Мы – животные: новая история человечества - Мелани Челленджер
Казалось, что в последние столетия наше общество пошло по пути нравственного пробуждения. Во многих странах есть законы, защищающие старых и уязвимых. Несмотря на то, что расизм еще процветает, у все большего числа людей он вызывает тревогу. Растет доля женщин, которые больше не находятся под абсолютным контролем патриархальной системы. Это считается нравственным прогрессом. И в то же время сопоставление уменьшения разнообразия животной и растительной жизни с опьяняющим оптимизмом, что это лучшее время в нашей истории, должно вызвать в нас по меньшей мере любопытство. Что последует за нашим торжеством, когда мы поймем, что сотворили с жизнью на Земле? Конечно же, ничто не может остановить нас от того, чтобы занять доминирующее положение на Земле на наших условиях, – и к черту остальные формы жизни. Кто знает, возможно, так поступил бы любой хищник, будь у него для этого средства. Но мы должны отказаться от мысли о своей нравственности.
Мечты о мутантах и Марсе
Представьте такое будущее. Сейчас 2320 год, на Марсе построено три города. Населяющие этот мир люди взяли с планеты, откуда они родом, наилучший, на их взгляд, генетический материал и соединили его с искусственной ДНК. Там есть небольшой лес, в котором любят гулять местные жители. В нем нет досаждающих им жалящих насекомых. Шатающиеся вдалеке медведи послушны и безразличны. У летающих вокруг ярких цветов пчел нет жал. Там нет детей, громко смеющихся и шумно спорящих друг с другом. Пчелам не нужно танцевать. Людям – если их можно так назвать – не нужно прикасаться друг к другу. Ничто не обладает собственным намерением. Нет баланса стратегий и интеллектов. Нет никакой необходимости в том, чтобы другие формы жизни были разумными. Эволюция – это ругательство.
Когда мы рассматриваем возможность перезагрузки жизни на другой планете, мы становимся создателями нового мира. И ставя себя на место создателей, мы начинаем видеть трудности нового генезиса. Зачем нам везти жизнь куда-то в другое место? Стандартный ответ на это такой: жизнь в целом обладает ценностью, а человеческая жизнь – особой ценностью. Но когда речь заходит о том, на чем базируется эта ценность, аргументы становятся более расплывчатыми. Если жизнь сама по себе – это хорошо, то, перенося жизнь в другое место и расширяя биосферу, добавляем ли мы ценности Вселенной? Если именно жизнь обладает ценностью, разве Марс – планета, которую мы заселим какими-то формами жизни, но не теми, что нам не нравятся, – не будет обладать чуть меньшей ценностью, чем Земля со всеми ее различными, пусть иногда и неприятными, взаимодействующими элементами? И при меньшем общем разнообразии разве эволюция на Марсе не будет уменьшенной версией эволюции на Земле? Нам нравится думать, что мы не подвержены подобного рода неопределенности, но любая путаница, сопутствующая ценности жизни, на самом деле является путаницей в том, что лежит в основе нашего чувства значимости.
Астробиолог из Университета Колорадо Брайан Хайнек обращает наше внимание на тот факт, что мы еще не решили, «имеют ли значение микробы». Мы психологически предубеждены против микробов, потому что считаем их источником угроз, в частности заболеваний. На Земле микробы рассматриваются как вредители. Для Хайнека инопланетные микробы столь же волнующи, как и кит, плавающий под ледяным покровом Европы. Одноклеточный организм ответил бы на вопрос, что мы – не единственная жизнь во Вселенной, и это было бы, возможно, самым значимым открытием в истории науки. Но во время наших вымышленных столкновений с инопланетянами что-то все время идет не так. Чаще всего рассказчики заставляют нас контактировать с собственным отражением. В своих представлениях об инопланетной жизни мы видим, каково это – сталкиваться с хищником, который думает только о себе.
На самом деле Марс не является уменьшенной копией Земли, как и любое другое место в нашей Солнечной системе. Только на нашей планете имеются идеальные условия для жизни. Поэтому давайте обратим внимание на то, что ближе к дому. В 2016 году Австралийский институт ландшафтного дизайна разработал красивый и очень зеленый город Мельбурн, с живыми оградами и воздушными башнями, оплетенными растительностью. Но если мы пригласим природу обратно в наш мир, мы, несомненно, столкнемся с вредителями, большими и маленькими. Изменим ли мы свою кожу, чтобы противостоять укусам насекомых, или не будем обращать внимания на такие мелочи? Используем ли мы гены-драйверы, чтобы удалить неугодные нам виды, или будем стремиться сократить, но не истребить источники угрозы? Признаем ли мы риск хищничества у наших домашних питомцев? Какие отношения мы хотим построить со всеми остальными живыми существами?
Тысячелетиями мы пытались переделать Землю под свои желания. Но сейчас мы фактически убиваем ее. Дети по всему миру считают потерю биоразнообразия и вызванные нами разрушения самой важной проблемой в своей жизни. Желание внести этические принципы в наши отношения с другими видами и их местами обитания стало нормой. Стало нормой проявлять заботу. Но не хватает средств, при помощи которых можно все изменить.
Это правда, что слепые последствия эволюции нервируют нас. Но, возможно, тот факт, что у механизмов эволюции нет умысла, – это милость, а не недостаток. Прошлым летом мы с сыновьями провели несколько безумных недель, пытаясь найти в окрестных лесах и полях как можно больше орхидей. Моих детей интересовала офрис пчелоносная. После нескольких попыток мы нашли одну в заброшенном карьере в двадцати милях от нашей фермы. Когда мы пришли туда, вокруг не было ни души. Только мраморно-белые бабочки, подобно пеплу от невидимого огня, кружили над травой в поисках пары. Заброшенная земля была усыпана орхидеями. В основном обычными, пятнистыми и пирамидальными. Но после тщательной охоты мы обнаружили единственную офрис пчелоносную, высокую и прекрасную.
Какая часть этого эволюционирующего растения придумала изображать из себя фальшивых пчел, никогда их не видев? Как нам относиться к бездумному процессу, который создал образ пчелы, не имея глаз, чтобы ее увидеть? Это чудо. Эволюция – чудо. Но эволюции не будет, если в правилах игры будет лишь один набор мотивов. Если мы планируем эволюцию, вписав туда свои собственные замыслы, мы можем с ужасом обнаружить, что стали богами.
Благородный примат
Веками идея великодушия мелькала в книгах многих мыслителей. Она присутствует в большинстве священных книг; она снова и снова всплывает в работах философов. Шопенгауэр предположил, что основа нравственности кроется в идеях
