Сергей Щепотьев - Диккенс и Теккерей
Как видим, мудрый философ-гуманист, Теккерей продолжает в этом романе начатую в «Барри Линдоне» антивоенную тему, поднимаясь до высот поистине патетических. Вот как комментирует он битву при Ватерлоо, принесшую победу англичанам, но отнявшую у Эмили ее мужа: «Все мы читали о том, что произошло за этот день. Рассказ этот постоянно на устах у каждого англичанина, и мы с вами, бывшие детьми во время знаменательной битвы, никогда не устаём слушать и повторять историю нашей славной победы. Память о ней до сих пор жжёт сердце миллионам соотечественников тех храбрецов, которые в тот день потерпели поражение. Они только и ждут, как бы отомстить за унижение своей родины. И если новая война окончится для них победой и они в свою очередь возликуют, а нам достанется проклятое наследие ненависти и злобы, то не будет конца тому, что зовётся славой и позором, не будет конца резне — удачной то для одной, то для другой стороны — между двумя отважными нациями. Пройдут столетия, а мы, французы и англичане, будем по-прежнему бахвалиться и убивать друг друга, следуя самим дьяволом написанному кодексу чести».
Право же, если изъять из этого пассажа слова «французы и англичане», высказывание Теккерея будет относиться ко всем войнам между любыми народами и во все времена!
Повествование в книге ведётся от имени кукольника, словно дёргающего нити марионеток-персонажей. Здесь много метких авторских наблюдений над природой человеческой. Судите сами:
«Когда один человек чрезвычайно обязан другому, а потом с ним ссорится, то обыкновенное чувство порядочности заставляет его больше враждовать со своим бывшим другом и благодетелем, чем если бы это было совершенно постороннее лицо» — не случалось ли с вами, читатель, такого?
«Если требуется очернить человека, то уж, будьте уверены, никто не сделает этого лучше его родственников» — не о вашей ли родне это сказано? Или в другом месте:
«Если бы мы знали, что думают о нас наши близкие друзья и дорогие родственники, жизнь потеряла бы всякое очарование и мы всё время пребывали бы в невыносимом унынии и страхе»...
«Вот перед нами человек едва грамотный и нисколько не интересующийся чтением, человек с привычками и хитрецой грубияна-деревенщины, чья жизненная цель заключается в мелком крючкотворстве, человек, никогда не знавший никаких желаний, волнений или радостей, кроме грязных и пошлых, — и тем не менее у него завидный сан, он пользуется почестями и властью. Он важное лицо в своей стране, опора государства» — не вчера ли, не сегодня ли писались эти строки? Или такие:
«Память о самых красивых платьях и блестящих победах в обществе очень мало способны утешить отцветшую красавицу. Быть может, и государственные деятели в известные периоды своей жизни не испытывают большого удовлетворения, вспоминая о самых замечательных своих триумфах. Успехи или радости вчерашнего дня представляют слабое утешение, когда впереди — хорошо известное (хотя и неведомое) завтра, над которым всем нам рано или поздно придется призадуматься»...
Зло. И — не станем отрицать — грустно. Однако справедливо.
Но, как и в «Книге снобов», Теккерей не противопоставляет себя своим персонажам: «Ах ты, Господи! — восклицает он. — Все мы большей частью порочные нечестивцы, да сделает нас Бог лучше и чище!»
Многие и поныне считают «Ярмарку» самым значительным произведением Теккерея. Блестящие характеристики негодяев всех мастей были, однако, лишь первым шагом в триумфальном шествии одной из ярчайших фигур английского реализма. Впереди были исполненная глубокого знания противоречий человеческой натуры «История Пенденниса», меланхолические размышления Генри Эсмонда о тщетности возвышенных устремлений, скептическое осмысление бурных социальных переворотов в «Виргинцах», проповедь терпимости и щемящая ностальгии по благоуханию весны жизни в «Ньюкомах»...
Опуская занавес в конце представления «Ярмарки тщеславия», автор-кукольник делал печальный вывод, цитируя Экклезиаст, приписываемую царю Соломону книгу сомнений; «Ах, vanitas vanitatum!.. Кто из нас счастлив в этом мире? — восклицает Теккерей. — Кто из нас получает то, что жаждет его сердце, а получив, не жаждет большего?..»
Тем не менее, уже в следующем романе «История Пенденниса» (1850) писатель показал героя, который, утратив юношеские надежды, в конце концов удовольствовался относительно скромным существованием, но, будучи в значительной мере слепком с натуры самого автора, скептически относится ко всему окружающему. Собственно, сам Теккерей в этой книге как бы раздваивался, спорил с самим собой.
