Спенсер Уэллс - Генетическая одиссея человека
Существует и другая вероятность, которая следует из распределения исчезнувших языков Ближнего Востока и Европы и взаимоотношений между ними. Что, если язык, на котором говорили первые земледельцы, был не индоевропейским, а совершенно другим? Баски, живущие на северо-востоке Испании, говорят на языке, не связанном с каким-либо другим языком мира. Джаред Даймонд в своей книге «Восхождение и падение третьего шимпанзе» (The Rise and Fall of the Third Chimpanzee) предположил, что он может быть пережитком сельскохозяйственной «волны продвижения» с Ближнего Востока. Интересно, что некоторые лингвисты полагают, что баскский язык связан с кавказскими языками, в то время как другие находят сходство с бурушаски — изолированным языком, на котором говорят в отдаленном районе Пакистана. Кроме того, были и другие ныне вымершие языки, на которых говорили по всему Средиземноморью: в юго-восточной части Испании (тартессийский и иберский), в Италии (этрусский и лемносский) и в Сардинии (где многие географические названия происходят не из индоевропейского источника). Географические названия на юге Франции также позволяют предположить, что баскский язык в прошлом был гораздо более широко распространен, чем сегодня, и названия некоторых мест в Греции также указывают на наличие там доиндоевропейского элемента. В общем, есть обоснованные доказательства существования средиземноморской «коллекции» доиндоевропейских языков, которые позже были вытеснены греческим и латынью.
Таким образом, номинально у нас есть множество языков, которые были когда-то широко распространенны в Средиземноморье и на Ближнем Востоке, и на востоке до Пакистана. Именно эту территорию и колонизировали древние земледельцы неолита в период от 7000 до 10 000 лет назад. Есть вероятность, что эти первые фермеры распространили «средиземноморские» языки по мере распространения своих популяций. Палеолитическое население Европы переняло их земледельческий язык и их культуру, даже если (как в случае с баскским языком) почти не происходило притока генов. Эти языки распространились и на восток, принеся сельское хозяйство в долины рек Центральной Азии и Пакистана. Более поздние миграции народов, говоривших на дравидийских и индоевропейских языках в случае Пакистана и на индоевропейских в случае Европы, могли привести к тому, что средиземноморские языки сохранились лишь в немногих изолированных местах, что мы и наблюдаем сегодня.
Конечно, это всего лишь умозрительный сценарий, но он может быть правдоподобной альтернативой индоевропейским земледельцам Ренфрю и до-ПИЕ фермерам Кавалли-Сфорцы. Кроме того, генетические данные показывают некоторые корреляции: в большинстве упомянутых регионов, от Средиземноморья до Кавказа и Пакистана, наблюдается существенная частота M172 — нашего канонического неолитического маркера. Это особенно характерно для народностей Кавказа, у некоторых из них частота M172 превышает 90 %. Вообще высокая степень генетического сходства между популяциями Кавказа и Ближнего Востока показывает, что в эпоху неолита произошел значительный приток людей, которые могли принести в этот регион языки, родственные шумерскому. Конечно, этот сценарий предполагает связь между всеми средиземноморскими языками, что в лучшем случае спорно. Тем не менее некоторые лингвисты нашли доказательства существования такой языковой «надсемьи», выявив глубинные структуры, общие для кажущихся не связанными между собой языками. На поиски этих надсемей мы и двинемся дальше.
Широкий взгляд на проблему
Чарльз Дарвин, писавший в те времена, когда не были полностью разработаны современные методы классификации языков, отметил сходство между классификациями, основанными на генеалогии и на лингвистике. В «Происхождении видов» он замечает, что если бы мы обладали идеальной родословной человечества, генеалогия человеческих рас позволила бы лучше классифицировать различные языки, существующие сегодня во всем мире. Кавалли-Сфорца говорил, что он не знал о гипотезе Дарвина, когда в 1988 году начал свое сравнение генетических и языковых взаимосвязей. На это позже обратил его внимание коллега, изучавший историю науки. Возможно, не такое уж это и великое прозрение полагать, что языки способны отражать взаимосвязи между популяциями. В конце концов, мы действительно «наследуем» язык от наших родителей, так что по крайней мере в недавнем прошлом языки должны были быть хорошими уполномоченными генов. Однако что если мы посмотрим дальше? Есть ли более глубокие взаимосвязи между языками, объединяющие их в более крупные группы? И, пожалуй, самое главное, существуют ли какие-либо свидетельства языкового эквивалента наших генетических Адама и Евы?
