Природа. Человек. Закон - Городинская Виолетта Семеновна
То же самое происходит и в наших лесах во взаимоотношениях волка с лосями. Самая высокая скорость, которую может развить волк, для лося с его длиннющими ногами не более чем спокойный бег. Наддав на старте, он легко отрывается от преследователя и потом трусит себе спокойно, если волк попался молодой и азартный: беги, беги, выматывайся сколько хочешь, а я разомнусь для моциона немножечко.
Ну, а уж попробовать завалить секача или тем более кабаниху, защищающую поросят, — это идти на верную смерть. Коротконогий, а потому устойчивый броненосец, вооруженный клыками, запросто расправится с любым волком. Мы своими глазами видели, как мощный пес-боксер, самонадеянно гордясь своей силой, ринулся на подсвинка — даже не на секача или свинью — и что от него осталось за те доли секунды, пока хозяин прикладывался к ружью. Другой пулей пришлось пристрелить беднягу, чтобы не мучился. Да, могучая зверовая лайка задерживает кабана до прихода охотника. Но она просто прыгает перед ним, увертывается и никогда не пробует напасть на матерое чудовище. Она, как и волк, знает: приблизишься — погибнешь. Не зря в Древней Руси самым страшным зверем считался не волк и не медведь, а вепрь.
Что волки жадны, всякий знает. К сожалению, подобными почерпнутыми из различных басен сведениями только и располагает большинство людей. Не всякий знает, что волк почти постоянно голоден, что большую часть, а то и всю добычу, он приносит волчатам и стерегущей их волчице. Приносит в желудке, силой воли задерживая переваривание пищи изголодавшимся пищеварительным трактом. Сначала детям, потом волчице, а уж после — всем остальным. Таков закон волчьей жизни.
И не из трусости не нападает волк на кабана. Не боясь собственной смерти — что множество раз волки доказывали людям, — он бережет себя, зная, что без него погибнут и волчата.
Не думаем, что в природе можно сыскать более умное и благородное животное.
Еще дальше вниз по течению, в большом отдалении от волчьего логова, там, где речушка спокойно и широко разливается по долине, заболачивая просторную низину, живет большая колония бобров. Собственно и спокойствием своего течения и широким разливом речушка обязана именно бобрам. По всей ширине речки, от одного высокого берега до другого, на невежественный взгляд стороннего наблюдателя — в хаотическом беспорядке, — громоздятся разнообразные сучья и коряги, образующие преграду на пути воды. Это — изумительное сооружение бобров, их плотина. Изумительное потому, что ни один гидротехник мира не взялся бы построить преграду напору реки из таких сомнительных материалов, как сучки и палки толщиною не более чем в три пальца, да расплывающегося ила. Мало того, большинство ученейших специалистов с помощью сложнейших и убедительнейших математических расчетов и физических законов как дважды два четыре докажут вам полнейшую невозможность строить плотины из подобных материалов.
А бобры строят. Из века в век. Из тысячелетий в тысячелетия. Специалисты-гидротехники, привезенные на такую плотину, сначала презрительно и с превосходством улыбаются, увидев хаос торчащих в разные стороны палок и веток, потом… потом, заметив, что уровень воды до плотины выше, чем после нее, начинают шептать в растерянности: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!» Зачерпывают со дна расплывающийся в руках илистый грунт, начинают беспорядочно дергать торчащие сучья, привозят уйму всевозможных сложных приборов и, наконец, торжествующе возвещают: «Ничего удивительного: бобры нашли единственно верный способ постройки плотины из нестойких материалов, так, чтобы ни напор обычного течения, ни сильнейшие весенние или осенние паводки не смогли снести ее. Ровная дуга, протянутая от берега к берегу под углом в 45 градусов (по диагонали, по диагонали!), распределяет напор по всей поверхности плотины и потому вода, сколько бы ни ярилась, ничего с сооружением поделать не может».
Но ничего удивительного мы не видим только в том, что многие специалисты, едва узнав, как происходит то или иное явление, тут же делают скептическую мину: «Ничего удивительного» — как будто они и в самом деле ожидали увидеть чудо, противоречащее тем законам Природы, которые она же сама и установила! Люди вообще склонны, найдя чему-нибудь более или менее правдоподобное объяснение, тут же успокаиваться и забывать о своем удивлении.
