Александр Никонов - Человек как животное
Охота на детей в современной Европе, пропитанной левыми ценностями, приняла масштаб настоящей охоты на ведьм. Европа, которая удивляла мир то кострами инквизиции, то дымами гитлеровских крематориев, теперь нашла себе новую забаву — лишать плачущих детей матери.
Между тем нет ничего страшнее для маленького существа, чем потеряться, то есть быть разлученным с матерью. Что такое смерть, дети еще не понимают. Поэтому страх потери мамы для них главный в жизни и самый ужасный.
Для нормальных людей это понятно. Для идеологически зашоренных (феминистов, коммунистов, социалистов) — нет. Безграмотность и бесчувственность рулят!.. А между тем еще в середине ХХ века в Америке были проведены весьма поучительные опыты на животных, вошедшие в ряд самых безжалостных экспериментов в истории науки. Это были как раз эксперименты по отъему детенышей у приматов.
Американский психолог Гарри Харлоу изучал на наших ближайших родственниках роль родительской любви. Именно результаты его работы внесли понимание в вопрос о том, почему же по детям, выросшим в детдомах, тюрьма плачет. В России, например, половина детдомовцев по выходе из детдома попадают за решетку. И так не только в России. Отчего же? Этот вопрос долго не давал покоя психологам. Вроде и смотрят там за детьми профессионалы с образованием, и кормят, и занимаются, и учат. Живут дети словно бы в огромной семье, окруженные многочисленными братьями и сестрами по несчастью. Но выходят в мир и оказываются в тюрьме, спиваются, кончают жизнь самоубийством, не находят себя. И даже не умеют строить отношения, хотя в детдоме обитали не в одиночной камере, а среди себе подобных.
Почему? Почему?
Жестокие опыты Харлоу дали ответ на этот вопрос. Экспериментатор отрывал маленького детеныша от мамы. Отрывал в буквальном смысле, поскольку маленькие обезьянки предпочитают ездить на мамах, вцепившись в их шерсть. А Харлоу детей отрывал и с мамой разлучал.
Навсегда.
Все дети реагируют на это одинаково. Маленькие обезьянки и их мамы реагировали на разлуку так же, как реагируют на нее представители нашего вида, — дети рыдают, мамы тоже рыдают. Смотреть на все это нормальному человеку совершенно невыносимо. Для этого нужно работать в гестапо или в Барневарне, что, впрочем, одно и то же.
Маленькие обезьянки в опытах Харлоу плакали, дрожали, скулили, выли, впадали в депрессию, получали эмоциональную травму или психопатологические отклонения на всю жизнь. Иногда даже погибали от тоски.
— Наверное, это потому, что мать — штука полезная, поскольку она имеет сиськи, в которых молоко для пропитания, — подумал экспериментатор.
Такой точки зрения, между прочим, и по сию пору придерживаются многие поверхностные люди. Мол, ваша собака любит вас только потому, что вы ее кормите и она это знает. Когда она приветствует вас с работы, это она не вас приветствует, а свой предстоящий ужин… Люди с подобным плоским уровнем понимания действительности и идут, как правило, в социалисты — те тоже воспринимают мир примитивно: эксплуатация, отнять и поделить, коллективизация… Они и слыхом ни слыхивали, что от тоски по утраченному хозяину собака может и вовсе отказаться от еды.
Увидев катастрофические последствия своих действий, Харлоу сделал для обиженных обезьянок две искусственные мамы. Одна мама была произведена из проволоки — по сути, это был проволочный каркас с нарисованной мордочкой и резиновой соской на уровне груди. Через соску подавалось молоко. Вторая мать была мягкая и теплая, сделанная из шерстистой ткани, с такой же нарисованной рожицей, но без сиськи с молоком. То есть это была совершенно непрактичная бесполезная мама.
Вопрос: какую маму малыш любил больше — кормящую или теплую?
Правильно, шерстистую и теплую. А к холодному проволочному чудовищу, оборудованному соской с молоком, дитенок ходил только кормиться и проводил возле нее ровно столько времени, сколько сосал молоко. Не любил он ее!
Почти все свое время малыш проводил, вцепившись в искусственную шерстяную маму, напоминавшую утраченную настоящую, — это его немного успокаивало.
Тогда Харлоу сделал Злую Маму. Теперь шерстяная иногда обдавала детеныша струями холодного воздуха или колола выдвигающимися иголками. Но все равно детеныш тянулся даже к злой маме — настолько она была ему важна. Жизненно необходима!
