Три аксиомы - Зыков Иван Максимович
Весной полая вода поднимается высоко, закрывает камни, и тогда даже в эти реки заходят с Енисея пароходы, везут муку и крупу, соль и сахар, разный ширпотреб. Но судоходство длится от силы недели две, позже вода спадает, пороги становятся непроходимыми. К этому времени пароходы убегают на Енисей.
В остальное время года до окружного центра, поселка Туры, можно добраться на самолете. Но если захотите податься в глубину, выйдет не поездка, а экспедиция. Оттого и мало живет народу. В соседней Якутии на одного человека приходится пять квадратных километров, в Эвенкийском округе — целых семьдесят четыре.
Но, конечно, зачем одному человеку столько километров? Люди сосредоточились в поселках — три покрупнее да десяток совсем ничтожненьких, все они у рек, а тайга пуста.
В эвенкийской тайге преобладает лиственница, сосна встречается реже и не во всех районах.
Жители рубят для себя дрова и подновляют избы. Да им требуется самый малый пустяк. Лесозаготовки на вывоз из округа не ведутся: путей нет. Деревья живут до глубокой старости и умирают естественной смертью, не познакомившись с пилой и топором. Первобытность тайги ничем не нарушена.
Казалось бы, здесь и место «корабельным чащам» с исполинскими деревьями. Да не тут-то было. Сильно разочаровывает здешний лес своей мелкорослостью: престарелые лиственницы имеют такую же высоту и толщину, как сорокалетние и даже тридцатилетние в искусственных посадках Тимирязевской академии в Москве.
Я говорю об этом эвенкийскому лесничему П. Я. Преснякову, хозяину сорока девяти миллионов гектаров тайги.
— Да, лесок скромненький, — соглашается хозяин.
Здешний лесничий как английский король: царствует, но не правит. Подручных у него всего два лесника, а владения пообширнее королевства. И хотя Петр Яковлевич — неутомимым путешественник и, случается, арендует самолет для огляда сверху своего царства, но не думаю, что до конца жизни успеет побывать во всех уголках. Сверху поглядит, а по земле пройти не удастся.
Запас древесины в вековой эвенкийской тайге — сто кубометров на гектаре, редко больше. А под Ленинградом искусственно посаженная в XVIII столетии Линдуловская лиственничная роща в лучшую пору своей зрелости имела по 1800 кубов на гектаре. Видите, какая разница! Настолько она велика, что не может быть объяснена одними различиями в климате, тем более что лето в Эвенкии теплее, чем в Ленинграде.
Оказывается, эвенкийская лиственница может расти гораздо быстрее. Вот какая приключилась странная на первый взгляд история.
Летом 1908 года в эвенкийскую тайгу упал знаменитый Тунгусский метеорит, вызвавший большой интерес в ученом мире тем, что не пробил ни воронки и не оставил не только тела, но и вообще каких-либо твердых осколков. После тщательных исследований ученые пришли к заключению, что это был не обычный метеорит, а комета. Еще не успев прикоснуться к поверхности земли, комета со страшной силой взорвалась, и все ее вещество обратилось в газ и пыль.
Взрыв повалил деревья на пространстве в две тысячи квадратных километров. И не только повалил, а опалил, обуглил пожаром.
Видали вы, как вкапывают телеграфные столбы? Конец столба, который идет в землю, обмазывают смолой или обугливают на костре. Поверхностный слой угля предохраняет древесину от гниения.
Обугливание сваленных взрывом деревьев послужило неплохой дезинфекцией. Оно предохранило местность от заселения вредными насекомыми.
Место падения Тунгусского метеорита обследовано учеными. Экспедиции 1958 и 1960 годов установили, что вся подвергнувшаяся влиянию взрыва площадь заросла новым лесом. Ему уже пятьдесят лет. Возраст деревьев легко подсчитать по годовым кольцам на спиленном стволе.
То, что пустыри, да еще хорошо продезинфицированные, зарастают лесом, вполне обычно. Но участники экспедиций диву дались: пятидесятилетние лиственницы и сосны уже достигли такой же величины, какую имеют самые крупные престарелые деревья в окружающих лесах, не затронутых взрывом.
