Владимир Гаков - Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности
Но разве в этом дело? Будущая всемирная бойня — писатель хорошо это понимал — перевернет все вверх ногами не только в сфере военной техники.
Параллельно боевым операциям на полях сражений развертывались истинно человеческие драмы, невидимые нравственные битвы в душах людей. То, что было заложено в характерах, война лишь заострила и высветила. Безвестные герои и трусливые предатели, разобщенная планомерно раздавливаемая и втаптываемая в грязь человеческая личность — и небывалое объединение народов перед лицом общей опасности. Зачатки новых представлений о характере и степени "эффективности" войны — вместе с мучительной ломкой сословных барьеров, предрассудков, оставшихся в наследство от века ушедшего.
Владимир Дмитриевич Набоков, отец знаменитого русского писателя, в феврале 1916 года встречался с Уэллсом в Лондоне. В воспоминаниях Набокова-старшего мы найдем примечательную запись: "Он (Уэллс. — Вл. Г.), конечно, не сомневается в ее (войны. — Вл. Г.) колоссальных последствиях, которые отразятся на всех сторонах жизни, на индивидуальной и общественной психологии, на политическом и социальном строе. И он хочет угадать, какую форму примут грядущие изменения"[40].
Мне кажется, английский писатель задолго до наступления войны увидел в "облике грядущего" прежде всего абсурдность всемирной бойни, в которой не победит никто. А в недалеком будущем, когда средства разрушения превысят некий критический порог, однозначно проиграют все.
Запомним эту мысль. Еще один зеленый побег "нового мышления", проросший из далекого доатомного прошлого. Как все-таки давно семя дало рост дереву…
Катастрофа тем временем надвигалась неудержимо. В самый канун ее генералы и политики еще тешили себя иллюзиями "вариантностного" исхода затеянной ими кровавой игры по перекройке мира. Плелись дипломатические интриги, множились взаимные уверения и одновременные подстрекательства, создавались и распадались коалиции и военные союзы. Казалось, сам затяжной характер этих игр "на грани" — надежный гарант того, что они будут продолжаться без конца.
"Горючего материала за последнее время накопилось достаточно, и он все растет… — отмечал В. И. Ленин в 1908 году. — Между тем при сети нынешних явных и тайных договоров, соглашений и т. д. достаточно незначительного щелчка какой-нибудь "державе", чтобы "из искры возгорелось пламя""[41].
Литераторы тоже не были все, как один, близоруки. Более чем за десятилетие до наступления войны писатель, казалось бы бесконечно далекий от каких бы то ни было фантазий, пометил для себя в записной книжке: "Нерабочие, так называемые правящие классы не могут оставаться долго без войны. Без войны они скучают, праздность утомляет, раздражает их, они не знают, для чего живут, едят друг друга… Но приходит война, овладевает всеми, захватывает, и общее несчастье связывает всех"[42]. Это наблюдение я вычитал у Антона Павловича Чехова… Но уж кто подавно не обольщался, так это писатели-фантасты. Достаточно бросить взгляд на обложки книг той поры: "Человеческая бойня", "На пороге всемирной катастрофы", "Перед концом"… чтобы ощутить царившее настроение.
О неизбежности войны с одинаковой настойчивостью предупреждают авторы из Англии и Франции, Германии и США. А в библиографиях русской литературы обнаружена ссылка на вышедшее в Петрограде сочинение некоего И. Де-Рока (скорее всего, псевдоним) "Гроза мира". Очередная история изобретателя, на сей раз английского, создавшего новое взрывчатое вещество "радиотит"; его готовятся применять в ожидаемой воине с Германией. Дата выхода книги — 1914 год…
Тем летом, 28 июня, бомба, а затем выстрелы из револьвера молодого сербского националиста Гавриила Принципа поставили в Сараево точку. Закончилась смертоносная игра на грани войны, игра, которую многие надеялись тянуть вечно.
Первой реакцией было даже не замешательство. Наоборот, все подозрительно оперативно начали указывать друг на друга пальцем: это ты начал! "Социалисты!" (военный губернатор Боснии и Герцеговины). "Жиды!" (черносотенная газета "Русское знамя"). "Русские!" (английская "Дейли кроникл")… Но, разумеется, кто бы ни начал войну, она сразу всем воюющим государствам оказалась кстати.
