года великого перелома“. <…> Все классы, все сословия, все типы представлены здесь. Все — в котловане»[7]. Поэтому образ котлована — это не только разоблачение социалистических идеалов и планов первой пятилетки, но и модель советского общества. Среди строителей дома появляется и девочка Настя — один из основных символов платоновской повести. Знание фактического положения дел в стране помогает понять функции и этого образа. Итак, посмотрим на городскую часть сюжета и на тот реальный контекст, в котором она создавалась, сначала — в самом общем плане.
1929–1930 гг. в общественно-политической жизни страны характеризуются следующими событиями (назовем только те из них, которые имеют отношение к «Котловану»), В ноябре 1929 г. закончился первый год первой пятилетки, названный Сталиным в одноименной статье «годом великого перелома». В основе пятилетнего плана народного хозяйства СССР, принятого XVI партконференцией (апрель 1929 г.), — сталинские (как известно, заимствованные у Троцкого, да еще «с превышением») проекты сверхиндустриализации страны, «ускоренный темп[8] развития средств производства» и «решительный перелом в области производительности труда»[9]. Курс на индустриализацию страны сам Сталин в борьбе с Бухариным назвал «генеральной линией партии», пополнив ее и курсом на коллективизацию сельского хозяйства. Таким образом, «генеральной линией партии» назывался «решительный курс на индустриализацию страны и социалистическое переустройство деревни». В противоположность «генеральной линии партии» существовала еще «линия группы т. Бухарина», которую Сталин называет «линией правого уклона».
В идеологическом плане жизнь страны в это время подчинена борьбе Сталина с Бухариным, теоретические проблемы которой получили освещение в работах Сталина «О правой опасности в ВКП(б)» (1928) и «О правом уклоне в ВКП(б)» (1929). Разногласия между двумя политическими лидерами касались приоритетов в развитии промышленности (первоочередную задачу промышленности Бухарин видел в ликвидации товарного голода; Сталин настаивал на необходимости максимальных капиталовложений в тяжелую промышленность), плана реконструкции сельского хозяйства (Бухарин предлагал поддерживать индивидуальное крестьянское хозяйство; Сталин — создавать колхозы). Но главным пунктом их разногласий стал вопрос о темпах индустриализации: Бухарин считал взятые темпы не только чрезмерными, но и губительными, так как они не могут быть обеспечены имеющимися сырьевыми и денежными резервами и строительными материалами; Сталин же требовал все большего и большего увеличения темпов развития индустрии. Другое разногласие между Сталиным и группой Бухарина касалось вопроса о классовой борьбе: Бухарин говорил о «затухании классовой борьбы при диктатуре пролетариата», а Сталин, как известно, — об «обострении классовой борьбы» и «усилении сопротивления капиталистических элементов города и деревни» в «ходе успешного наступления социализма». В связи с проблемой сопротивления «элементов капитализма» особую значимость приобретает и вопрос о «врагах пролетариата» — «советской» буржуазии: кулаках, нэпманах и старой буржуазной интеллигенции, которых Сталин называет «умирающими классами», не желающими «добровольно уходить со сцены». Статья «О правом уклоне в ВКП(б)» была написана после «шахтинского дела» (1928 г., обвинение 53 специалистов угольной промышленности в сознательном причинении вреда молодой советской экономике, а после непризнания ими своей вины — расстрел всех участников этого первого большого политического процесса), поэтому Сталин говорит и о такой работе «классовых врагов», как «вредительство». Проблема «вредительства» с этого времени прочно входит в идеологию, а борьба с ним — в практику сталинской внутренней политики. Одним из ее внутренних рычагов вновь становится лозунг «чистки партии» и «очищения» партии и советского госаппарата от враждебно настроенных и чуждых элементов. Борьба с внутренними врагами постепенно набирает силу.
