С нами или без нас: Естественная история будущего - Роб Данн
Главная проблема евроцентризма и антропоцентризма в науке заключается в том, что они формируют у нас превратное представление о мире. Из-за них мы начинаем думать, что изученные нами виды отражают не отдельную часть мира, которую мы взялись исследовать, а мир целиком. Насколько ошибочно это представление, выяснилось несколько десятков лет назад, когда ученые задались простым вопросом: «Сколько всего биологических видов на Земле?»
Попытки всерьез ответить на этот вопрос начинаются с усилий энтомолога Терри Эрвина. В 1970-х годах он приступил к изучению группы жуков, живущих в кронах деревьев во влажных тропических лесах Панамы. При этом упомянутые древесные жуки, которые в основном обитают там, где ветви касаются облаков, по-английски именуются земляными жуками (ground beetles) – по той причине, что впервые они были изучены на Европейском континенте. В Европе их разнообразие не особенно велико, но живущие здесь виды действительно бегают по земле.
Занимаясь поиском и описанием земляных жуков, обитающих в поднебесье, Эрвин применил новый метод. Он взбирался на высокий ствол при помощи веревок, а потом распылял в кроне соседнего дерева пестицид; изначально этой процедуре подвергались деревья вида Luehea seemannii. Спустившись на землю, ученый ждал, пока сверху не начнут падать мертвые насекомые. Когда Эрвин впервые применил этот метод, на расстеленный под деревом брезент посыпались десятки тысяч насекомых. К его большой радости, среди них преобладали земляные жуки, хотя и не только они.
В конечном счете Эрвин насчитал на деревьях Luehea seemannii примерно 950 видов жуков – по крайней мере, из числа тех, которых ему и его коллегам удалось идентифицировать. Кроме того, он подсчитал, что в образцах встречались еще 206 видов жуков из семейства долгоносиков, но ни у одного специалиста по долгоносикам не нашлось времени, чтобы провести тогда формальную процедуру сортировки. Совокупный итог, составивший примерно 1200 видов жуков, живущих на одном только виде деревьев в одном отдельно взятом лесу, превышал количество видов птиц, обитающих на всей территории Соединенных Штатов. Затем Эрвин обратился к другим видам насекомых и вообще членистоногих. Он обратил внимание на то, что новыми для науки оказались не только большинство видов земляных жуков, но и основная масса прочих жуков, а также всех остальных членистоногих. Более того, когда Эрвин принялся обследовать другие виды деревьев, то там обнаружились не те, кто населял Luehea seemannii. Оказалось, что на каждом виде деревьев во влажном тропическом лесу живут свои виды насекомых; разнообразных же деревьев там невероятное множество.
Эрвин столкнулся с подлинным разгулом безымянной жизни. Его окружали виды, которых еще не видел и тем более не изучал ни один ученый. О них не было известно вообще ничего, за исключением названий деревьев, с которых они упали. Именно в этот момент Эрвину позвонил ботаник Питер Рейвен, работавший тогда директором Ботанического сада штата Миссури, и задал простой вопрос. Если на единственном дереве единственного вида живет так много безымянных видов жуков, спросил он, то сколько же видов может обитать на целом акре панамского леса? Подобная формулировка диктовалась позицией, которую тогда занимал Рейвен: он возглавлял комитет Национального исследовательского совета, отвечавший за восполнение пробелов в наших познаниях о биологии тропических лесов{8}. Выслушав вопрос, Эрвин ответил: «О насекомых, Питер, подобной информации нет ни у кого. Знать это просто невозможно»{9}.
Когда Рейвен звонил Эрвину, надежной оценки разнообразия жизни на Земле еще не существовало. В 1833 году энтомолог Джон Обадия Вествуд опросил своих коллег-специалистов и на основе их ответов предположил, что на Земле могут жить около 500 000 видов насекомых, не говоря о видах, представляющих иные организмы. В ходе подготовки доклада для Национального научного фонда Рейвен, основываясь на несложных математических расчетах, предложил собственный вариант оценки. Согласно его гипотезе, на Земле могли бы обитать 3–4 млн видов. Если Рейвен был прав, то больше половины видов на планете на тот момент оставались безымянными.
