Природа. Человек. Закон - Городинская Виолетта Семеновна
Появятся птицы и засеют уже удобренную почву семенами различных ягодных растений. Заснуют в траве лесные мыши, зайцы и лоси начнут стричь сверху и снизу густо разросшиеся осинки и ивы.
А спустя сотню лет после пожара, зрелый березово-осиновый лес (с примесью клена, липы, других пород деревьев) будет бережно холить под своим теплым пологом уже изрядно выросшие елочки и сосенки.
А еще век спустя на этом месте вырастет и будет жить тот самый лес, в котором мы с вами уже побывали. Если, конечно, его снова не сожгут, не вырубят. Потому что сплошная рубка только ненамного меньше, чем пожар, приносит лесу бед.
Человеческая память коротка. Беды, которые мы вольно или невольно приносим другим (а в конечном счете и себе, опосредованно), забываются уже через две недели. Что же говорить о двух веках, за которые сменяются несколько человеческих поколений! И снова оставленное тлеющим кострище даже, казалось бы, в самом невинном месте — и говорить не хочется о тех… как бы назвать их помягче? — кретинах, что разжигают костры под густым пологом красавицы-ели, прямо на ее корнях — может превратить живую жизнь в мертвую гарь.
И поэтому, увидев привычный и, по правде сказать, изрядно опостылевший призыв: «Берегите лес!», все же внемлите немудреному совету.
Нет, правда — берегите лес.
«Лица, виновные в:
незаконной порубке и повреждении деревьев и кустарников;
уничтожении или повреждении леса в результате поджога или небрежного обращения с огнем;
нарушении требований пожарной безопасности в лесах;
повреждении леса сточными водами, химическими веществами, промышленными и коммунально-бытовыми выбросами, отходами и отбросами, влекущем его усыхание или заболевание;
уничтожении или повреждении лесных культур…
уничтожении полезной для леса фауны…
несут уголовную, административную или иную ответственность в соответствии с законодательством Союза ССР и союзных республика(Основы земельного законодательства Союза CСP и союзных республик, ст. 50).
Степь
Если взглянуть на Землю откуда-нибудь из Космоса, ну, скажем, с Марса, она будет выглядеть, как раскрашенный детский волчок. Наверху, рядом с осью волчка, белый купол полярных льдов, чуть ниже их — бурая полоса тундры, еще ниже — темная зелень лесов, потом пойдет бледно-зеленая полоска лугов, затем — серебристо-серая степная полоса, желтая кайма пустынь и — снова степное серебро, изумруд лесов, только вместо бурой тундры — сапфир океанов, и в самом низу — алмазные грани Антарктики.
Но это так видно, пока наш волчок быстро вращается. Если же его остановить, вид сразу изменится. Белые полярные купола, конечно, останутся, останутся и бурая, и сапфировая, и зеленая полосы. А вот то, что мы принимали за сплошную серебристую, окажется в виде разорванных пятен. Степи предпочитают жить в самой глубине континентов. Как истые неженки прячутся они здесь и от морозного дыхания полюсов, и от экваториального зноя, а главное от излишней, на их взгляд, влаги морей и океанов. Но неженками их можно назвать, только если смотришь с Марса — не зная, не принимая во внимание жесткости земных внутриконтинентальных климатических условий.
И потому, для того чтобы хотя бы в общих чертах понять, что представляют собою степные биогеоценозы и экосистемы, давайте-ка лучше с небес спустимся на землю.
А условия для жизни растений и животных в степях подчас не только жесткие, но и прямо-таки жестокие. Зимой температура нередко падает до -50° при толщине снежного покрова в 4–5 сантиметров, а летом почва раскаляется до тех же 50°, но уже жары. Но мороз и зной еще полбеды, беда в том, что ни снегами, ни дождями климат степи отнюдь не балует. Вон в лесах Сибири и Русского Севера термометр, бывает, опускается гораздо ниже 50 градусной отметки. Но там растения да и животные тоже надежно укрыты толстенным, в полтора-два метра, пуховым снежным одеялом. Только стволы деревьев покряхтывают в лютую стужу. Покряхтывают, но выдерживают очень низкие, до — 70°, температуры. Но вот когда снежочка чуть-чуть, когда гуляет по просторам пронизывающий все и вся морозный ветер, а почва промерзает насквозь, вот тогда удержать жизнь очень трудно.
