Борис Поршнев - О начале человеческой истории
Не противоречит ли это самой схеме доминанты? Остаётся ведь единственно возможное умозаключение, что, если доминанта полностью удовлетворяет своему определению, возбуждение предопределено перейти в свою противоположность, в торможение, а доминанта — исчезнуть.
А. А. Ухтомский приложил огромные усилия мысли, спасая свою идею доминанты от этого замкнутого круга. Тут надо отметить не только вот эту попытку соскользнуть на почву нестрогих рекомендаций воспитателю доминанты, не идущих к объективному анализу самого биологического механизма. Отступление с боями от универсальности доминанты можно подметить и по другим важным направлениям.
Это, в частности, введение понятия созревания или формирования доминанты. Мы с удивлением узнаём, что доминанта, собственно, является доминантой не когда она сформировалась, а лишь пока она формируется, не когда созрела, а пока созревает. Только поначалу, только в ранней стадии формирования доминанта как очаг, вернее, констелляция центров повышенного возбуждения первая отвечает на диффузную иррадиацию всяческих импульсов возбуждения, захватывает их. Только на этом этапе начального генерализованного возбуждения происходит рекрутирование избыточных, не необходимых, ненужных импульсов и групп нервных клеток доминантной констелляцией центров. Тут доминанта «настаивает на своём», но «в следующий же момент своей жизни» (дабы не перевозбудиться и не впасть в парабиоз и торможение) она переходит к выключению ненужных участников, переходит от диффузной отзывчивости на любой раздражитель к избирательному реагированию только на адекватные раздражения, создавшие её. Это, оказывается, и есть созревание доминанты. Теперь, когда она созрела, «из множества новых, „не идущих к делу“ подкрепляющих впечатлений… происходит подбор и отметка „пригодного“, „нужного“, „имеющего непосредственную связь“»[202].
Но тем самым возрождается исходный вопрос: а куда направляются «ненужные» раздражения? Почему надо было иллюстрировать принцип доминанты примерами с дефекацией и глотанием, если они вовсе не характеризуют механизм созревшей, сложившейся доминанты, а лишь созревающей и складывающейся? Наконец, чем же такой механизм отличается от механизма, исследованного И. П. Павловым, где, с активными в настоящий момент центрами, например пищевыми, после преодоления начальной иррадиации возбуждающих факторов нормально вступают в связь только адекватные, «идущие к делу» раздражения?
Вот другое направление отступления от универсальности доминанты. В заключении к работе «Парабиоз и доминанта» Ухтомский предлагает схему, где он допускает три разных принципа, расположив их по степени удаления от уровня покоя организма в зависимости от силы раздражения. Вблизи оси покоя, т. е. при слабейших раздражениях, действует принцип Юкскюля: возбуждение направляется к наиболее покоящемуся центру. Это реакции, противоположные принципу доминанты. Вдали от оси покоя, т. е. при сильнейших раздражениях, действуют реакции по принципу Геринга — Брейера: возбуждение, «близкое к кульминации», раздражениями не увеличивается, а, напротив, останавливается и переводится в обратные, противоположные реакции. Этот принцип опять-таки противоречит принципу доминанты. И только между обеими крайностями лежит зона, где принцип доминанты Ухтомского выполняется. Это развитие возбуждения, на полном ходу реакции, когда оно направляется к центру, в данный момент наиболее деятельному, т. е. когда раздражения подкрепляют имеющуюся реакцию. Широка ли эта средняя зона, не очень близкая к оси покоя и не очень удалённая от неё? Автор не разъясняет этого, но логика вещей заставляет считать, что она узка сравнительно с обеими другими[203].
Таким образом, область действия принципа доминанты и этим рассуждением крайне ограничивается. Может показаться, что в этом случае нет отступления именно перед неизбежностью для доминанты «перейти в свою противоположность, т. е. затормозиться». Но на деле, как станет очевидно ниже, именно этот самый призрак воплощён здесь в принципе Геринга — Брейера. Возбуждение, приближающееся к кульминации, несёт смерть доминанте, хотя её природа как раз побуждает её идти к кульминации.
Ещё одна линия обороны: А. А. Ухтомскому представлялось, что он спасёт доминанту от этого неминуемого самоубийства, если строго разделит понятия «сила (степень) возбуждения» и «накопление (суммирование) возбуждения». Вот характерные отрывки на эту тему из работы «О состоянии возбуждения в доминанте» (1926 г.).
