Лена Никитина - Я учусь быть мамой (сборник)
Я сама с удовольствием поступила бы в такой институт – на бабушкин факультет. Не смейтесь: бабушкам тоже так много надо уметь, а целое поколение неумелых бабушек уже выросло из умелых работниц: они же не накапливали опыта общения с детьми. Не случайно женщины старшего поколения сейчас нередко вместо умиротворения вносят в отношения с молодыми заряд напряжения и разлада.
Мечтаю я еще и о науке, которая занялась бы проблемой женских и мужских профессий, изучила бы влияние разных профессиональных навыков на эмоциональную сферу женщины. Я, например, думаю, что должности или профессии, где требуется принимать серьезные решения – выбирать, отсекая что-то лишнее, ненужное, как говорится, «резать по живому», – женщин огрубляют. Это более свойственно мужчине с его рациональным, анализирующим умом. Значит, руководить лучше все-таки мужчинам. Ближе к женщине те профессии, которые дают выход к людям, к общению с самыми разными лицами, но не до такой степени, чтобы лица мелькали, как в калейдоскопе. Это нивелирует чувства, неизбежно упрощает, огрубляет их. Допустим, библиотекари, почтовые работники имеют дело с постоянным контингентом лиц. Это лучше подходит женщинам. А вот продавцы, приемщики в мастерских – это, по-моему, больше для мужчин.
Немного скажу по поводу мужской работы: она должна заставлять мужчину втягиваться в нее всем своим существом. Легкая или облегченная работа никого еще не делала сильнее, мужественнее, находчивее, умнее. По-моему, она просто противопоказана сильной половине человечества.
А как нужен детям увлеченный настоящим делом отец-мастер, для которого его дело – лучшее из всех дел на свете! Уважение к труду отца станет залогом уважения к труду всех людей, подлинная отцовская увлеченность магнитом притянет к нему ребенка, даже подростка. Тут только надо не оттолкнуть – найти способ показать сыну, дочери, на что ты способен.
Рассказывал мне как-то один отец, что, преодолев сопротивление жены и тещи, он устроил рабочий уголок в своей квартире, чтобы приучать сына к мужскому делу. И вот учить его еще не начал, а уже испытал истинное потрясение, когда увидел, как смотрит пятилетний сынишка на него, работающего.
– Вы не поверите, – говорил взрослый, вовсе не сентиментальный человек, – я такого не испытывал даже тогда, когда работал на токарном станке на глазах какой-то иностранной делегации у нас на заводе. Там просто волновался, а здесь… прямо восторг, что ли, испытал: сын на меня смотрит, как на чудо, а у меня все в руках поет, получается отлично и гордость за себя просто распирает. Теперь сына от верстака не оттянешь, все просит дать ему хоть что-нибудь самому поделать…
Слушая его, я вспомнила о семейных экипажах комбайнеров, трактористов, о тех счастливых детях и отцах, которые узнали радость общего – не игрушечного, не учебного – настоящего труда.
А женщинам что, противопоказано увлечение своим делом? Наоборот, для нее это необходимо, но – делом, которое помогает ее материнству.
Покуда наука рекомендаций на этот счет не дает, каждой из нас приходится решать эту проблему, исходя из своих возможностей. Я оставила работу в школе и перешла в библиотеку, как только почувствовала, что школа не оставляет меня в покое и дома, «не отдает» меня семье, а библиотечная работа позволяла четко разделить две сферы моей деятельности. Тридцать минут дороги от работы до дома стали для меня временем отдыха и переключения от одной роли к другой.
Эта смена занятий и позволила мне их осилить.
Понадобился приработок – стала швеей-надомницей.
Помогала мне вся семья, и проработала наша «Ниточка-Никиточка» больше двух лет. Заработок, правда, мизерный (рублей 20–30 в месяц при почти ежедневной двух-трехчасовой работе). Уставала я страшно. На пределе был и наш папа. Но ни разу он не упрекнул меня и не просил уйти с работы, «сесть с детьми дома», «бросить эту волынку с шитьем». Наоборот, выполняя на нашей «фабрике» скромную обязанность «подсобного рабочего», он не обижался на то, что по производительности труда его обгоняли даже маленькие дети (пальчики у них действительно двигались быстрее). Как и во всё, за что ни брался, он вносил в дело свой азарт и изобретательность – не начальником был, а старательным и веселым товарищем, которого нередко сами ребята обучали новым операциям или приемам работы. Сколько было удовольствия от этого общего труда, сколько мы делали открытий в ребячьих характерах! Впрочем, в своих – тоже.