Все же, хотя Эрвин и заявил, что нет никакой возможности оценить, сколько видов насекомых проживает на одном акре панамского леса и уж тем более вообще на нашей планете, он решил попытаться. Начал ученый с математики. Если на деревьях Luehea seemannii живут 1200 видов жуков, причем пятая часть из них привязана к конкретным видам деревьев, то сколько же видов жуков можно обнаружить на гектаре леса в Панаме? Допустив, что закономерности, выявленные на Luehea seemannii, отражают общие тренды специализации, характерной для всех тропических деревьев, можно было, отталкиваясь от количества видов деревьев, сделать прикидки относительно видов обитающих на них жуков. Справившись с этим, Эрвин модифицировал свои подсчеты; теперь ему хотелось оценить приблизительное число видов членистоногих в целом – то есть не только насекомых, но и пауков, многоножек и прочих. Получилась цифра в 46 000 видов членистоногих на один гектар леса. Именно такой ответ он дал Рейвену, правда с некоторым опозданием – доклад, подготовленный последним для Национального научного фонда, уже был опубликован. Но Эрвин решил двигаться дальше. Применяя использованный алгоритм, он оценил количество видов членистоногих не на одном гектаре панамского леса и даже не во всех лесах Панамы, но во всех тропических лесах мира. Если на Земле произрастают примерно 50 000 видов тропических деревьев, писал Эрвин в двухстраничной статье в журнале Coleopterists Bulletin, то «на планете могут обитать 30 млн видов тропических членистоногих». С учетом того, что к тому времени поименовано было только около миллиона видов (и 1,5 млн организмов в целом), сказанное означало, что 19 из 20 любых видов членистоногих оставались безымянными!{10}
Прикидки Эрвина вызвали бурю научных дискуссий. В печати дебаты велись агрессивно, в личном порядке – пассивно-агрессивно.
Некоторые ученые кулуарно намекали, что Эрвин просто глупец. Кто-то говорил об этом и публично. Одни считали его глупцом, поскольку его оценки завышены; другие считали его глупцом из-за того, что оценки по их любимым группам представлялись им заниженными. На эту тему были написаны десятки научных статей. Эрвин без устали строчил отклики на отклики, вызванные его исходной статьей. Обогащая свои данные, он подготавливал новые материалы, которые, в свою очередь, провоцировали новые реакции. Между тем все это воодушевляло других ученых, которые тоже включались в сбор данных. Все больше и больше статей выходило в свет. Работа по уточнению, опровержению или улучшению подсчетов Эрвина велась агрессивно, яростно, полемично и открыто.
Со временем спор прекратился или по крайней мере значительно поутих. После долгих прений ученые пришли к чему-то вроде негласного консенсуса: количество безымянных видов настолько велико, что о правоте Эрвина с точностью можно будет судить лишь через несколько веков. Новейшие оценки числа видов насекомых и других членистоногих, обитающих на Земле, предполагают, что их может быть около 8 млн – то есть семь из восьми видов животных пока не поименованы. Цифра в 8 млн заметно меньше, чем предполагал Эрвин, но все же намного больше, чем можно было вообразить до появления его трудов{11}. Неизвестное огромно, известное скромно.
Заставив ученых пересмотреть масштабы животного мира, Эрвин выступил своего рода Коперником в сфере биоразнообразия. В свое время этот польский астроном заявил, что Вселенная гелиоцентрична: Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, и к тому же каждый день наша планета оборачивается вокруг своей оси. В свою очередь, Эрвин выяснил, что человечество – всего лишь один вид из миллионов, обитающих на Земле. Он также обнаружил, что среднестатистическим видом животных является не какое-то позвоночное, похожее на нас, и не северянин, как Линней, – а жук, мотылек, оса или мушка, обитающие в тропиках. Догадки Эрвина были радикально новаторскими. Его идеи оказались настолько свежими,