Шотландец Дэвид Мэссон (1822—1907), профессор риторики и английской литературы Эдинбургского университета, в 1847—1865 гг. жил в Лондоне, где ему предложили кафедру в University-college, и в эти годы сблизился с Теккереем. В 1851 г. он писал: «...В споре между Пеном и Уоррингтоном можно, не погрешив против истины, видеть, как проявляются важнейшие черты мировоззрения Теккерея. Иначе говоря, мы полагаем, что многие страницы Теккерея написаны с позиции Пенденниса, но часто в его книгах царит и дух Уоррингтона».
Впрочем, спорят не только Пенденнис и его друг Уоррингтон. Как бы вмешиваясь в их спор, сам автор заявляет, обращаясь к своему герою: «Если ты, с фатальной ясностью видя и сознавая ложь всего мира, подчиняешься ей, не выражая своего протеста ничем, кроме смеха; если, погружённый в беспечную чувственность, ты спокойно глядишь, как весь этот злосчастный мир, стеная, проносится мимо тебя; если идёт битва за правду, и все люди чести с оружием в руках заняли свои места на поле боя с той или другой стороны, а ты один лежишь на балконе и куришь трубку вдали от шума и опасности, то лучше бы тебе умереть или вовсе не родиться, чем быть этаким сластолюбивым трусом».
Некоторые персонажи романа (Эллен Пенденнис, Лора, Бланш, эпизодические — Шендон или Бангэй) имели живые прототипы. Но главное — то, что «Пенденнис» — самый автобиографический из романов Теккерея. Годы обучения в школе и университете, его начальные шаги в журналистике и литературе, столичная литературная богема — всё это личные воспоминания автора.
Тем значительнее, что наряду с овеянными меланхолией отступлениями о наивных и прекрасных годах студенчества в книге есть строки, рисующие далеко не идеальный портрет юного героя. Молодой Пенденнис, окунувшийся в жизнь Лондона и старинного университета (название которого — Оксбридж — составлено Теккереем из названий двух знаменитых английских университетов, Оксфорда и Кембриджа), уже не тот мальчик, о котором вздыхают его мать и ее приёмная дочь Лора в провинциальном Фэйроуксе. Перед нами желторотый мот и сноб, запустивший учёбу, прожигающий жизнь на средства матери и жестокий во время своих редких и коротких визитов домой и с близкими людьми, и с любимой когда-то лошадью Ребеккой, которую по его распоряжению уводят со двора лишь потому, что она недостаточно сильна для его веса. И в то же время автор подчёркивает, что, «хоть он и стал любимцем и вожаком молодых людей, намного превосходивших его по богатству и положению в обществе, но был слишком благороден, чтобы пытаться заискивать у них каким-либо самоунижением и раболепием, и не пренебрёг бы самым скромным из своих знакомых, чтобы заслужить благосклонность богатейшего в университете вельможи».
Пен живёт на широкую ногу и делает долги, а в конце концов проваливается на выпускных экзаменах. Но он способен на раскаяние, а со временем и набирается мужества, чтобы (в отличие от самого Теккерея) вернуться в университет и повторно сдать экзамен. Он по-юношески заносчив и жесток, но признаёт ошибки и приносит извинения тем, кого обидел.
В критический момент жизни Пен ощущает себя «игроком, готовым пожертвовать верой и честью ради богатства и светской карьеры», понимает, «что его жизнь всего лишь позорный компромисс». Можно усматривать в этом стремление писателя обелить своего героя. Но в этом, скорее, проявляется объективность Теккерея-художника, стремившегося, в отличие от Диккенса, известного романтической контрастностью расстановки «хороших» и «плохих» персонажей, передать характеры во всей их реальной и сложной противоречивости.
Попытка Теккерея «соревноваться» с Диккенсом в искусстве интриги, пожалуй, безуспешна: «тайна» семьи Клеверингов и Бланш Амори гораздо меньше увлекает нас, чем мудрые выводы о человеческой натуре, к которым писатель приходит, прослеживая судьбу главного героя или наблюдая картины нравов своих современников. Реально существовавшие актёры, художники, политики, упомянутые в романе — это большей частью те, с кем он был лично знаком: дружил, сотрудничал в журналах либо просто встречался в обществе. Характеризуя этих людей, писатель далёк от комплиментарности.
С литераторского обеда «Пен и Уоррингтон вместе шли домой пешком в лунном свете.
