Природа. Человек. Закон - Городинская Виолетта Семеновна
Поэтому представляется наиболее вероятным, что почву для сухопутных растений все три миллиарда лет — примерно столько прошло с момента зарождения жизни до той поры, когда растения начали осваивать сушу — подготавливали именно сине-зеленые вместе, конечно, с бактериями. Так же, как они делают это сейчас на том же острове Сурцей: размножаясь, покрывают живой пленкой поверхность камней, выделяя кислоты, внедряются в глубь их, дробя на мелкие части, в песок, в пыль твердые минералы лав — туфов и базальтов. И так год за годом, век за веком, из тысячелетия в тысячелетие… Если даже за тысячу лет наращивают они всего по миллиметру биогенного слоя на камне, то за миллион лет — мгновенье на геологической шкале — вырастает метровый слой почвы, содержащей необходимые для нормального развития высших растений питательные вещества.
Понятно, это только арифметический подсчет, на самом деле все не так просто и быстро делается. Но торопиться им некуда: впереди миллиарды лет, а трудностей сине-зеленые не боятся. Не подозревая, что мы именуем их водорослями, они поселяются в самых сухих местах нашей планеты. Одно из гибельных мест пустыни Мохаве (США) недаром зовется «Долиной смерти» — испепеляющий зной субтропического солнца, полное отсутствие воды, делает ее одним из самых неприемлемых для жизни мест на земном шаре. А сине-зеленые здесь живут и неплохо себя чувствуют, укрываясь от прямых солнечных лучей под камнями и песчинками, замирают, задерживают свое развитие, усыхают днем, во время самой нестерпимой жары, ночью впитывают в себя сконденсировавшуюся на камнях и песчинках росу, а утром, до тех пор пока не начнет вовсю жарить солнце, развиваются, размножаются, словом, живут. Неплохо себя они чувствуют и в диаметрально противоположных условиях — на покрытых километровым слоем вечного льда плато холодной и суровой Антарктиды, на ледниках самых высоких хребтов планеты. Но, естественно, лучше всего они чувствуют себя в привычной среде — воде. И по сей день в мелководных лагунах морей Земли, в том числе у нас, на Сиваше, образуют сине-зеленые вместе с бактериями толстенные пласты, какие и могли стать где-то 600 миллионов лет назад той переходной средой от воды к суше, которая помогла превратиться водорослям в сухопутные растения.
Конечно, то, что мы назвали почвой, созданной сине-зелеными, еще не было в полном смысле почвой в современном, так сказать, докучаевском понимании. Но это уже был субстрат, вполне пригодный (в отличие от воды или твердых поверхностей гранитных, базальтовых и прочих пород) для укрепления ризоидов водорослей, из которых впоследствии могла развиваться корневищная система, насыщенная минеральными и органическими остатками жизнедеятельности сине-зеленых. В отличие от вулканического пепла и других (если они были) мелкодисперсных пород субстрат этот не взметывался в поднебесье при малейшем легком дуновении ветерка (а ветры на гладкой, голой поверхности всей планеты в те времена были отнюдь не зефирными!). Скрепленный телами пронизывающих почву мириад сине-зеленых и бактерий, он был достаточно стабилен, чтобы дать возможность растениям укореняться и эволюционировать в течение миллионов лет. Не менее важно, что покрывающая практически всю сушу (во всяком случае, наибольшую ее часть) эта, сравнительно с толщей земной коры, тончайшая пленка, стала изменять, стабилизировать и глобальный климат Земли.
Солнечная радиация уже не раскаляет поверхность планеты так сильно, как раскаляла камень. Большую часть светового и теплового излучения Солнца сине-зеленые перерабатывают в биомассу, в преобразование среды. И это, наряду с уменьшением в атмосфере углекислоты при высокой концентрации, создающей почти непроницаемый барьер «парникового эффекта» для удаления с земной поверхности излишков тепла, — уменьшением, опять же созданным жизнедеятельностью сине-зеленых, приводит к некоторому, еще далекому от современного выравниванию температур над поверхностями океанов и континентов.
Всего десять-двадцать лет назад было принято считать, что живые организмы (кроме, конечно, человека) существуют попросту бесцельно: живут себе и живут, плодятся, размножаются, а приходит время, так же бесцельно умирают, не оставляя на Земле никакой о себе памяти, кроме разве что живущего и размножающегося так же бесцельно и бессмысленно потомства. Если же кто-то и пробовал заикнуться, хоть как-то прозрачно намекнуть на целенаправленность даже не то что Жизни вообще, а хотя бы существования какого-то вида живых существ, его тотчас же обвиняли в грехе «телеологичности мышления». А поскольку, на пущую беду, термин «телеология» схож по звучанию с «теологией», это давало возможность всевозможным ханжам от атеизма не расслышать — чаще всего намеренно — разницы и звуковой, и смысловой и уже впрямую обвинять имевшего мужество намекнуть в «поповщине», «обскурантизме» и «мракобесии». Выводы, как вы понимаете, следовали незамедлительные, и хорошо еще если только административные…
Хотя — чего уж хорошего, когда отлучают от науки, от любимого дела, от возможности обнародовать те выводы, которые сделал за многие годы исследований! Но — все же…
Словом, хорошо, что времена те постепенно минуют и, дай бог, чтобы не вернулись они никогда. В наши дни передовое научное мышление потихонечку поворачивает от «презумпции случайности», которой жили XVIII–XIX века, к «презумпции закономерности» в объяснении природных явлений. А законы — не только основополагающи, но и целеполагающи.