В. И. Ленин писал сразу же по горячим следам событий: "Европейская война, которую в течение десятилетий подготовляли правительства и буржуазные партии всех стран, разразилась. Рост вооружений, крайнее обострение борьбы за рынки в эпоху новейшей, империалистической, стадии развития капитализма передовых стран, династические интересы наиболее отсталых, восточноевропейских монархий неизбежно должны были привести и привели к этой войне. Захват земель и покорение чужих наций, разорение конкурирующей нации, грабеж ее богатств, отвлечение внимания трудящихся масс от внутренних политических кризисов России, Германии, Англии и других стран, разъединение и националистическое одурачение рабочих и истребление их авангарда в целях ослабления революционного движения пролетариата — таково единственное действительное содержание, значение и смысл современной войны"[43].
Своего рода "точка" была одновременно поставлена и в воображаемой войне, которую вели на страницах своих произведений писатели-фантасты.
Книги продолжали выходить и после выстрелов в Сараеве, например заметно оживилась американская литература, — назову романы Г. Мэзона "Победивший кайзера" (1915) и Т. Диксона "Падение нации" (1916), — но количество и качество их резко упало.
Как только заговорили пушки, умолкла муза научной фантастики. Она свое сказала.
Предсказанная фантастами война обрушила лавину вопросов — либо вообще не имевших прецедента, либо давно забытых, поставила, по словам В. И. Ленина, человечество "на край пропасти, гибели всей культуры, одичания"[44]. Впервые в истории человечество задумалось: так ли однозначно связан прогресс техники с прогрессом нравственным?
По изрытым траншеями и воронками полям Европы прошел чудовищный в своей иррациональности парад человеческого гения: танки, "Большие Берты", аэропланы и дирижабли, броненосцы-дредноуты, иприт и ток в колючей проволоке. Демонстрировали успехи физика, математика, химия, медицина, техника во всех видах. Техника правила свой бал, людские жизни шли в расчет только как топливо для непрерывно разгоравшейся топки мировой войны, которая стала "катастрофой человеческой личности. Массовое индустриальное убийство, тогда еще не ведомое никому, дало повод власть имущим уничтожать многомиллионные массы также и морально, и с социальной точки зрения, постоянно указывая, что отныне они лишь придаток всемогущей техники, которая топчет их и разрывает в клочья, оставляя им одно право — героически погибать за императора, короля, царя или за кого-то еще"[45].
Ошеломляли и результаты войны. О каких "блистательных победах", "стратегических замыслах" и "достигнутых политических успехах" можно было говорить, обозревая растерзанную, обескровленную, отчаявшуюся Европу? За четыре года три месяца и девять дней в войну оказались втянуты 38 государств на всех континентах. Было уничтожено и искалечено 22 миллиона мужчин; столько тогда не набралось бы в Москве, Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Берлине, вместе взятых…
И за что они гибли! Снова цифры: во время третьего сражения при Ипре артиллерия союзников выпустила по противнику около миллиона (!) снарядов, обеспечив продвижение вперед со скоростью… улитки: 4 метра в час. Буквально каждый шаг солдата в атаке обходился в миллионы рублей золотом. И это "военные действия", "стратегия" и "тактика"?
"Я много раз читал, часто сам рассказывал истории о войне и сражениях, — вспоминал Марк Блок. — Знал ли я действительно — в полном смысле слова "знать", — знал ли я нутром это жгучее отвращение, прежде чем сам его испытал, прежде чем узнал, что означает для армии окружение, а для народа — поражение?"[46]
Правильнее было бы говорить о временном помешательстве человечества, давшего себя втянуть в это коллективное самоубийство. И хотя время повсеместного распространения нового мышления еще не наступило, мы можем утверждать: в результате первой мировой войны общественная мысль заработала в требуемом направлении.
"Империализм поставил на карту судьбу европейской культуры"[47]… - констатировал В. И. Ленин в "Положении и задачах Социалистического Интернационала" (1914). И предрекал, что эта война, "если не будет ряда успешных революций"[48], может оказаться не последней.
…Как развивались события дальше, хорошо известно. В ночь на 25 октября (по старому стилю) из Петрограда заявило о себе на весь мир новое общество, первым документом которого стал Декрет о мире.