Мередит Маран - Зачем мы пишем
Некоммерческое общество 826 National подходит идеально. Этот новаторский литературный проект предназначен для творческой молодежи. Общество было основано харизматичным писателем Дэйвом Эггерсом в 2002 году в Сан-Франциско; сегодня у него есть свои филиалы в Бостоне, Чикаго, Вашингтоне, Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Сиэтле и Ипсиланти. Каждое местное отделение нашло приют в каком-нибудь причудливом магазинчике с не менее странным названием (чикагский «Скучный магазин», вашингтонский «Музей противоестественной истории»); там проводят вечерние занятия, устраивают летние лагеря и организуют помощь школьным учителям. И все делается бесплатно.
Я встретилась с этими замечательными людьми, и мы решили, что часть дохода от будущей книги пойдет на их программы, достойные всемерного уважения. После чего я начала звонить «своим» писателям. Меня ожидало приятное открытие, обернувшееся в дальнейшем счастливой совместной работой: согласился каждый из «двадцатки» — от Альенде до Уолитцер. Кто-то сказал, что хотел бы поддержать 826 National. Однако многих заставил откликнуться мой вопрос «Зачем вы пишете?» — они заявили, что их никогда о таком не спрашивали. Оказалось, писателям было бы интересно обсудить это в той же мере, как и мне было любопытно услышать их ответы.
Рик Муди:
Всякий раз, когда я пишу, или, точнее, когда уже написал, я чувствую себя просто по-человечески лучше и умиротвореннее.
Мэг Уолитцер:
Вы получаете абсолютную власть — где еще вы найдете такую возможность? В реальной жизни вы не вольны управлять чужими судьбами, не можете отвечать за личные отношения, вы даже не в состоянии наладить контакт с собственными детьми. Но вы начинаете писать — и на долгое время становитесь тем, кто полностью берет ответственность на себя.
Сью Графтон:
Больше всего я люблю то время, когда работа идет хорошо и я полностью погружаюсь в текст, — это может случиться в любой день или даже отдельный момент. Самое тяжелое время — если не пишется и я не поглощена своей работой. Второе происходит чаще, чем первое. Но я еще тот тип — очень упертая и никогда не сдаюсь.
Уолтера Мосли мой вопрос заставил задуматься:
Не могу даже представить причины, чтобы не писать. Правда, одна могла бы быть… Предположим, мои книги не пользовались бы спросом… Хотя, если подумать, меня это не остановит. Я все равно буду писать.
Потом я попросила писателей поделиться самыми неприятными моментами, которые встречаются в их литературной жизни.
Майкл Льюис:
Во время работы над книгой я обычно впадаю в крайне возбужденное состояние. Нарушается сон. Мне постоянно снится мой текст… Я полностью живу только своей книгой, меня просто нет в реальной жизни — и так бывает месяцами. Расплачиваются жена и дети. Они платят слишком высокую цену за каждую книгу. К счастью, я свободный писатель и волен брать большую паузу, прежде чем приступить к следующей работе. Благодаря этому у меня все еще есть семья.
Исабель Альенде грустно покачала головой, как всегда, безупречно уложенной:
Все книги я начинаю восьмого января. Вы даже не представляете, что такое для меня седьмое января… Это ад…
Подхожу к компьютеру и просто стою перед ним. Подхожу и стою, потом снова подхожу и стою — и так до тех пор, пока не обнаружится присутствие музы.
Дженнифер Иган, автор известных романов, обладательница Пулитцеровской премии, призналась, что перед каждой новой книгой ее терзают сомнения и страхи:
… Страшно тратить время и вкладывать силы в замысел, который пока не имеет четких очертаний, — даже жанр еще не определен. Страшно, что моя работа окажется невостребованной. …Всякий раз боюсь услышать от издателей: «Мы не можем взять такую дикую прозу». Но что еще страшнее — они примут мою книгу, она увидит свет и не оставит в нем никакого следа.
Дэвид Балдаччи был краток:
Чтобы получить шанс опубликовать что-то в New Yorker; мне следовало написать на титульном листе «Джером Сэлинджер».
