Энн Ламотт - Птица за птицей. Заметки о писательстве и жизни в целом

И последнее: не увлекайтесь акцентами и диалектами. Диалог, перегруженный экзотикой, очень трудно читать. Прекрасно, если вы мастерски с этим работаете. Если коллеги-писатели восторгаются колоритной речью ваших персонажей — так держать. Но вы должны абсолютно точно знать, что владеете этим искусством.

Не заставляйте читателя продираться сквозь малопонятный текст, как часто бывает в романах и рассказах, где используются диалектные формы. Нам в жизни хватает своих проблем; не усложняйте ее еще больше. (Правда, вчера на рынке во время ливня какая-то женщина у меня за спиной громко сказала: «Некароши пагод!» — хлестко ударила себя по лбу и махнула рукой в сторону залитой улицы. Весь остаток дня меня так и подмывало написать о ней роман. С китайским акцентом.)

Антураж

Иногда полезно разрешить персонажам потолкаться за кулисами без вас. Пусть учат роли или импровизируют, а вы пока подготовите сцену для их выхода. Представьте, что вы — художник-декоратор в театре или на киностудии, работаете над постановкой или экранизацией вашей истории. Это помогает понять, как должна выглядеть комната (или каюта, или поляна, или контора), где происходит действие.

Нужно знать обстановку, температуру, цветовую гамму, атмосферу. Каждый человек — сам себе рекламный постер и обложка, а место, где он обитает, — витрина его интересов и ценностей. В любой комнате живут воспоминания. Дом очень многое рассказывает о нашем прошлом и настоящем, внутренней сути, святынях, странностях, надеждах, потерях, попытках доказать, что мы существуем и более или менее успешны. Попадая в чьи-то комнаты, узнаешь, сколько света нужно их владельцу — лампочек, свеч, окон. А по тому, как человек освещает свое жилье, можно вычислить его представления об уюте и покое. Хаос в доме и трещинки на стенах говорят о внутреннем разладе и унынии; фотографии и сувениры — предмет гордости, выставка успехов и достижений.

Как выразилась фотограф Кэтрин Вагнер, все эти комнаты — будущие руины.

Итак, садитесь за работу и представьте себе, как выглядят декорации, в которых вот-вот появятся персонажи. Возможно, ваши герои богаты, а вы нет (я вовсе не хочу сказать, что вы им завидуете). Тогда придется позвонить родственнику или знакомому, у которого есть или когда-нибудь было большое состояние, и предельно тактично попросить консультации. Пусть помогут вам обставить, например, родовое гнездо старинной дворянской семьи. «Предельно тактично» означает: вы получите гораздо больше ценной информации, если сдержитесь и умолчите о бедственном состоянии вашего жилья и о том, что собаку вот-вот придется усыпить, потому что вы не в силах прокормить ее. Просто скажите: «Я работаю над главой, где впервые появляется очень родовитое и богатое семейство, и мне нужны идеи насчет того, какие ковры, люстры и антиквариат могут быть у них в доме. Например, гостиная. Можешь подробно описать какую-нибудь очень красивую гостиную?» Расспросите вашего знакомого о том, какие запахи доносились из кухни, какое было освещение, было ли в комнатах эхо, какие ощущения вызывала тишина. Точно так же можно обратиться к человеку, выросшему в бедности: пусть в мельчайших деталях опишет дом своего детства, кухню, спальню, скамейку на заднем дворе.

Несколько лет назад я написала роман о женщине, которая обожала растения и все время возилась в саду. Сама я садоводство не люблю. Я люблю бывать в садах других людей, люблю срезанные цветы. Перед домом у меня вкопано несколько качественных искусственных кустов. Они хорошо смотрятся и напоминают о стихах Эдварда Каммингса[41].

Раньше мне часто дарили живые цветы и деревья в горшках; их судьба сложилась слишком трагично, чтобы описывать ее здесь.

В конце жизни они выглядели так, будто я поливала их хлоркой.

Я объясняла людям, что не уживаюсь с растениями; они обязательно приходили к выводу, что я просто «не встретила свою судьбу» и они непременно помогут мне прозреть и раскрыть в себе неведомые глубины. Мне приносили очередной горшок с цветком для тренировки. Я честно старалась поливать его по расписанию, держать в тени или на солнце и вообще делала все, что требовалось по инструкции. Я даже выносила его из дому на прогулки. Примерно через месяц растение теряло весь свой хлорофилл. Казалось, что оно хватается за горло, задыхается и укоризненно смотрит на меня глазами-бутонами. Впрочем, особых угрызений совести я не испытывала: проблем в жизни мне и так хватает.

