Мифозои. История и биология мифических животных - Олег Ивик
Все это могло бы выглядеть достаточно странно. Непонятно, почему для изведения невинных птах был приглашен величайший воин Греции и почему эта скромная охотничья кампания была зачтена ему за один из подвигов, память о которых сохранилась в веках. И уж тем более непонятно, зачем для уничтожения несчастных пернатых понадобилось тратить уникальные стрелы, смоченные самым страшным из известных в то время ядов. Свет на эти вопросы проливают другие античные авторы. Так, Павсаний объясняет, чем провинились стимфалийские птицы. Он пишет: «Предание рассказывает, что некогда у вод Стимфала жили птицы, поедающие людей…»{218} У Аполлония и Гигина говорится, что птицы были покрыты перьями, которые по сути своей являлись стрелами или дротиками: птицы весьма эффективно метали их во врагов.
Наиболее подробное описание птиц оставил Аполлоний в «Аргонавтике». Спутники Ясона повстречались с пернатыми хищницами возле острова Ареса в Черном море (сегодня это турецкий остров Гиресун). Кстати, один из аргонавтов, Амфидамант, опроверг мнение о том, что Геракл в свое время уничтожил зловредных птиц. Он рассказал товарищам:
Даже Геракл не смог, когда в Аркадию прибыл,
Птиц одолеть, живущих на озере Стимфалийском.
Стрелам не поддавались они, я сам это видел.
Взяв трещотку медную в руку и ею махая,
Он гремел с высокой скалы. В испуге и с криком
Птицы в небо взвились и прочь улетели оттуда.
Пернатые обосновались на новом месте и продолжали наводить ужас на окрестности. Прежде чем аргонавты успели принять меры предосторожности, первая птица успела ранить одного из них.
В воздухе над головами она парила высоко,
И, распластавши крыла над судном, внизу пробегавшим,
Сбросила острое вниз перо. Оно пробивает
Левую мышцу Ойлея богоподобного. Бросил,
Раненный, он из рук весло. Поразились герои,
Видя стрелу окрыленной.
Хотя комментаторы часто упоминают «бронзовые» перья стимфалийских птиц, надо думать, что это относится все же не к перьям целиком, а лишь к их «наконечникам» — недаром аргонавты сравнивают такое перо с «окрыленной стрелой». Птицы, судя по всему, были в принципе уязвимы, но слишком многочисленны — Амфидамант, знакомый с ними еще по Аркадии, предупредил аргонавтов, что при высадке на остров им не хватит полных колчанов, чтобы защитить себя. Тогда спутники Ясона решили повторить прием Геракла и воспользоваться пугливостью своих пернатых врагов. Они надели боевые шлемы с развевающимися гребнями, завели «страшный вопль» и стали бить копьями в щиты. Уловка удалась: птицы перепугались и улетели «к земным пределам за море и в горы». По пути они «свои перья во множестве слали героям», но греки соорудили над кораблем крышу из плотно подогнанных щитов, и никто из них не пострадал (кроме раненного в самом начале Ойлея){219}.
Авторам настоящей книги неизвестно, вернулись ли стимфалийские птицы на свой остров. Не исключено, что вернулись, но популяция их с течением времени претерпела изменения. Сегодня на острове Гиресун гнездятся десятки видов пернатых, прежде всего бакланы и чайки, здесь же останавливаются перелетные птицы, поэтому остров получил статус охраняемой территории.
В античном мире существовали мифозои, которых трудно отнести непосредственно к животному миру, потому что они могли менять облик и иногда представали перед людьми в виде прекрасных женщин. Но они же бывали и страшными чудовищами, чья внешность, впрочем, почти не описана. Сведения об этих существах очень фрагментарны. Речь идет о Ламии и Эмпусе, и неизвестно даже, имена это или видовые названия. Некоторые авторы упоминают вполне конкретную деву Ламию, превращенную в зверя за свои любовные приключения. Некоторые говорят о ламиях как о виде вампиров и каннибалов. Об Эмпусе вообще почти ничего неизвестно, но писатель II–III веков н. э. Флавий Филострат[84] считал это слово видовым названием и в своей «Жизни Аполлония Тианского» писал об «одной из эмпус», которая относилась к существам, называемым ламиями (в русском переводе Е. Г. Рабинович — упырями).
Ламии, независимо от того, были они эмпусами или нет, изучены несколько лучше последних. Известны упоминания о Ламии, дочери Посейдона, — о ней пишет, например, Павсаний. Географ не сообщает о своей героине ничего порочащего, о ее уродствах или звериной сущности умалчивает. Напротив, по его словам, она вступила в связь с Зевсом, а мы знаем, что царь богов был эстетом и выбирал для своих любовных утех самых красивых женщин, нимф и богинь. От этой связи родилась некая Сивилла, которая «из женщин… первой стала петь свои предсказания». Произошло это, как пишет Павсаний, «в самые древние времена»{220}, задолго до Троянской войны. Поскольку Сивилла, дочь Ламии, проживала в Ливии, можно предположить, что и сама Ламия обитала там же.
В схолиях к Аполлонию вскользь упоминаются две Ламии — ливийская и дочь Посейдона (судя по тексту Павсания, это могло быть одно и то же лицо). В схолиях к Аристофану упоминается Ламия — дочь неких Бела и Ливии, которая похищала и губила чужих детей.
Но независимо от того, жила ли возлюбленная Зевса в Ливии и была ли она дочерью Посейдона, судьба красавицы оказалась незавидной. Гераклит пишет: «Рассказывают, что, когда Зевс с ней соединился, Гера превратила ее в зверя и что когда она безумствует, то вынимает глаза и кладет их в чашку, питается мясом и ест людей». Правда, Гераклит был человеком с атеистической жилкой и поверить в превращение красавицы в зверя не мог. Он предложил свою версию происходящего (имея в виду, что Зевс и Гера тоже были царями, а не богами): «Было же, наверное, так. Так как Ламия была хороша собой, то царивший Зевс с ней соединился, а Гера, похитив ее, вырвала у нее глаза и забросила их в горы. Вследствие этого Ламия жила, бедствуя и нигде не находя помощи. Поэтому, когда она скиталась в одиночестве, немытая и неухоженная, можно было принять ее за зверя»{221}.
Диодор Сицилийский тоже сообщает вполне материалистическую версию о Ламии, жившей в Ливии. Он считает, что это была царица, отличавшаяся исключительной жестокостью, отчего лицо ее приобрело звериные черты. Поскольку собственные ее дети умерли, то она, завидуя другим матерям, приказала отнимать у них младенцев и убивать их…
Но что бы ни думали по поводу Ламии (или ламий) материалистически настроенные философы, простые гречанки и римлянки, равно как и их дети, смертельно боялись страшного оборотня, который проникал в дома, чтобы воровать младенцев и пить
