Неизвестен Автор - К вопросу теории и практики экономики переходного периода
Правда, следует отметить, что степень абстрактности основного течения тоже неоднородна. На уровне глубокой абстракции сформулированы наиболее общие закономерности экономической неоклассической теории (например, теория общего равновесия). Крупнейшими представителями этого формалистического направления среди современных экономистов можно считать Ж.Дебре и Р.Лукаса. Однако помимо этого формального направления в рамках основного течения существует и "эмпирическое", нацеленное не на дедукцию из абстрактных аксиом, а на объяснение и предсказание фактов и эмпирическую проверку полученных выводов 2/. Главные гипотезы основного течения (такие как максимизация прибыли или полезности) сохраняются, но другие абстрактные предпосылки, касающиеся среды, в которой оперируют экономические агенты, ослабляются; главной чертой данного подхода является именно принципиальная нацеленность на факты. Виднейшими представителями этого крыла мейнстрима можно считать М. Фридмена, Ф.Модильяни, Дж.Тобина. К нему относятся (что важно для проблем переходной экономики) и экономисты МВФ. Между двумя направлениями мейнстрима нет четкого "разделения труда". Конечно, теория общего равновесия, большая часть теории благосостояния полностью относится к ведению формалистов. Но применительно к большинству других областей анализа такой ясной картины нет. То, что экономисты формального направления не ориентированы на факты, не означает, что они не снисходят до более практических и злободневных вопросов. Конечно, для анализа большинства интересных экономических проблем требуется более конкретный уровень анализа, более "реалистические" предпосылки, чем при "чистом" формальном анализе, например, неполная информация, несовершенная конкуренция и т.д. Но для экономиста формального направления меняется лишь набор исходных ограничений, а оптимизационно-равновесный инструментарий остается в неприкосновенности 3/.
Но и для "эмпирического" крыла мэйнстрима характерна дилемма точности и реалистичности. Анализ не поднимается до того уровня конкретности (или поверхностности), когда наряду с экономической рациональностью поведение экономического агента начинают определять традиции, правовые и моральные нормы, политические и другие факторы.
Глубокий уровень абстракции неоклассической теории сказывается и в трактовке времени. Оптимальная или равновесная ситуация - это моментное состояние системы. Поэтому любые изменения, динамика в неоклассической теории обычно описываются с помощью последовательности "остановившихся мгновений" (сравнительная статика). Время в неоклассической теории носит дискретный характер, и все, что происходит между равновесными моментами, остается вне поля ее зрения. Даже формальная теория экономического роста, ставшая частью мэйнстрима, содержит в первую очередь описание условий равновесного роста, при котором соотношение экономических параметров не меняется. Поэтому неоклассическая теория слабо приспособлена к описанию изменений в реальном времени, таких, в частности, как трансформация экономических систем, когда важную роль играет не только будущее конечное состояние системы, но и тот путь, которым она к нему придет.
Интересно, что с течением времени уровень формализации в основном течении возрастает. Это происходит как благодаря накоплению новых инструментов в уже освоенных неоклассикой областях, так и путем распространения формалистической методологии на новые области экономической теории (наиболее показательна здесь "новая макроэкономика" Р.Лукаса и др., в значительной мере вытеснившая из "мейнстрима" кейнсианство) и соседние общественные науки (экономический империализм) 4/. Формальная теория - это техника в поисках приложения. 5/ Одной из основных причин этой тенденции является больший престиж формальных исследований по сравнению с эмпирическими. 6/ В результате критерии оценки научной работы, свойственные формальным моделям (в первую очередь использование сложного математического инструментария) переносятся на все экономические исследования. Кроме того, практические выводы, полученные из глубоко абстрактных моделей, начинают впрямую прикладывать к экономической политике (так называемый "рикардианский грех").
Самые конкретные, поверхностные уровни анализа остаются сферой обитания альтернативных основному течению подходов: институционального, поведенческого, эволюционного, в меньшей степени посткейнсианского и неоавстрийского. В частности, процесс экономических изменений в реальном времени с самого начала стоял в центре внимания австрийской школы и отпочковавшейся от нее Шумпетеровской теории экономического развития.
