Джейн Лавик-Гудолл - Невинные убийцы

Охотничьи угодья днем и ночью

Метрах в пятидесяти от нас мчался галопом самец антилопы гну — его черная тень мелькала на фоне освещенной луной выгоревшей травы африканской саванны. За ним неслись пять гиен, и расстояние между преследователями и жертвой с каждой минутой сокращалось. Вот самая первая из гиен вцепилась в хвост гну, и мгновение спустя остальная четверка уже металась вокруг, хватая жертву за бока и за ноги. Бык развернулся мордой к своим мучителям и затряс головой, делая выпады изогнутыми острыми рогами. Но ночная тьма высылала все новых и новых гиен, и не прошло и двух минут, как гну был сбит с ног и его уже едва можно было разглядеть за клубком рычащих и грызущихся теней.

Гуго подвел машину поближе и включил фары; кое-кто из пирующих поднял голову — глаза сверкают, морда и шея залиты алой кровью. Двадцать минут спустя о схватке при лунном свете напоминало лишь темное пятно вытоптанной земли.

Это была первая охота гиен, которую нам с Гуго довелось наблюдать, и мы долго не могли прийти в себя от ужаса, когда увидели воочию, как они рвут живую жертву на куски. С тех пор мы наблюдали такие кровавые драмы не один раз, потому что гиеновые собаки и шакалы убивают добычу тем же методом — молниеносно разрывая ее на части. Жертва погибает в течение двух минут, не более, и при этом находится в таком остром шоковом состоянии, что едва ли способна почувствовать боль. А ведь львы, леопарды и гепарды, которых считают «аккуратными охотниками», зачастую душат свою жертву минут десять — да и нам ли судить о том, какой смертью легче умирать? Поэтому мы не встанем в ряды тех, кто заклеймил гиен и гиеновых собак кличкой кровожадных убийц и собирается истреблять их без всякого снисхождения, — эти животные убивают ради пропитания, пользуясь тем единственным способом, который выработался у них в процессе эволюции.

И верно, из всех живых существ лишь человек убивает, зная о причиняемых страданиях, значит, только человеку можно предъявить обвинение в сознательном мучительстве. Вся история человечества, если над ней призадуматься, полна, как это ни парадоксально, бесчеловечных деяний — мучительства по отношению ко всему живому без разбора.

Не случайно почти все наблюдения над африканскими хищниками касались именно их хищнических повадок, в особенности методов расправы с добычей. Нас с Гуго, однако, интересовало нечто большее: мы решили наблюдать за этими животными не потому, что они убивают, а потому, что они — умнейшие существа и их взаимоотношения в стае захватывающе интересны. Мы наблюдали за ними и говорили о них много лет подряд, прежде чем решились всерьез заняться изучением их поведения.

Собственно говоря, Гуго и фотографом-то стал только потому, что это давало ему возможность быть ближе к животным. Первую свою фотографию он сделал, понятия не имея о том, как обращаться с фотоаппаратом. Будучи вместе с двумя приятелями в одном из национальных парков Голландии, он набрел на стадо ввезенных из-за границы пугливых муфлонов. Друзья решили сфотографировать животных. Но если товарищи Гуго знали толк в фотографии, то Гуго больше знал о самих животных. Один из друзей сунул камеру в руки Гуго и сказал, что диафрагма и расстояние уже установлены, так что если он сумеет подкрасться вон к тому дереву, то останется только нажать на кнопку. Гуго взял камеру и сделал снимок. С тех пор он достиг многого, потому что всегда старался снять животных в движении: как они играют или сражаются, преследуют или удирают, как вылизывают друг друга или занимаются любовными играми, как кормятся или защищают своих детенышей.

Подобно Гуго, и я начала свой путь исследователя поведения животных самым непрофессиональным образом. В 1960 году знаменитый палеонтолог Л.С.Б. Лики, известный своими удивительными находками ископаемых предков человека, предложил мне изучать поведение диких шимпанзе в резервате Гомбе-Стрим (теперь это национальный парк Гомбе). Я приняла предложение с энтузиазмом, хотя в то время единственное, что могло послужить мне рекомендацией, было то, что я с детства интересовалась дикими животными, особенно африканскими. С восьми лет я зачитывалась книгами о животных и старалась записывать все, что видела, когда наблюдала за птицами, зверями и насекомыми, водившимися в окрестностях нашего дома на юге Англии. В конце концов у меня собралось достаточно новых данных, чтобы получить разрешение писать диссертацию в Кембриджском университете.