Диковинная разница в величине казалась чудом, и для объяснения выдвинута гипотеза о том, что метеорит содержал в себе какое-то неизвестное нам вещество; распыленное взрывом, оно якобы оказалось могучим удобрением и стимулятором роста.
Но в такой гипотезе нет нужды, все понятно и без предположений о чудесном веществе.
Присмотримся к законам жизни никогда не рубленной тайги. Там тоже происходит смена поколений, иначе прекратилось бы существование леса, ибо отдельные деревья смертны. Но даже на примере описанной Тургеневым рощи мы видели осложнения.
Смена поколений в лесу протекает иначе, чем в мире животных.
Дело в том, что дерево, во-первых, стоит в течение всей своей жизни неподвижно на одном месте и, во-вторых, вырабатывает пищу листьями или хвоей в солнечном луче; поэтому проблема жилой площади, да еще вдобавок освещенном солнцем, стоит в лесу так остро, как ни в каком другом обществе, где живые существа способны передвигаться с места на место.
У животных нарождающиеся поколения существуют и развиваются рядом с прежними: деды, отцы, дети живут вместе и одновременно без острой конкуренции, причем родители до известного этапа оказывают молодняку поддержку.
В лесу же наоборот. Там царит жесточайшая гегемония стариков; отцы убивают детей, а когда убийство становится уже не по силам, долгое время угнетают свое потомство.
Эвенкийская лиственница светолюбива, ее всходы начинают появляться в изреженном лесу, когда часть древостоя свалится на землю. Через просветы между деревьями падают солнечные лучи, и малышкам удается часок-другой погреться. А когда солнце прячется за верхушки, малютки погружаются в тень. Так и прозябают. Живут. Не погибают, но растут при таком скудном солнечном пайке замедленно: за целое лето вырабатывают пищу какую-нибудь сотню часов, вместо возможной тысячи.
Древесный молодняк не в состоянии пользоваться полнотой жизни до тех пор, пока не удалятся старики.
Постепенно обстановка улучшается, но не скоро. Проходят многие десятки лет, иной раз целая сотня, пока все старики упадут. Деревья ведь умирают не в одно время, а некоторые долго стоят и после смерти — почерневшие и обвитые серым мхом.
Выберется, наконец, лиственница наверх, теперь уже никто не застит ей света, кроме облаков, — все семнадцать часов долгого дня стоит на солнце, да юность-то уже позади, силы ушли, энергия роста ослаблена — упущенного уже не наверстаешь.
Слепой случай опрокинул обычные отношения между отцами и детьми на одном участке эвенкийской тайги. Взрыв Тунгусского метеорита сдул стариков, как пушинки с одуванчика, и на освободившемся пространстве проросли семена, взошел молодняк. С первых же лет молодняк вел привольную жизнь под ярким солнцем и потому рос быстро.
Стоит ли дивиться, что новый древостой через пятьдесят лет обогнал по величине вековую эвенкийскую тайгу?
* * *Тайгу изучил в начале XX столетия профессор М. Е. Ткаченко (1878–1950), человек трезвой мысли и беспощадной прямолинейности, «лесовод-реалист», как называл он себя. Он пришел к выводу: «Многие специалисты в прошлом, в том числе Г. Ф. Морозов, допускали ошибку, окружая первобытные леса романтической дымкой и наделяя их без достаточных оснований несуществующими положительными качествами. В таких лесах, по Морозову, „свой порядок“, „своя гармония“, и то „подвижное равновесие“, какое якобы наблюдается в живой природе, пока не вмешивается человек. Высказывая эти взгляды, Морозов в двух отношениях оказался не прав».
По учению Г. Ф. Морозова, лес есть растительное общество, живущее по своим законам. Но это правильное учение можно неправильно толковать.
Сторонники хранения леса без рубок рассуждали так: коли между деревьями, членами общества, существует определенное взаимодействие, то любое вмешательство способно разорвать нить этих взаимодействий, нарушить законы и опрокинуть существующее в природе равновесие. Природа-де гармонична, а человек своим вмешательством ее портит.