Особое, в известном смысле промежуточное, положение в структуре современной экономической теории занимает так называемый "новый институционализм" - семейство теорий (прав собственности, экономики и права, трансакционных издержек, политического выбора (public choice)7/, и других), изучающих институциональную структуру общества с помощью методов неоклассической экономической теории8/. В отличие от ортодоксальной неоклассики, также осваивающей нетрадиционные для себя области (Г.Беккер и его последователи), новые институционалисты несколько меняют предпосылки анализа, касающиеся самих экономических субъектов (предполагается оппортунистическое поведение и ограниченная рациональность) и среды, в которой они действуют (неполнота информации проявляется в наличии трансакционных издержек и недостаточной определенности прав собственности). Вокруг общей характеристики нового институционализма и перспектив его развития высказываются полярно противоположные точки зрения. Так, Р.Познер считает, что все ценное в нем - от неоклассической теории, которую неоинституционалисты просто облекают в придуманные ими термины (сами лидеры данного направления против этого бурно протестуют) 9/. Э.Фуруботн, напротив, отмечает, что предпосылки ограниченной информации и ненулевых трансакционных издержек следует последовательно распространить на все компоненты неоинституциональных моделей. В этом случае любая попытка принять экономически рациональное (максимизационное решение) будет связана с "издержками оптимизации", что не позволит прямо применять к нему неоклассическую логику. Фуруботн видит будущее нового институционализма в "освобождении" от неоклассических элементов 10/. (Это, по сути дела, означает возвращение к методологии старого институционализма). Статус нового институционализма в структуре современной экономической теории также еще не определился. С одной стороны, новые институционалисты уже имеют на своем счету три Нобелевские премии: Р. Коуз, Дж. Бьюкенен и Д. Норт. С другой, их основные идеи еще только начинают пробиваться а универ
ситетские учебники 11/. Так что новый институционализм в настоящее время "балансирует на грани" между мейнстримом и альтернативными течениями.
Большой интерес представляет собой идеологическая направленность нового институционализма. В отличие от старого, который был намного левее мейнстрима, новый институционализм оказывается на правом фланге. Основные сторонники социализма среди экономистов начиная с Бароне, Ланге и Лернера (а может быть, даже и Вальраса) рекрутируются из числа представителей теории общего равновесия и тесно связанной с ней теории благосостояния. Видимо, не случайно и сейчас среди сторонников построения идеального общества (гуманного коллективизма и пр.) особенно активны экономисты-математики. Сравнивая систему рыночной экономики с идеальной моделью совершенной конкуренции, экономисты-неоклассики составили список провалов или изъянов рынка, которые призвано устранить просвещенное государственное регулирование. С другой стороны, новые институционалисты, ищущие raisons d'etre существующих общественных институтов, сравнивают их не с недостижимым идеалом, а с реальными институциональными альтернативами, в которых также есть масса изъянов (например провалы регулирования). 12/ С высот абстрактной теории, действительно, можно не разглядеть таких помех на пути к земному раю, как, например, наличие собственного интереса, не обязательно совпадающего с общественным, у вождей и бюрократического аппарата (из которого исходит неоинституционалистская теория политического выбора public choice). Таким образом, новые институционалисты оказываются в одном идеологическом лагере с либертарианцами неоавстрийской школы.
Выбор уровня абстракции при решении данной теоретической задачи, в принципе, должен быть функцией от объекта исследования и характера поставленной задачи. Нельзя сказать, что более абстрактный анализ всегда хуже или лучше более конкретного (или, что то же самое, "точность" всегда хуже или лучше "реалистичности"). Там, где ситуация приближается к рынку совершенной конкуренции (однородный товар, большое количество равных по силе участников, полная и легко доступная информация, неизменные правила игры, в частности отсутствие непосредственного государственного вмешательства), например, на финансовых рынках, преимущества неоклассического подхода весьма ощутимы. По мере же нарастающего отклонения от идеальной модели, становятся весомыми достоинства альтернативных подходов. Однако все вышесказанное относится к "абсолютному наблюдателю", беспристрастно оценивающему, какой исследовательский подход следует применить к данной области экономики. С нашей точки зрения, необходимо дополнительно включить в рассмотрение факторы, относящиеся к жизни самого профессионального сообщества ученых-экономистов. Прежде всего, на практике экономист редко имеет возможность выбирать между различными парадигмами: он применяет ту, которой его обучили. И здесь кроется одна из главных дополнительных причин лидирующего положения неоклассической теории: ей гораздо легче обучать.