Там, в Гомбе-Стрим, среди шимпанзе, мы и познакомились с Гуго. Я сразу поняла, что он не просто один из многих фотографов-анималистов. Это человек, который любит и глубоко понимает животных, — родная душа. Луис Лики знал нас обоих задолго до того, как мы повстречались. Еще до приезда Гуго в Гомбе, профессор написал моей маме, что ему удалось отыскать подходящего молодого человека, который сумеет не только снять шимпанзе для Джейн, но и будет для нее прекрасным мужем!

Поженившись, мы еще целый год работали в Гомбе-Стрим — Гуго собирал бесценные киноматериалы о поведении шимпанзе по поручению Национального географического общества (США), которое и финансировало всю работу почти с самого начала. По истечении этого срока Обществу представилось невыгодным держать в лагере шимпанзе полностью оплачиваемого профессионального оператора, и Гуго поручили снимать других животных в разных национальных парках и резерватах Восточной Африки.

Мы с Гуго решили никогда не расставаться, но не менее твердым было и наше решение продолжать наблюдение за шимпанзе. Поэтому мы построили лагерь для группы студентов, которые должны были под нашим руководством продолжать исследование поведения обезьян, и сами старались хоть несколько месяцев в году уделять работе с шимпанзе. В настоящее время научно-исследовательский центр Гомбе-Стрим — одно из немногих мест на Земле, где ученые постоянно изучают поведение определенной группы диких животных.

Когда я начала ездить вместе с Гуго в его фотосафари, я все яснее стала понимать, как важно для меня изучать не только шимпанзе. Чем больше я наблюдала за поведением живых существ в Серенгети и других национальных парках, тем отчетливее представлялось мне место шимпанзе в ряду других животных; мои знания о поведении шимпанзе углублялись. В самом начале мы сделали для себя удивительное открытие: оказалось, что стервятник в естественных условиях пользуется орудиями — а таких видов животных на Земле совсем немного. Когда я изучала шимпанзе в Гомбе-Стрим, меня поражало, какое множество предметов используют шимпанзе для разнообразных целей: травинки и прутики для выуживания муравьев и термитов из их гнезд, комочки мятых листьев — в качестве губок, впитывающих воду, когда до нее нельзя дотянуться губами, листья — чтобы стереть с себя грязь, палки и камни — как оружие против павианов или людей. И вот, не успели мы уехать из Гомбе, как нам попался еще один «природный умелец».

Мы ведем лендровер по земле, почерневшей после недавнего пожара. Кое-где еще тлеют, курятся дымом в полуденной жаре повалившиеся деревья. Мы совсем одни на равнине — почти все туристы заняты ленчем. Вдруг Гуго заметил вдалеке пикирующих грифов и погнал в ту сторону машину. Скоро мы увидели покинутое гнездо страуса: примерно пятнадцать яиц раскатилось по земле, и вокруг них уже суетились сварливые грифы. Должно быть, огонь заставил птицу бросить гнездо, но яйца чудом уцелели — пламя едва тронуло скорлупу. При нашем приближении метнулась в сторону гиена, и мы подумали, что она-то и разбила яйцо, из-за которого препирались птицы. Продолжая наблюдать эту сцену, мы вдруг увидели, как один из двух стервятников, участвовавших в ней, взял в клюв камень и направился к ближайшему яйцу. Подойдя к нему, он поднял голову и, резко опустив ее, бросил камень вниз на толстую белую скорлупу. Мы хорошо слышали удар. Потом он снова поднял камень и бросал его так до тех пор, пока скорлупа не треснула и содержимое яйца не разлилось по земле.

Минут пятнадцать мы наблюдали, как стервятники разбивали одно яйцо за другим — на них налетали более крупные грифы, и им приходилось удирать; они едва успевали ухватить глоток содержимого. Нам было не до разговоров — Гуго снимал, а я впопыхах записывала наблюдения на магнитофон. Когда пара «умельцев» наконец наелась и улетела, мы остались наблюдать за грифами. Как они ни старались, пуская в дело клюв и когти, им так и не удалось разбить хотя бы одно яйцо, и в конце концов они разлетелись несолоно хлебавши.

До сих пор нам были известны только четыре вида животных, использующих орудия в естественной обстановке. Два из них относятся к млекопитающим — шимпанзе и морская выдра (калан). Выдра берет в передние лапы раковины моллюсков и разбивает их о «наковальню» — плоский камень, который она достает со дна и кладет себе на грудь, плывя при этом на спине. Два других вида — птицы: галапагосский вьюрок и шалашник. Галапагосский вьюрок, взяв в клюв кактусовую колючку, выковыривает ею насекомых из трещин в коре, а шалашник пучком волокон из коры размалевывает свой шалашик глиной во время брачных игр.