Поворот этот происходит под воздействием (и непосредственным, и опосредованным в работах многих ученых) идей академика В. И. Вернадского, разработанных им более полувека назад, но только в наши дни получивших достойное признание. Это он впервые в истории науки обратил внимание на Жизнь, на совокупность живых организмов, населяющих Землю, как на глобальную геологическую силу, преобразующую лик планеты в необходимом для дальнейшего развития самой Жизни направлении. Направлении.
В век узких специалистов, посвящающих свою жизнь о-о-очень важной, но частной проблеме, и мышление, хочешь — не хочешь, сужено. Целостность Жизни, единство вещества Вселенной раздроблено в сознании наших современников на мельчайшие кусочки. Как будто бы прекрасный гобелен раздергали по нитке — с благим намерением изучить досконально законы, по которым он создан, выяснить наконец-то, чем он чарует вот уже множество веков, этот гобелен. Каждую его ниточку исследует один ученый — а то и группа, а то и целый институт. На вкус, на цвет, на растяжение, на стойкость, определяют длину, ширину, толщину, качество прядения. И т. д. и т. п.
И даже если кто-то отважится свести воедино все эти многотомные отчеты, он так и не поймет, о чем, собственно, идет речь: какой-то клубок перепутанных случайных ниток.
Нет целостного подхода — не может быть и целостной картины. А если не видишь картины полностью, конечно же, любая ее составляющая покажется случайной, появившейся невесть почему, и вовсе не такой уж необходимой, а то и попросту ненужной.
Объемное, глобальное мышление Вернадского видело картину развития вещества Вселенной — и косного и живого — во всей ее полноте и целостности. Потому живут и торжествуют и дают человечеству возможность идти вглубь и дальше по пути познания его идеи. Даром что почти полвека их пытались скрыть, замолчать, задавить. Даром.
Нет, телеология вовсе не «идеалистическое учение», как об этом толкуют энциклопедические и иные словари. Чем пристальнее и глубже вглядываемся и изучаем мы прошлое, чем больше открываем достоверных фактов, тем более целесообразным и предстают перед нами все проявления развития вещества Вселенной, и в частности живого вещества, здесь, на Земле. Конечно, вполне можно представить, что экспансия сине-зеленых по всему земному шару — как, впрочем, и их зарождение — произошла совершенно случайно и не имела характера какой-либо необходимости. Можно представить, что и клетки с ядром — эукариоты и, скажем, высшие растения также появились в результате какой-то случайности, а необходимости в них вовсе не ощущалось никакой. Ибо сине-зеленые как представители простой, непритязательной жизни ради жизни были и остаются наиболее совершенными организмами. Поразительная жизнестойкость, способность извлекать питательные вещества практически из ничего (а этого «ничего» на Земле столько, что не то что за три — за триста миллиардов лет не исчерпаешь!), способность существовать и осуществлять самовоспроизведение в самых наиэкстремальнейпшх условиях — вон даже в ядерных реакторах живут! — да к тому же практическое бессмертие, что еще, какие такие другие сверхкачества нужны для «жизни ради жизни»? В сравнении с ними эукариоты в этом смысле чрезвычайно ненадежные создания. Они сложнее, а сложные системы и организмы всегда более уязвимы, чем простые, что достаточно хорошо иллюстрируется их неспособностью жить в тех экстремальных условиях, в которых живут сине-зеленые. Да и их смертностью тоже. И вот это ненадежное и уязвимое, полностью зависящее от существования и продуктов жизнедеятельности сине-зеленых, существо случайно появляется именно тогда, когда сине-зеленые совершенно случайно подготовили для них случайно совпавшие с их потребностями условия внешней среды! Мало того, когда растения-эукариоты случайно были выброшены на сушу, там они вместо голых камней, на которых они враз бы погибли, встречают вполне пригодную для укоренения, случайно созданную сине-зелеными почву! К тому же, эукариоты эти совершенно случайно набрались к этому времени такой жизнестойкости, что смогли конкурировать с крайне неприхотливыми сине-зелеными и даже вытеснить их с освоенных пространств.
