Причина времени - Аксенов Геннадий Петрович
“Абиогенез, по этим представлениям, – писал Вернадский, – есть одна из стадий эволюционного процесса, связанная с теми неповторяемыми и невосстанавливаемыми земными условиями, какие не повторяются и не восстанавливаются для любого эволюционного изменения организма. Мы прежде всего не можем восстановить необходимое и неизбежное для этого – время”. (Вернадский, 1994А, с. 277).
Вот Вернадский и поставил главный вопрос: если нет биосферы, течет ли время? А если существовало время, было ли оно биологическим или какой-либо другой его формой?
Мы уже говорили в главе 9 о том, как в первой четверти XX века усилиями Артура Холмса и его сотрудников было закончено формирование .геохронологической шкалы. Идеология, по которой она была создана, заключалась, в общем, в том, что планета образовалась в рамках уже существующей солнечной системы, а затем на ней началась геологическая история. Тем самым негласно принималась механическая идея времени: в результате движений всего и вся в физическом мире время шло всегда и везде, а Земля со своими событиями геологической истории, а потом и биологической эволюции в это идущее без них время вписалась, въехала. И следовательно, существуют некое космическое абсолютное время, потом вложенное в него геологическое время, затем еще более “внутреннее” или “внучатое” – биологическое время.
Разумеется, из идеи биосферы вытекала полностью противоположная идея времени. Своим положением об отказе рассматривать догеологическую историю Вернадский возвращался к идее геоактуализма в той форме, как его выразил Хаттон: в мире нет никаких космических событий, а есть только события геологические. Вернадский продолжает эту мысль так: в мире нет никаких геологических событий, которые были бы не связаны с биологическими явлениями, более того, этими явлениями инициированных. Если каждый отдельный акт жизнедеятельности, например, размножение, есть акт движения, приводящий в движение атомы, синтез из них сложнейших химических соединений, то отсюда, а не из космических далей, начинается вся история любого куска реальности, или любого куска горной породы или минерала, любого атома газа или воды.
Сегодня такое наблюдение и обобщение, как и более строгое обобщение Вернадского существует само по себе, в особых отделах геологии или палеонтологии, или геохимии, но не является общепринятым. Любой учебник землеведения например, по которому обучаются в университетах на географических факультетах, противоречит всем этим дисциплинам, потому что не принимает в расчет биологическое время, или считает его третичным по сравнению с космической и геологической историей. Эти учебники все без исключения начинают с космической истории формирования планеты, образования ее огромного тела, причем эта часть истории совершенно гипотетична, а затем включается история геологическая: дегазация мантии и образование атмосферы, выделение воды и образование гидросферы, формирование рельефа, горообразование. А уж затем образовалась жизнь, из которой – совершенно в противоречие с вышеприведенными фактами геохимических функций биосферы – сложилась биосфера. При этом негласно, абсолютно интуитивно или предвзято принимается, что время в процессе образования планеты или дегазации или гидратации идет само по себе. А между тем еще Аристотель утверждал и развитие науки только и делало, что подтверждало его тезис: время движением безжизненных предметов не создается. Оно не может идти, как не может создаваться пространство без участия жизни. И вот теперь, после трудов Вернадского и “открытия” им биосферы оба тезиса уже не являются философскими. Они стали эмпирическими, то есть наблюдением за фактами природы под определенным углом зрения.
Какие есть основания считать возраст Земли в физическом или астрономическом смысле, безотносительном к геологической и биологической истории времени? В сущности, никаких. Авторы книги “Развитие учения о времени в геологии” приходят к такому выводу: обычные эмпирические факты геологов не привязаны ни к какой идее времени, они чисто интуитивны или в лучшем случае, когда осознают, что нужно же примыкать к какому-то пониманию времени хотя бы в стратиграфии, понимают его как принято в механике, но не в ньютоновской, а в ухудшенной посленьютоновской версии: абсолютное время создается движением планет, а каждое отдельно взятое движение измеряется относительно этого времени, реферируется просто часами, или оборотами Земли вокруг оси, то есть сутками, или движением Земли вокруг Солнца, то есть в годах. (Оноприенко и др., 1982). Иначе говоря, геологическое время сводится к банальному физическому истолкованию времени.
Нужно взять простой, элементарный акт определение возраста горной породы, чтобы понять, как непросто сказать, что такое возраст его. Он сегодня определяется двумя способами в зависимости от методов. Если эта порода осадочная, время ее образования может определяться палеонтологической привязкой к своему слою – и в данном случае не составляет трудности сообразить, что время привязывается к движению его в бывшей биосфере, то есть к тому моменту, когда оно было настоящим, “сегодня”, когда оно формировалось в биосфере. И прошедшее с тех пор время есть дальнейшая жизнь биосферы, превращение “сегодня” во “вчера”, наращивание толщины прошлого.
Сложнее с другим основным видом земных пород – с метаморфическими породами, структура которых изменена давлением и температурой в глубоких недрах. Но и эта проблема определения возраста решена была в начале нашего века, когда возникла радиохимия и радиогеология. Возраст такой породы определяется по времени радиоактивного распада, идущего как хорошие часы, с большой точностью. Но каково прошлое любой метаморфической породы? Она была породой осадочной. Осадочные слои уходят все ниже и ниже, пока не попадают в такую обстановку, когда на них начнет влиять высокая температура и давление и они изменяют свою внутреннюю структуру. И как бы мы ни старались, мы никакой “первичной” породы не найдем, мы найдем только породу, ушедшую с поверхности земли в другие нижние горизонты, и снова вышедшую на поверхность, где ее подобрал, отколол или добрался до нее бурением геолог.
Чтобы адекватно отразить этот путь любых частиц по большому или малому кругам, начинающимся в биосфере и чаще всего и заканчивающихся в биосфере, нужно обратиться к его учению об оболочках планеты. Он насчитывает десять таких оболочек: от ионосферы до металлического сдавленного ядра планеты, среди которых биосфера занимает центральное место. (Вернадский, 1994А, с 529 - 531). “Можно сейчас утверждать как научный факт, что наша планета состоит из концентрических оболочек, устойчивых и прочных во времени, но находящихся в непрерывном, более или менее резко проявляющемся, закономерном изменении.
Эти концентрические оболочки находятся в состоянии устойчивого динамического равновесия, которое можно в отличие от механизма планеты назвать организованностью планеты. Отличие организованности от механизма в основном заключается в том, что в ходе времени двигающиеся точки никогда не возвращаются в то же самое положение – они возвращаются только в близкое”. (Вернадский, 1994А, с. 528). В каком смысле здесь два раза употреблено слово “время”: устойчивые во времени оболочки и изменяющиеся во времени оболочки? Ясно, что употребленное два раза “во времени” имеет одинаковый смысл, и если не знать остальных работ Вернадского, можно подумать, что речь идет о физическом, обычном времени. Однако, если исходить из всего, что сказано Вернадским о времени, следует считать это понятие биологическим или биосферным. Речь идет об устойчивости геологических оболочек и об изменении их в времени биосферы. Тогда оправданно понятие об организованности планеты, не о машине, а об органическом единстве планеты. Каждый атом (или – с точки зрения геометрии, говорит Вернадский, каждая точка ее) возвращается не в то же самое место, а в близкое. Такое возможно, если поверхность планеты непрерывно изменятся, живет, потому что в ней главным событием является размножение ЖВ. Также как в любом организме, на планете целиком нет в точности циклических круговоротов вещества и энергии, это циклоподобные, циклоидные круговороты, завершенные, но не замкнутые.