Одно зеленое чудовище в громадной кадке прожило у меня несколько месяцев. Я даже не знаю, как оно называлось, но при жизни оно достигало трех футов в высоту и было ядовито-зеленого цвета. Я поливала его, срезала отмершие листья — и чем же оно мне отплатило? Исчахло и иссохло, как Говард Хьюз перед смертью. Казалось, вот-вот придется закупить для него несколько ящиков резиновых перчаток и тонны салфеток, чтобы прикрывать еду между откусами. Я давала ему воду, свет, дорогой подкорм — что еще я могла сделать, позвать к нему психиатра? В конце концов я опомнилась, вынесла кадку на улицу и поставила к задней стене дома, где она не попадалась бы мне на глаза. Вы, наверное, думаете, что зеленое чудище тут же выздоровело и пошло в рост? Ничего подобного. Оно сдохло.

Словом, когда пришло время придумать сад для главной героини, я не могла опереться на личный опыт. Но мне почему-то было абсолютно ясно, что эта героиня — страстная садовница. Я очень люблю наблюдать за людьми, которые возятся с растениями. Люблю сидеть одна в саду и тихонько медитировать, люблю все символы и образы, которые связаны с землей и ростом.

Сад — одна из двух главных метафор человеческой жизни. Вторая — конечно же, река. Метафора — прекрасный инструмент: она объясняет неизвестное при помощи знакомого. Но она работает только тогда, когда отзывается в душе самого писателя. Поэтому я чувствовала себя недостаточно оснащенной: мне очень нравилась эта метафора, очень хотелось с ней поработать, а вот любви к садоводству не было.

Я не знала, с чего начать, но одно знала точно: сад не сразу стал символом. Сначала он был просто раем. Тогда, как и теперь, сад был апофеозом жизни, красоты и переменчивости всего сущего.

Он кормил детей, снабжал пищей все племя. Садоводство — вид захвата территории и, вполне вероятно, восходит еще к заначкам еды, которые делают все животные. Это способ добиться превосходства и продемонстрировать его: вырастить самые вкусные помидоры, самые крупные чайные розы, обеспечить свою общину самым лучшим, а заодно доказать, что у тебя правильные ценности, развитой вкус и высокая работоспособность. Кроме того, очень удобно жить, когда знаешь врага в лицо, а в саду или огороде врагом может стать все: сорняки, погода, время. И вот ты целиком отдаешься борьбе, вкладываешь в работу всю душу, созерцаешь рождение, рост, красоту, опасность, победу — а потом это все умирает. Но ты каждый год начинаешь снова. Какая прекрасная метафора! Она ужасно мне нравилась; мне так хотелось, чтобы у меня в книжке был сад! И вот наконец я сообразила позвонить в питомник растений.

Меня соединили с очень приятным человеком; я объяснила, чем занимаюсь, и попросила помочь придумать сад для героини, которая живет на севере Калифорнии в коттедже с большим участком.

Мы решили, что начнем с описания того, как сад выглядит летом, а потом он поможет мне с остальными временами года и с сезонными переменами.

— Фруктовые деревья будем делать? — спрашивал он.

И вот в течение получаса мы вдвоем сочиняли сад, полный самых разных цветов и деревьев. Помню, у меня в голове возникла картинка: увитая чем-нибудь белая стена в глубине сада. Я спросила, какие вьюнки хорошо смотрелись бы на такой стене. Он предложил декоративную фасоль. Потом мы посадили кое-какие овощи, добавили земляничную грядку — и сад был готов. Потом я каждые месяц-два звонила этому милому человеку и уточняла: «А как себя должна вести яблоня? На ней уже есть плоды или хотя бы листья?

А что сейчас полагается делать с клумбами?»

Еще я повадилась заходить на участки к разным знакомым и выспрашивать про растения — как они называются, как за ними надо ухаживать. Если хозяева говорили что-то очень умное или смешное, я пускала это в ход. Я купила справочник садовода и изучила по нему цветы, деревья и вьюнки. Честное слово, люди, которые потом прочли мой роман, не верили, что я терпеть не могу ковыряться в земле! Любители этого дела даже заводили со мной беседы о всяких хитростях и нюансах, думая, что мы сейчас углубимся в милые их сердцу дебри. Приходилось объяснять, что я все просто сочинила с помощью других людей, которые знают о садоводстве гораздо больше моего; что в литературе, как и в жизни, мне на выручку пришли друзья.

— Вы не любите растения? — потрясенно спрашивали меня.