В ноябре 1929 г. «правая опасность» объявляется главной — ЦК выводит Бухарина из Политбюро (до того, в апреле 1929 г., сняв его с поста главного редактора «Правды»). Другой представитель «правого уклона», руководитель профсоюзов М. П. Томский, в апреле 1929 г. тоже снят с поста председателя ВЦСПС. К этому времени уже покончено и с основным представителем «левой» опасности — в начале 1929 г. Л. Троцкий выслан из страны.
Ноябрьский пленум ВКП(б) 1929 г. не только победно рапортует о выполнении с превышением плана первого года «первой пятилетки по строительству социализма», но и намечает расширение планов на второй год пятилетки и увеличение темпов — в соответствии с «генеральной линией партии». Внутри «генеральной линии» безусловно приоритетным был курс на ускоренную индустриализацию и соответственно на развитие города, который ее осуществлял. Жизнь города проходит под лозунгом: «догнать и перегнать» в техническом отношении капиталистические страны. Со страниц газет и журналов, из рупоров громкоговорителей, с заводских плакатов рабочих призывают к энтузиазму на трудовом фронте, к развертыванию творческой инициативы, к повышению производительности труда, к соцсоревнованию и ударничеству.
Однако с трудовым энтузиазмом и производительностью труда не у всех и не все обстоит благополучно. Из-за плохих условий работы, низкой зарплаты и глубокого равнодушия к проводимой политике многие рабочие нередко переходят с одного предприятия на другое («летуны»), не выполняют плана, опаздывают или вовсе не являются на работу (прогульщики и лодыри). В порядке «самокритики» пресса такие факты (весьма многочисленные) тоже освещает[10]. Злостных нарушителей трудовой дисциплины увольняют, прочих же призывают ударить «по расхлябанности, разгильдяйству, прогулам, лодырничеству, пьянству и вредительству». Появляются такие формы общественного порицания, как «черные доски» (на которых вывешивали фамилии отстающих), «черные кассы» (где выдавали зарплаты «лодырям»), «кладбища прогульщиков» (раздел стенгазеты, где символически «хоронили» не явившихся на работу) и «гробы пятилетки» (урна, в которую «опускали», например, проваленную культработу)[11].
В стране в соответствии с планом индустриализации и социалистического переустройства СССР начинается строительство новых производственных объектов. Для многочисленных запланированных строек требовались люди и средства.
Человеческие ресурсы были сосредоточены в основном в деревне. В связи с постоянным ухудшением ее положения многие крестьяне еще и до начала первой пятилетки шли в город («в отход») на заработки. Работы носили сезонный характер (теплое время года), а сами рабочие назывались «сезонники», или «отходники». В связи с усилением «чрезвычайных мер» против крестьянства в 1928–1929 гг. количество уходящих в город увеличилось, а с началом сплошной коллективизации достигло небывалых размеров. Они-то и составили основную рабочую силу первой пятилетки. Условия жизни таких рабочих в городах, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Общежития (а точнее, бараки) для «отходников» были мало приспособлены для жилья, что видно на снимках, которые публиковали периодические издания. Например, в журнале «Культурная революция» (1929, № 19) помещена фотография «В бараке сезонников»: грязь, количество спальных мест в комнате равно не одному десятку.
Часть денег на проведение индустриализации руководство страны принудительно изымало у населения под видом «займов». Другой способ, с помощью которого власть (как объявлялось) надеялась эти средства получить, — это сбор утильсырья. Утиль собирали и раньше, но в 1930 г. его объявляют чуть ли ни средством спасения страны. В первых числах января 1930 г. начинается «месячник по сбору утиля»[12]. Однако в январе кампания по сбору утильсырья не заканчивается[13]. И февральские, и мартовские, и апрельские номера периодических изданий еще пестрят названиями: «Миллионы на помойках и свалках»; пояснениями: «Речь идет об утилизации отходов и отбросов промышленности, сельского хозяйства, домашних многомиллионных хозяйств, что даст дополнительные валютные средства для индустриализации»; и призывами: «Собирайте утильсырье и сдавайте его на склады Госторга!»[14].