А между тем это и есть одно из величайших чудес Природы — бобровая плотина. Ну ладно, мы можем назвать непонятным термином «инстинкт» или, еще более непонятно, по-современному, заложенную в генах бобров информацию — порождающую способность создавать гидросооружения. Но ни тот, ни другой термин не объяснит нам, как без каких-либо инженерных расчетов, без специальных сложных приборов, бобры сообща возводят идеальное гидросооружение, под тем именно углом и с тем именно закруглением, при котором вода не напирает на преграду, а как бы омывает всю ее поверхность, постепенно и мягко при любом режиме — и в межень и в паводки — переливаясь через край. Собственно, бобровую плотину и преградой назвать нельзя — так естественно она задерживает воду, вовсе не сопротивляясь ее напору. И плотины эти достигают иногда огромной протяженности. На реке Джефферн штата Монтана в США бобровая плотина имеет длину 652 метра!
И уже никаким инстинктом не объяснишь (да и генетической информацией тоже) то, что бобры вовсе не всегда склонны строить плотины. Наоборот, если есть возможность и окружающие условия позволяют обойтись без них, бобры ставят хатки на сухом пригорке среди заболоченных мест, а то и вовсе устраивают себе жилье в почве корневого берега, обычно среди корней большого дерева, растущего у самой воды. Такое жилье можно было бы назвать скорее норой, только вход в нее находится под водою. Но не всем хватает здесь кормовых угодий и подрастающий молодняк расселяется по окрестностям. А поскольку подходящих мест, где можно найти и стол, и выстроить дом с выходом и входом под воду, не так-то уж и много, бобрам-новоселам приходится в подходящих кормовых угодьях, но лишенных достаточно глубокого водоема, самим преобразовывать естественные условия — строить не только дом, но и плотину, поднимающую уровень воды.
Еще не так давно лишь в дальних уголках таежных лесов, куда не ступала нога человека, оставались немногочисленные бобровые поселения. Только взятый под охрану в годы Советской власти, бобр смог размножиться и расселиться в более широком ареале, чем до революции. Но наибольшее расселение их произведено не естественным путем, а завозом в те или иные области страны семейств бобров из питомников. Главным образом из Воронежского государственного заповедника.
Но если для большинства людей бобр представляет собою ценность в мертвом виде — как источник доходов или дорогих изделий, — то для натуралистов он важен прежде всего живой — как редчайшее на земле животное, которое не приспосабливается к окружающим условиям, а само преобразует естественную среду, приспосабливая ее к тому образу жизни, который привычен для бобра.
Строя уникальные гидросооружения, бобр не только образовывает необходимое ему место обитания. Широко разлившиеся воды речек и ручьев (чаще всего с помощью бобров превращающиеся в настоящие реки) заливают низкие места, где тут же, на бугорках и кочках начинают буйно разрастаться ивняки и ольха — главная пища бобров. Так у них появляются свои сельскохозяйственные угодья. По заболотившимся местам, в мокрой податливой земле, бобры проводят довольно глубокие каналы и по ним ведут лесосплав — подталкивая сваленные далеко от жилья толстые стволы осин и берез, которые, после того как будет объедена кора, превращаются в строительный материал для ремонта или продолжения плотины (если есть куда ее продолжать). Как все грызуны, бобры запасают себе на зиму корм. Только не в сушеном или, как мы — в варено-соленом виде, — а свеженький. Ветки ивняка, ольхи, осин утапливаются в воду по осени прямо возле входа в жилище. Запасы, объемом до тридцати кубометров, позволяют всей бобриной семье беззаботно, не выходя на заснеженную поверхность, прожить всю зиму. Изменяя естественную среду, бобры изменяют и биоценоз местности. На водоеме поселяются водоплавающие и водолюбивые птицы — от утки до трясогузки, звери — водяная крыса, ондатра, енотовидная собака, которую у нас именуют енотом. Кабаны и лоси спасаются в заболоченных поймах от слепней и оводов, лоси и зайцы находят себе богатый выбор пищи в разросшихся ивняках и осинниках. Даже на окружающую лесную растительность влияет деятельность бобров: поднявшийся уровень подпочвенных вод угнетает одни виды растений и дает возможность расти другим. Само собой разумеется, что в прежде сухой, а ныне заболоченной низменности появляется и совсем новый растительный покров из растений-влаголюбов.