Больше всего меня удивили ответы писателей на важнейший вопрос интервью: «Какой момент в вашем литературном труде самый лучший?» Почему-то он оказался для них слишком каверзным. Я думала, что буду наслаждаться рассказами о минутах славы: как вручали Пулитцеровскую премию; почему Национальный фонд поддержки искусств обратил внимание и наделил большим грантом; как проходили чтения в Белом доме; сколько недель продержался роман в списке бестселлеров. Я на самом деле ожидала услышать о тех сокровищах, обладать которыми надеется каждый еще не столь прославленный автор — если, конечно, сможет пережить страшные приступы зависти. Поэтому меня так поразило, что лишь некоторые из названных «двадцаткой» лучших моментов были связаны с деньгами, славой или признанием критиков.
Джейн Смайли буквально светилась, вспоминая свои счастливые минуты:
Когда я работала над третьим романом, это было лучшее время за всю мою писательскую судьбу. Словно моей рукой кто-то водил извне. Казалось, будто персонажи использовали меня как секретаря, записывающего за ними их истории.
Себастьян Юнгер не упомянул ни про успешные продажи, ни про контракты на съемки фильма:
Я приехал в Сараево в 1993 году с группой независимых журналистов, чтобы освещать происходящие там страшные события. За три недели я прошел путь от официанта до военного корреспондента. Ничто не сравнится с чувством, которое испытываешь, когда впервые видишь напечатанным свое имя.
Гиш Чжень, урожденная Лиллиан Чжень, назвала своим лучшим моментом тот, когда взяла псевдоним:
Лиллиан была милой китайской девочкой. Гиш уже не так мила и послушна. Гиш стала той, кто открывает мне дверь, когда я возвращаюсь ночью в общежитие колледжа… Будучи Гиш, я обрела свободу, которой Лиллиан не знала. Свобода пришла, когда я начала писать.
Каждому писателю из «двадцатки» отводится отдельная глава, в центре внимания которой — ответ на вопрос, вынесенный в название нашей книги. Сюжет о писателе построен следующим образом: его предваряет цитата из последнего произведения автора, далее следуют несколько вступительных фраз; отдельным блоком даются биографические данные и список основных работ — все это в общих чертах показывает как личные, так и профессиональные основные достижения писателя.
Я создавала эту книгу со вполне определенным намерением: донести до всех, что читать — хорошо, но писать — еще лучше. Поэтому каждую главу завершают краткие практические рекомендации наших писателей. Прислушаться к их советам будет крайне полезно любым авторам: и начинающим, и опытным, и работающим в разных жанрах; людям разных полов, возрастов, национальностей, с разным жизненным опытом.
Главы книги названы по фамилиям «двадцатки» и расположены в алфавитном порядке. Сознательно использовав такой прием, я лишь хотела подчеркнуть один из основных посылов книги: все писатели равны — различия в социальном и материальном положении намного менее значительны, чем объединяющий их творческий дух.
Я приношу дань восхищения всем авторам мира и той силе, что заставляет их писать. Каждый из двадцати писателей, воплотивших в своем творчестве дух, присущий всему литературному содружеству, поделился с читателем не только частицей собственной души, но и пожертвовал довольно большую часть вознаграждения некоммерческому обществу 826 National. А это означает одно: еще какое-то количество юных американцев полюбят читать книги и приобщатся к сочинительству. Я надеюсь, что и наш читатель не только укрепит, но и преумножит свою преданность печатному слову и литературному труду.
Я приношу дань уважения двум удивительным людям: своему агенту и своему редактору. Я воздаю должное всем, кто причастен к созданию книги: литературным агентам, редакционным секретарям, художественным руководителям, оформителям, иллюстраторам, литературным редакторам, корректорам, технологам, наборщикам, работникам типографий, специалистам по рекламе и маркетингу, распространителям, литературным критикам и обозревателям, блогерам и книготорговцам. И конечно, я преклоняюсь перед писателями — всеми разом; перед теми, кто вынужден приспосабливаться к слишком изменчивым обстоятельствам и в жизни, и в работе; кто умеет одновременно смотреть в зеркало заднего вида и видеть дорогу впереди; чьи книги любит и ждет читатель, чье слово достигает каждого человека.
Глава 1
Исабель Альенде
Когда мне было за сорок, мне, Зарите Седелла, повезло больше, чем другим рабам. Я собираюсь прожить долгую жизнь, и моя старость будет временем удовлетворения, потому что моя звезда — mi zʼetoile — светит, даже когда небо затянуто облаками. Я знаю наслаждение, что дарит мне мужчина, которого выбрало мое сердце. Его большие руки пробуждают мою кожу.
