Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой - Робин Уолл Киммерер
Сегодня Джон занят снятием с бревна пористой коры, от которой топор будет отскакивать. Потом можно приступить к нарезанию луба. Когда он тянет за край первую полосу, видно, что происходит: под ударами топора сминаются тонкостенные клетки ранней, весенней, древесины, отделяясь от поздней, летней. Бревно раскалывается по разделительной линии между ними, так что полоса луба, которая отслаивается, – это древесина, расположенная между годичными кольцами.
В зависимости от условий, в которых росло дерево, и структуры его колец может отделиться полоса пятилетней древесины, а может – всего лишь однолетней. Все деревья разные, и в процессе обработки бревна мастер всегда погрушается в их прошлое. По мере отделения слоев древесины перед ним разворачивается ретроспектива жизни дерева. Чем больше становится колец луба, тем сильнее худеет бревно, за считаные часы превращаясь в тонкий шест. «Видите, – говорит нам Джон, – мы ободрали его так, что теперь оно снова стало тонким, как в юности». Он указывает на большую кучу луба, которая у нас скопилась. «Никогда не забывайте о том, что за все это дерево отдало свою жизнь».
Длинные полосы древесины различаются по толщине, поэтому следующим шагом будет расщепление полос на слои – дальнейшее разделение годичных колец. Толстый луб требуется для большой корзины для белья с крышкой либо для охотничьей корзины. Для изготовления самых лучших и красивых корзин используется лубочная лента толщиной менее одного годичного кольца. Из багажника своего нового белого пикапа Джон достает расщепитель – две деревянные палки, скрепленные зажимом, – нечто похожее на гигантскую бельевую прищепку. Он садится на краешек стула, зажав устройство между колен так, что заостренные концы упираются в землю, а концы, скрепленные зажимом, возвышаются над коленями, вставляет восьмифутовую лубочную ленту в фиксатор и закрепляет, оставив выступ высотой примерно 2,5 см. Затем он щелчком открывает свой нож и вставляет лезвие в срез луба, продвигая его вдоль годичного кольца, чтобы раскрыть надрез. Его смуглые пальцы хватаются за края разреза, и он плавным движением разделяет ленту, получив две гладкие и ровные, как длинные травинки, полоски.
«Вот и все, ничего сложного», – говорит он, но в его взгляде, обращенном на меня, озорные огоньки. Я заправляю луб, зажимаю расщепитель между колен, делаю надрез и понимаю, что нужно крепче сжимать устройство между ног. У меня это получается с трудом. «Да, – смеется Джон, – это старое индейское изобретение – тренажер для бедер!» Когда я заканчиваю расщепление, мой луб выглядит так, словно его конец изгрыз бурундук. Джон – терпеливый учитель, и он не станет делать это за меня. Он просто улыбается, ловко срезает потрепанный конец моей полосы и говорит: «Попробуй еще раз». В конце концов у меня получается расщепить конец среза пополам, но его края неровные, и в результате я отделяю всего лишь двенадцатидюймовый огрызок луба, с одного края узкий, а с другого – широкий. Джон кружит вокруг нас, подбадривая. Он выучил наши имена и выработал к каждому свой подход. Над кем-то он добродушно подшучивает по поводу слабых бицепсов, кого-то тепло похлопывает по плечу. Если кто-то расстроен, он садится рядом и мягко наставляет: «Не надо так сильно стараться, расслабься». А кому-то он просто помогает расщепить луб. Он так же хорошо разбирается в людях, как и в деревьях.
«Дерево – хороший учитель, – говорит он. – Оно учит тому, в чем мы особенно нуждаемся. Задача человека заключается в том, чтобы найти в жизни баланс, а делая ленты из луба, об этом невозможно забыть».
Когда освоишь это действие, луб разделяется ровно, внутренние поверхности получаются неожиданно красивыми: глянцевые и теплые, они отражают свет, словно кремовая атласная лента. А внешняя поверхность неровная и шероховатая, на ее расщепленных концах остаются длинные «волоски».
«Теперь вам нужен очень острый нож, – продолжает Джон. – Мне приходится каждый день пользоваться точильным камнем. И всегда есть опасность порезаться». Он дает каждому из нас «ногу», вырезанную из поношенных голубых джинсов, и показывает, как разложить свернутую вдвое джинсовую ткань на левом бедре. «Лучше всего использовать оленью шкуру, – говорит он, – если она у вас есть. Но джинсы тоже подойдут. Только будьте осторожны». Он показывает все каждому по очереди, потому что грань между достижением успеха и кровопролитием очень тонкая – тут важно соблюдать угол заточки и правильное давление руки. Джон кладет лоскут джинсовой ткани поперек бедра грубой стороной вверх и приставляет к ней лезвие ножа. Другой рукой он вытягивает полоску из-под ножа непрерывным плавным движением, подобно тому, как лезвие конька скользит по льду. После этого на ноже остается стружка, а поверхность получается гладкой. И это у Джона тоже выходит легко. Я видела, как Китт Пиджен вытягивает атласные полоски, словно ленту с катушки, но мой нож цепляется, и я в итоге рву ткань. Я держу нож не под тем углом, и моя полоска ткани скоро превращается в лохмотья.
«Ты словно батон хлеба режешь, – укоряет Джон, качая головой, когда я порчу очередной лоскут. – Так говорила моя мама, когда мы портили луб». Плетение корзин было и остается источником средств для существования семьи Пиджен. Во времена их деда озеро, лес и сад обеспечивали их не только основной пищей, но и другими необходимыми предметами. Однако порой им нужно было что-то приобрести в магазине, и тогда корзины становились товаром, на деньги от продажи которого покупали хлеб, консервированные персики и школьную обувь. Испортить луб было все равно что выбросить еду. В зависимости от размера и дизайна корзину из черного ясеня можно продать за хорошие деньги. «Люди бывают немного удивлены, когда видят цены, – рассказывает Джон. – Они думают: “Ведь это просто корзины!”, забывая о том, что 80 процентов всей работы делается задолго до начала процесса плетения. Нужно найти правильное дерево, срубить его и обработать древесину, вытянуть луб и так далее – все эти работы едва окупаются».
Когда луб наконец готов, мы приступаем к плетению – тому этапу работы, который мы ошибочно только и принимали во внимание. Но Джон останавливает нас, в его мягком голосе слышны жесткие нотки. «Вы забыли о самом важном, – говорит он. – Оглянитесь вокруг». Мы смотрим на лес, на лагерь, друг на друга. «На землю!» – подсказывает он. Вокруг каждого ученика лежит куча древесных отходов. «Остановитесь и подумайте о том, что вы держите в руках. Этот ясень рос в болоте на протяжении тридцати лет,