Да и летняя жара вовсе не страшна для жизни, если есть достаточно влаги. И среднемесячные и абсолютные максимальные температуры в тех же тропиках гораздо выше, чем в степных зонах, а, посмотрите, как буйно и пышно развивается там и растительность и животный мир. Но вот когда тебе на все про все отпускается за лето 20–30 сантиметров дождевой влаги и росы, хочешь пей одним глотком, хочешь растягивай по 2–3 миллиметра на день, вот тогда жаркое небо с овчинку покажется!
Но и в этих экстремальных условиях существует — развивается, цветет, продолжается в потомках — жизнь. Да еще какая многообразная жизнь!
«В середине апреля помятая физиономия степи, только что очнувшейся от зимнего сна, покрыта тускловатыми лиловыми пятнами прострела. Через одну-две недели степь оживляется и начинает играть золотистыми и голубыми искрами адонисов и гиацинтов. В середине мая она бледнеет. Эту бледность придают ей белые соцветия чины и ветреницы. В июне наступает самая красочная пора в жизни северной степи. Ее нежно-зеленое лоно, еще покрытое незабудковым туманом весенних воспоминаний, увенчивается вызывающе яркими желтыми уборами крестовника, козлобородника, лютиков и первыми предвестниками зрелости — серебристыми плюмажами ковыля. Позднее степь еще и еще раз то белеет от клевера, нивяника, таволги, то синеет от колокольчиков, то розовеет от эспарцета. С середины июля словно уставшая от цветовых эмоций северная красавица тускнеет и только в конце этого самого теплого месяца в году последним криком отчаяния по уходящему лету взрывается багровым пламенем соцветий чемерицы. В августе и сентябре цветущих растений почти нет. Поблекшей, пригнувшейся к земле и затаившейся уходит северная степь в зиму» (Мордкович В. Г. Степные экосистемы. Новосибирск, 1982.), — так поэтически-восторженно воспевает степь в своей в общем-то строго написанной книге сотрудник лаборатории биогеоценологии Сибирского отделения АН СССР В. Г. Мордкович.
Правда, в данном случае он говорит о северном биогеоценозе луговых степей, весьма далеких от тех экстремальных условий, о которых мы рассказали выше. Здесь еще чувствуется умиротворяющее дыхание леса: зимы не такие жестокие, лето не такое палящее, а главное осадков в полтора-два раза больше, да и подпочвенные грунтовые воды ближе к поверхности.
И снова нам, надвинув забрало биогеоценологии и взяв наперевес копье эмоций, придется бросить вызов тем, кто по традиции считает лес и степь смертельными врагами, извечно ведущими беспощадную схватку.
Нет, нет и нет. Ни лес не покушается на степные просторы, ни степь не теснит лесов. Их мирное сосуществование вполне наглядно доказано биогеоценозом лесостепи и саванны, где деревья и большие рощи мирно уживаются со степными травами, располагающимися на обширных пространствах. Уживаются столько же, если не больше тысячелетий, сколько существуют степи на Земле.
Сомнительно и бытующее предположение, что если бы не засушливость климата в степных зонах, лес давным-давно бы «съел» степи. Мы знаем, что лес носит свой климат с собою — аккумулируя осадки, выкачивая мощной корневой системой воду недр, затеняя высокой и густой кроной почву от перегрева и испарений, деревья создают даже в самых засушливых областях вполне приемлемые для своей жизни условия. И если бы действительно в природе существовала экспансия лесов, они бы за десятки тысяч лет не оставили о степях и воспоминаний.
Не менее нелепо предположение и о степной экспансии. Даже в засушливых степях казахстанского Приишимья существуют значительные лесные массивы (о чем, кстати, сторонники гипотезы о климатическом факторе сдерживания распространения лесной растительности старательно забывают). И ни тот, ни иной биогеоценоз не покушается ни на территорию, ни на суверенитет другого.