«Здесь я в особенности подчеркну значение третьего пункта в предотвращение неосторожного приписывания доминанте „сильного“, а тем более „чрезмерно сильного“ возбуждения. Отнюдь не в том дело, чтобы возбуждение в центре было заранее велико, ибо, если оно заранее велико, это может вредить образованию в нём доминанты в силу указания Введенского, что возбуждение, близкое к кульминации, легко переводится в pessimum добавочными раздражениями, и тогда доминанта не будет образовываться, а будет, напротив, гаситься новыми доносящимися до неё импульсами. Дело именно в том, чтобы за время самого действия дальней иррадиации центр оказывал способность (? — Б. П.) усиливать по её поводу своё возбуждение, копить и суммировать его».
«Со своей стороны я всегда остерегался от приписывания доминанте сильного возбуждения и, надеюсь, нигде не дал повода для этого. Повод мог дать М. И. Виноградов (ученик А. А. Ухтомского. — Б. П.), который вопреки моим предупреждениям говорил о доминанте как о сильном возбуждении[204]. Когда он писал свою работу, я говорил ему, что доминанта утеряла бы для меня весь интерес, если бы дело сводилось к элементарной разнице в силе „субдоминантных“ и „доминантных“ возбуждений; и я предупреждал также, что, не допуская со своей стороны лабораторного деспотизма, я оставляю за собою протест в печати».
«Подчёркиваю, что не сила возбуждения в центре в момент доносящегося к нему случайного импульса, а именно способность (? — Б. П.) усиливать (копить) своё возбуждение по поводу случайного импульса — вот что делает центр доминантным»[205].
Вдумаемся в эти настойчивые разъяснения. Их направляет всё тот же грозный призрак: угашение доминанты, торможение, подстерегающие её, как только возбуждение в этом доминантном центре обретёт силу, достигнет высокой степени. Вот этой угрозы и не охватывал взгляд М. И. Виноградова. Поскольку его прямой темой было лишь образование доминанты, а не состояние и развитие доминанты, профессор был прав, указывая, что в этот момент — «заранее», т. е. в момент возникновения доминанты, — дело не в сильном возбуждении центра, а в некоей (не объяснённой им далее) «способности» усиливать (копить) своё возбуждение. Да, в этой начальной фазе доминантный центр проявляет своего рода «голод», «ненасытность» к разнообразнейшим, идущим оттуда и отсюда раздражениям. Однако это различение лишь возвращает нас к уже рассмотренной логической трудности: в созревшей, сформировавшейся доминанте налицо всё-таки не только способность центра усиливать (копить) своё возбуждение, но тем самым налицо усилившееся, усиленное возбуждение, а вместе с ним и неминуемо наступающее превращение возбуждения в торможение.
Никуда не скрыться от этой трагической перспективы — от неумолимой внутренней логики принципа доминанты. А. А. Ухтомский всё время пытался отбиться и укрыться от неё. Это отчасти относится и к трактовке им понятия парабиоз. Вот любопытное примечание от редакции при посмертной публикации нескольких его статей: «В некоторых статьях, относящихся к 30-м годам, А. А. Ухтомский дал повод к распространению представлений о парабиозе как о состоянии „чрезмерного возбуждения“ или „перевозбуждения“. В последние годы своей жизни он настойчиво боролся с таким представлением, усматривая вместе с Введенским в парабиозе состояние своеобразного возбуждения — местного, стойкого и неколебательного характера»[206]. Разумеется, это разграничение вполне оправданно, но остаётся впечатление, что в слишком настойчивом противопоставлении количественного критерия возбуждения его данному качественному своеобразию отдалённо проявляется стремление избавиться всё от той же дилеммы: ведь «перевозбуждение», влекущее в парабиоз, это и есть роковое предопределение доминанты.
Учтя все сделанные ограничения, мы видим, что доминанта утратила свою универсальность, напротив, шаг за шагом сводится всё к более узкому диапазону явлений. Перед этой очевидностью крупнейший представитель школы А. А. Ухтомского профессор Н. В. Голиков вынужден настаивать на различении двух разных понятий: «принципа доминанты» (всеобщих доминантных закономерностей в работе нервных центров) и «состояния доминанты». Первому понятию он готов придать самый универсальный характер, «любой условный и безусловный рефлекс подчиняется закономерности доминанты», но это нечто трудно отличимое от начальной иррадиации и последующей концентрации по И. П. Павлову, а состояние доминанты — узкая, отчётливо наблюдаемая группа явлений: это такая рефлекторная реакция, которая обладает инерционностью, персистирует (настаивает), т. е. является известное время текущим рефлексом, определяющим поведение организма на более или менее длительный срок[207]. Доминанта на деле свелась к обязательному наличию четвёртого признака — инертности, признака довольно специфического, представляющего скорее отклонение от нормы, чем норму. Раз так, не ближе ли к истине был Н. Е. Введенский, назвавший нечто подобное истериозисом и видевший в нём именно аномальное состояние в нервных путях?