Джозеф Гринберг, с которыми мы уже сталкивались в главе 7, был убежден, что такие глубокие взаимоотношения действительно существуют. Он сделал себе имя в области лингвистической классификации, объединив сотни языков Африки в четыре семьи и описав в 1963 году в книге «Языки Африки». Эти первые попытки классификации высшего порядка были в целом хорошо восприняты лингвистическим сообществом, и их успех воодушевил Гринберга на то, чтобы начать поиск более глубоких взаимосвязей между языками, в частности, между теми, на которых говорят в Евразии.
Гринберг обнаружил, что многие языки, в том числе и принадлежащие к индоевропейской семье, имели, похоже, общие структурные элементы, слишком явные, чтобы быть простым совпадением. Детали покажутся незначительными для неспециалистов (один из примеров — образование множественного числа существительных путем добавления суффиксов -к или -т), но они значимы для многих лингвистов. Меррит Рулен в своей книге «Происхождение языка» отслеживает множество сходных особенностей среди языков так называемой «евразийской» семьи Гринберга или, как ее называют некоторые специалисты, — «ностратической».
Один из первых вопросов, который мог бы возникнуть у нас относительно этой группы языков, заключается в том, существуют ли этому какие-либо археологические и генетические доказательства, как в случае индоевропейской семьи. Похоже, к сожалению, это не тот случай. Одной из проблем является то, что составляющие эту семью языки настолько широко распространены на большей части Евразии, что она включает в себя огромное количество различных популяций. Это может быть связано с возрастом этой языковой семьи, который составляет, возможно, более 20 000 лет. Любая корреляция с такой древней и распространенной группой языков в лучшем случае ненадежна, а единственным подходящим Y-хромосомным маркером мог бы быть М9. Однако М9 содержится и в другой надсемье евразийских языков, известной как дене-кавказская.
Первую группу этой семьи образуют американские языки на-дене (такие как навахо) и сино-тибетские языки (языки Китая и Тибета). Многие лингвисты теперь признают взаимосвязь между этими двумя языковыми семьями, но отношения между более отдаленными группами вызывает споры. Причина в том, что дене-кавказские языки включают в себя кавказские языки, что следует из их названия, а также баскский и бурушаский. То есть на дене-кавказских языках говорят от Пиренеев до Скалистых гор, включая отдельные районы, разбросанные по всей Евразии — это, мягко говоря, довольно разнородная группа. Отчасти из-за этого американский лингвист Джон Бенгтсон выделил в дене-кавказских языках подгруппу, включающую баскский, бурушаский, кавказский и вымерший шумерский язык. Совпадение с нашей гипотетической «средиземноморской» семьей поразительно, и (как мы уже видели) существуют генетические доказательства в поддержку распространения этой группы языков в течение последних 10 000 лет, возможно, вместе с сельским хозяйством. Включение шумерского языка особенно красноречиво, так как этот язык, на котором говорила одна из древнейших цивилизаций Месопотамии, географически и культурно связан с самым началом развития сельского хозяйства в «Плодородном полумесяце».
Хотя генетические данные и подтверждают родство между некоторыми западными популяциями дене-кавказской семьи, очевидной связи между ними и говорящими на дене-кавказских языках восточными популяциями нет. Однако языки, относящиеся к сино-тибетской семье и на-дене, имеют собственную генетическую связь. Она представлена в виде маркера M130, с которым мы впервые столкнулись, когда отслеживали прибрежную миграцию в Австралию. В предыдущей главе мы видели, что M130 был найден и у популяции Восточной Азии, включая Китай, и отметили его распространение из Юго-Восточной Азии в северном направлении. Интересно то, что этот маркер есть также у популяций Северной Америки, говорящих на на-дене. Но в Южной Америке язык на-дене не встречается. Это говорит об уникальной генетической связи между жителями Восточной Азии и некоторыми индейскими племенами, которая возникла благодаря второй миграции в Америку 5000–10 000 лет назад. В данном случае генетика подтверждает лингвистическую связь и дает приблизительную дату дивергенции языков.
