Айвен Сандерсон - Сокровища животного мира
Я наткнулся на них — они препирались о чем-то у подножия лесного великана, склонившегося над маленькой долинкой под углом сорок пять градусов.
— Ах вы!.. Не слышите, что вас зовут! — заорал я на них.
— Хозяин! — захныкал Гонг-гонг, обливаясь слезами. — Это мое дерево!
Должен признаться, что его нежный возраст и безысходное горе, написанное на плутовской физиономии, немного меня смягчили.
— Там что, есть мясо? — спросил я у Фауги.
— Да так... Я-то никого не слышишь... — Фауги начинал мяться, как всякий житель Западной Африки, когда он слегка озадачен. Он сунул голову в небольшое дупло у основания дерева и прислушался. — Нет, — еще раз уверил он меня, — ничего не слышно.
Я обрушился на Гонг-гонга, но тот рассыпался в слезных, прерываемых икотой уверениях, что «мясо» внутри обязательно есть.
В конце концов я заключил с ним соглашение: мы подкурим дерево, но, если «мяса» там не окажется, я его выгоню, а если там будут ценные животные, то разрешу остаться, но причитающийся каждому нашедшему «выигрышное дерево» подарок («даш») он не получит. Договор имел поразительный эффект. Гонг-гонг едва не лопнул от восхищения и лично возглавил отряд по снабжению сухой травой.
Пока мы стояли вокруг дерева, дожидаясь, когда дым заполнит дупло, нам казалось маловероятным, что оттуда хоть что-нибудь покажется, но мы глубоко ошибались. Зато Гонг-гонг делал вид, что знал все заранее.
Как только дым добрался до дыр на верхушке дерева, отовсюду стройными рядами стали выходить армии маленьких существ. Они расползались по стволу и крупным сучьям, и я сначала принял их за мышей или мелких древесных крыс. Они выскакивали из щелей и ныряли обратно. Как вдруг, словно по сигналу, все они бросились прочь от дерева. Целая куча мала нападала на проволочную сетку над огнем, остальные же полетели по воздуху.
Дым поднимался клубами из кроны дерева, и оттуда вылетали маленькие черные существа, которые неторопливо плыли по воздуху прочь, как хлопья сажи или клочки сгоревшей бумаги. В их спокойном парении не было ничего похожего на головоломные прыжки перепуганных шипохвостов. Они просто плыли по воздуху, скользя в сторону ближайших деревьев.
И тут вдруг я понял, что это зрелище до нас, быть может, не видел никто, кроме африканцев, да и то немногих. На наших глазах колония планирующих мышей (Idiurus), редчайших животных, совершала средь бела дня маневры, которые испокон веков выполняла только глубокой ночью; такой способ ускользать от опасности отточен до совершенства, и именно поэтому зверек оставался неизвестным до недавнего времени.
Крохотные грызуны в систематике занимают место рядом с шипохвостами, но близких родичей у них нет. По размеру они не больше домовой мыши и одеты в шелковистую шерстку. От передних лапок к задним и дальше, к основанию хвоста, протянута тонкая перепонка, как у летяг, а от локтя оттопыривается тонкий хрящевой стерженек, по длине равный предплечью, — все вместе увеличивает площадь «крыла». Когда животное находится на твердой, точнее, на нетвердой опоре — ведь кроны деревьев ненадежны, — распорка парашюта складывается вдоль заднего края предплечья, в воздухе она слегка отклонена назад.
Хвост планирующей мыши, наверное, самая поразительная из структур, которые встречаются у млекопитающих, если не во всем животном мире. Хвостик длинный и похож на мышиный, но снизу от основания до самого кончика идут два параллельных ряда очень коротких жестких волосков. Эти ряды разделены узким продольным пробором и слегка распадаются на обе стороны — как носовые буруны корабля. По остальной поверхности хвоста, то есть сверху и с боков, в некотором беспорядке разбросаны необычайно длинные и удивительно тонкие волнистые волосики. Они несут две функции, которые, насколько мне известно, еще никогда ранее не описывались.
Жесткие щетинки на нижней стороне хвоста направлены слегка назад и работают точно таким же образом, как шипы-чешуйки на хвосте шипохвоста. Длинные волоски верхней части служат для рулевого управления в полете. Теперь стало понятно, почему на наших глазах зверьки не только скользили прочь от дымящегося дерева, но и вертелись и поворачивались в воздухе в любую сторону, будто в настоящем полете, как у птиц. Объяснилось и то, как они ухитряются садиться на стволы деревьев вниз головой — такой трюк для шипохвоста совершенно невыполним. Я еще не уверен, что и усики не служат дополнительным средством управления полетом.