Вот так – вместе с детьми – и шла наша жизнь, и в ней проходили мы свои родительские университеты. Не сразу, а лишь спустя много лет мы осознали, что каждый из нас проходил разные предметы этой жизненной школы. Отец стал организатором детской деятельности. Он предоставил детям столько возможностей для приложения ума и сил, что их всегда тянуло с улицы в дом, а не наоборот: дома им было интереснее!
На меня же, естественно, легла главная обязанность матери – налаживание отношений в семье: мне больше всего хотелось, чтобы детям в доме было как можно теплее…
Вот уже почти тридцать лет зовусь я мамой, десять – бабушкой[4]а конца моим материнским университетам не предвидится – все еще учусь.
Впрочем, я не знаю, есть ли конец этой учебе. Наверное, она кончается вместе с жизнью. Каких трудов стоит эта учеба и какими радостями награждает, я и расскажу в следующей главе этой книги.
Я учусь быть мамой
Я хочу, чтобы поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственной зоркой мысли и внимательного наблюдения. <…> Есть мысли, которые надо самому рожать в муках, и они-то самые ценные. Это они решают, дашь ли ты, мать, грудь или вымя, воспитаешь как человек или как самка, станешь руководить или повлечешь на ремне принуждения…
ЯНУШ КОРЧАК[5]Я согласна с Корчаком
Читатели, возможно, упрекнут меня: написала много, да все это – общие рассуждения, а надо бы что-нибудь поконкретнее. Нужны четкие рекомендации (по пунктам 1, 2, 3 и т. д.). А то время терять нельзя: дети, сами говорите, не ждут – растут. Родители же, особенно молодые, ждут – конкретной действенной помощи…
Отвечу на это так. Вышли наши книги, где свой опыт мы постарались описать конкретно, извлечь из этого опыта уроки для всех. В последней нашей совместной работе (Никитин Б. П., Никитина Л. А. «Мы, наши дети и внуки») есть глава «Что мы узнали». В ней можно найти важные для каждой матери сведения о ребенке до рождения и в первые минуты, часы и дни его жизни, об огромном значении этого периода для здоровья матери и ребенка, для дальнейшего его физического и психического развития.
А в этой книге у меня иная задача: рассказать, как я училась и учусь любить детей. И здесь я сознательно избегаю давать рекомендации.
В тонкой сфере человеческих отношений советы часто бывают невпопад, особенно когда они так или иначе навязываются готовыми. Тех книг для родителей, в которых сплошные «надо», «должен», «обязан», я не читаю. В них автор не с тобой вместе, а за тебя все уже сделал, все продумал. Я же нахожу особую прелесть в том, чтобы додуматься, добраться, домучиться, догадаться самой.
Это не значит, что я чужим опытом пренебрегаю. Наоборот, если постоянно сосредоточен на одном, все идет в копилку разума: какие-нибудь случаи из жизни, строки из книги, обрывки разговора, шутки, анекдоты и ученые трактаты. Но все это усваивается не просто памятью, а иначе. Сопоставляешь с тем, что знаешь или чувствуешь; анализируешь, как бы «обкатываешь» в себе. И вроде не стараешься запомнить – а все равно понемногу, постепенно накапливается то, что становится твоим багажом, твоим опытом.
Ну почему же мне лишать читателя того, что составляет, по-моему, чуть ли не самое большое удовольствие в родительском деле? Я не очень уверена, что мои готовые мысли кому-то пригодятся в качестве «дружески протянутой руки». Нет, моя цель другая – показать, как это интересно: думать и чувствовать самому. Если это хоть отчасти у меня получится, я буду рада: ведь нет лучшего посоха на трудном человеческом пути, чем собственный разум.
Помню, мне как-то пожаловалась одна бабушка, весьма образованная и умная женщина:
– Ничего не могу поделать с внучкой: я ей все объясняю, разжевываю, предупреждаю, она все понимает, а делает наоборот, будто назло!
– По-моему, она молодец, – говорю я. – Она не приемлет готового знания, хочет сама решать свои проблемы.
Думаю, задача воспитателя и заключается в том, чтобы дать возможность ребенку пройти путь самому, набраться своего опыта.
Я утвердилась в этой мысли позже, когда узнала, какая трагедия подстерегла дочь Герцена. Отец, со своей огромной эрудицией и непререкаемым нравственным авторитетом, как бы заранее разрешил для дочери все вопросы бытия. В 17 лет ей стало неинтересно, нечем жить! И она… покончила с собой. Какая страшная расплата за готовые знания…[6]