К чему же приводило отсутствие живой мамы? К потере социализации. Обезьянки, выросшие без матери или с искусственным мамозаменителем превращались в социальных деградантов. Они не умели строить отношения с другими обезьянами, а также с противоположным полом. Когда наступала пора продолжения рода, самцы просто не знали, как законтачить с самками. И никакой инстинкт, не будучи обточенным воспитанием, не помогал. Только жесткая фиксация самки в специальном станке в позиции, пригодной для случки, помогала: самцу в этой ситуации с горем пополам удавалось провести половой акт.
Именно поэтому люди, выросшие без родительской любви, часто становятся насильниками и жестокими убийцами. Им необходима «фиксация самки», чтобы чего-то достичь с ней. Коммуницировать по-человечески они не умеют. Не выработан механизм.
Самки же, выросшие с искусственным чучелом, сами родив детенышей, оказывались плохими матерями, часто они убивали своих детенышей или бросали их. Иногда стресс от невозможности коммуникации с другими особями был так велик, что у обезьянок-«искусственников» вдруг просыпалась тяга к самоуничтожению — они занимались членовредительством, отгрызали себе пальцы…
Иногда можно слышать мнение, будто детдомовцы вырастают асоциальными из-за того, что за них в детдоме все решают взрослые и всем их обеспечивают, вот они и теряются в большом мире. Это довольно странная точка зрения. Как будто в семье за детей все не решают взрослые! Решают, конечно, и даже в большей степени, поскольку за родных детей и душа болит больше, и времени на них остается больше, нежели у воспитателя детдома, на которого два-три десятка неродных приходится. Дело тут не во внешнем обучении. Вернее, не только в нем. А в том, что поток материнской любви определенным образом настраивает функционал растущего организма, и является необходимым биохимическим закрепителем всех социальных навыков.
Опыты Харлоу проводились в пятидесятые годы и произвели на прагматичную Америку сильное впечатление! Тогда в американской педиатрии господствовала идея о том, что баловать ребенка излишним контактом не стоит, что от мамы ему достаточно сиськи с молоком. А сюсюкаться с малышом и часто брать его на руки нет смысла… И вот оказалось, что такая политика есть самое настоящее преступление перед ребенком. Мы приматы, и нам для формирования здоровой психики крайне важен плотный и постоянный контакт с матерью, потому что миллионами лет наши животные предки именно так и формировались — вися на маме и испытывая ужас при случайно потере контакта. Мама — это защита. С мамой спокойно. Попав в незнакомое помещение без мамы, малыш примата дрожит и сворачивается в комочек, испытывая перманентный стресс. Попав в то же помещение с мамой, он не испытывает никакого страха, отцепляется от нее и начинает с любопытством обследовать помещение.
Инстинкт слеп и туп: ему не объяснишь, что сюсюканье и тактильный контакт — ненужное баловство. Поэтому организм должен работать и формироваться в штатном режиме, а не с перманентным перенапряжением надпочечников, вырабатывающих гормоны стресса, выжигающие организм. Иначе получается поведенческий урод.
Поэтому семья для ребенка необходима. Если нет родной, то хотя бы приемная. И дети это своим маленьким нутром понимают. Главная мечта детдомовского ребенка — о папе в мамой. Сюжет новогодней комедии «Елки» начинает разворачиваться с фантазии детдомовской девочки о том, что ее папа — президент России. Детдомовские дети часто фантазируют о своих родителях, приписывая им разные замечательные свойства и даже прощая прямое предательство — тот факт, что родители их бросили: мы уже знаем из опытов Харлоу — даже если мама колется или дует холодном воздухом, ребенок инстинктивно все равно упорно тянется к ней, потому что она мама. Эти непрекращающиеся мечты детдомовцев о родителях — инстинктивная и отчаянная попытка организма спастись: от будущей тюрьмы, самоубийства, несчастной личной жизни.
Поняв, насколько важны мамимы улыбки и тактильный контакт для правильного развития мозга ребенка, родильные дома Америки изменили свою политику и стали рекомендовать побольше ребенка тискать и улыбаться ему. Именно тогда были изобретены первые рюкзачки для переноски детей, максимально приближающие человеческих детенышей к тому положению, в котором находятся детеныши обезьян.
К сожалению, в левацком угаре цивилизованное человечество об этих опытах полувековой давности подзабыло. Отсюда и ювенальная юстиция с ее холодной идеологией о том, что детей нужно от родителей спасать, хотя даже плохие родители лучше, чем казенная койка в детской тюрьме детдома. Налаженная система отъема детей на Западе — форменное преступление против человечности.