Улов с этого дерева подтвердил, что два совершенно определенных вида — I. macrotis и I. zenkeri — могут обитать вместе в полном согласии. Один вид чуть крупнее. В отличие от шипохвоста Idiurus бегает обыкновенным образом, как показал фильм, который мы сняли впоследствии.
Это был счастливый день: он подарил нам не только самые драгоценные трофеи, но и незаменимого Гонг-гонга.
На самом верху. Потто и ангвантибо. Галаго Демидова. Окраска обитателей крон
Бывают же чудеса на свете! Однажды, холодным туманным утром, я проснулся совершенно самостоятельно, честное слово! Взглянул сквозь противомоскитную сетку и за откинутым полотнищем палатки увидел мир, в котором дневной свет все еще силился одолеть царство ночи. Еще не проснувшись хорошенько и не переставая удивляться самому себе, я выполз на свет божий, как бескровная бледная личинка из-под ствола дерева. Джордж мирно почивал, окруженный туманным ореолом своей противомоскитной сетки.
Мир казался совсем иным — он только возникал в серости и шорохе капель из быстро рассеивающегося тумана. В такой ранний час царила глубочайшая тишина, похожая на полуденное затишье. Все застыло в неподвижности, каждый звук рождал приглушенное эхо, от которого мороз подирал по коже. Прихватив ружье и горсть патронов, я вошел в этот туманный мир, как в воду, ощупью продвигаясь среди едва различимых стволов деревьев.
Какие-то мелкие существа просыпались вокруг меня. Вдруг я едва не упал, наткнувшись на создание потяжелее — оно с треском убралось в густую чащу кустарника, пыхтя, как паровоз. И вдруг откуда-то сверху раздался звон громадного гонга.
Я принялся подкрадываться к этому источнику звука. Туман быстро рассеивался, и я высматривал певца в вышине среди ветвей. Звук, казалось, ускользал, но через несколько минут листва зашевелилась, выдавая присутствие неведомого животного. Затем высоко над моей головой на большой сук трусцой выбежало нечто смахивающее на таксу. Не успел я прицелиться, рак оно скрылось за' стволом, и мне пришлось ждать, пока оно не выглянет с другой стороны.
Когда оно снова появилось, силуэт совершенно изменился. Хотя животное оставалось по-прежнему длинным и коротколапым, откуда-то у него взялся роскошный пушистый хвост, завернутый вперед, над спинкой. И тут зверек встал столбиком, да как бумкнет — только эхо раскатилось по лесу! Я выпалил, и зверек с глухим стуком упал на выстланную мертвой листвой землю. Подобрав трофей, я удивился — это была крупная масличная белка (Protoxerus stangeri). Еще более неожиданным было то, что рядом с ней лежала большая лягушка в довольно плачевном состоянии. Я подумал: не успеешь разгадать одну тайну, как за ней сыплются на голову другие.
Значит, это белки бумкают, как гонги! И хотя мы до сих пор не понимаем, как они производят такой звук, я почувствовал, что узнал нечто очень важное. А вот при чем тут лягушка? Есть ли между ними какая-то связь?
Не откладывая, я вскрыл и обследовал желудок белки. Там обнаружилась, как и следовало ожидать, горстка непереваренных орехов и плодов, и ни намека на лягушек. Оставался один вывод: видно, лягушка — просто случайный, дополнительный дар свыше вроде довеска. Этот дар заставил меня задуматься, и мне захотелось взобраться туда, в стихию вознесенных над землей существ. А почему бы мне не посмотреть своими глазами, как они там живут?
Мечта добраться до животных, обитающих в самом верхнем ярусе леса, с того дня совсем поработила нас; мы долго спорили, составляя идиотские планы и пытаясь осуществить самые смехотворные прожекты, пока не добились успеха. И, как часто бывает, избранный нами метод оказался до невероятности простым. Наткнулись мы на него чисто случайно — по крайней мере я так считаю.
В английских колониях и протекторатах существует закон, предписывающий местным охотникам и прочим лицам иметь ружья только строго определенного образца. Местное их название — «самострельные машины», и оно неплохо придумано, если вспомнить, какое множество раз адские орудия обращались против собственных владельцев. Хорошее современное ружье или винтовка в руках опытного местного охотника считаются сверхопасными — по каким причинам, политическим или чисто физическим, мы так и не смогли дознаться. Африканцам дозволено иметь старинные ружья, заряжающиеся с дула на манер мушкетов, они отличаются неимоверной длиной, допотопной конструкцией и еще многими сомнительными достоинствами.
