Виталий Ларичев - Сад Эдема
Кто знает, сколько времени разделяет обезьяночеловека из Гейдельберга и странное существо с челюстью обезьяны и черепом Homo sapiens, жившее миллион лет назад на берегу реки Узы в Суссексе? Недаром Даусон, когда ему принесли из Пильтдауна очередной массивный обломок черепа, произнес поистине пророческие слова: «Как это для Гейдельберга?» Вудворд после недолгих колебаний пришел к выводу, что челюсть и череп принадлежали одному и тому же существу, древнейшему человеку Европы, а лучше сказать — всего Старого Света!
Было чему удивляться и над чем поломать голову. Кстати, на месте раскопок в Пильтдауне трижды появлялся Артур Конан-Дойль, который работал в 1912 г. над фантастическим романом «Затерянный мир». С ходом раскопок и наиболее интересными находками знаменитого писателя знакомил сам Даусон. В письме к Вудворду он с нескрываемой гордостью сообщал, что Конан-Дойль его рассказ «записал и, кажется, очень взволнован черепом. Он любезно предложил поездить на его авто, когда я захочу».
Кизс между тем размышлял над обломками черепа, перекладывая их на столе с места на место и стараясь точнее представить взаимное расположение фрагментов. Вудворд в своих предположениях оказался прав — ход мыслей антрополога направлялся по единственно возможному руслу: в Пильтдауне действительно сделано открытие поистине невероятное с точки зрения сложившихся представлений о начальных этапах эволюции древнейших предков человека. Череп Homo sapiens и челюсть обезьяны — мог ли кто-нибудь додуматься до столь причудливой комбинации? Но разве великий Дарвин и его выдающийся последователь Томас Гексли не рисовали в своем воображении сходный звериный образ предка — обезьянообразного по виду, вооруженного огромными клыками? Если верить заметке в «Манчестер Гардиан», в Пильтдауне вместе с обломками черепа найдены кости животных, живших на Земле в доледниковые времена, более миллиона лет назад. Чего стоит, например, открытие обломков зубов слона стегодона, останки которого никогда ранее в Европе не находили. Ведь это одна из древнейших и типичных разновидностей южноазиатского слона, современника питекантропа! Отсюда следовало, что на юго-востоке Англии найдена не только новая разновидность предка человека, но также ранее палеонтологам неизвестный фаунистический комплекс. Недаром в списке костных останков животных, обнаруженных при раскопках в Пильтдауне, помимо стегодонового слона упоминаются не менее архаические и древние существа вроде этрусского носорога и слона меридоналис. А разве не удивительно открытие гиппопотама в северных широтах Европы?
Кизс посетовал про себя на фрагментарность обломков черепной крышки: большая часть их не совмещалась друг с другом, и поэтому при реконструкции ее встретятся трудности. Однако наибольшие сложности подстерегают Вудворда, когда он сделает попытку воссоздать облик всего черепа, ибо ему придется решать головоломную задачу гармоничного совмещения несовместимого: «сапиентной» крышки мозгового черепа с совершенно обезьяньей челюстью. Как-то Вудворд выйдет из затруднительного положения?
Кстати, странно, почему в научных кругах Лондона распространились слухи о том, что новая находка в Пильтдауне подрывает его, Кизса, «еретическую эволюционную идею» о значительно более раннем появлении Homo sapiens, чем считают другие антропологи, отдающие предпочтение питекантропу и неандертальцу как непременным ступенькам в эволюционном развитии человека. Разве не курьезно считать «бомбой, взрывающей идею-ересь», то, что, возможно, станет одним из самых блестящих подтверждений ее? Ранее для подкрепления своей концепции он мог привести лишь открытие видного английского геолога Е. Г. Ньютона, в 1848 г. нашедшего кости Homo sapiens в местечке Галли Хилл на берегу Темзы в графстве Кент. Они залегали в горизонте, который рассеянными в нем костными останками вымерших животных датировался временем около миллиона лет. К сожалению, открытию сопутствовало неблагоприятное стечение обстоятельств: пока Ньютон ходил за фотоаппаратом, чтобы зафиксировать условия залегания костей человека, их удалили из слоя, а затем участок открытия оказался уничтоженным при расширении карьера. Так что проверить наблюдения Ньютона не представлялось возможным. Неудивительно поэтому, что выводы, которые он сделал в сообщении Геологическому обществу в Лондоне в 1856 г., встретили скептически. Знатоки вынесли вердикт: кости человека не могут датироваться древнее эпохи бронзы. Находки в Пильтдауне, хотя и производят противоречивое впечатление, могут встретить иной прием. Но если случится именно так, то «забавная эволюционная ересь» получит серьезное подтверждение!
— Благодарю вас, сэр, и поздравляю, — сказал Кизс, поднимаясь со стула. — Я не расспрашиваю о подробностях, надеясь услышать обо всем 18 декабря. Доброй ночи!
— Доброй ночи, сэр, — сдержанно ответил Вудворд. — Служитель откроет вам двери и проводит до ворот.
Кизс вернулся в Лондон поздним вечером и, несмотря на усталость, занес в дневник мысли, которые пришли ему в голову по поводу осмотра пильтдаунского черепа: «…особенно интересны зубы челюсти и ее определенно обезьяний подбородок. Пожалуй, обезьяньи черты челюсти не должны удивлять, ибо если теория Дарвина разработана достаточно хорошо, то смесь обезьяньего и человеческого должна прослеживаться также у самых ранних форм Homo. Не сомневаюсь, что это открытие величайшее по значению, и вделано оно в одном из самых невероятных мест: в Вилде Суссекса. Полезно все же, что историей занимаются не только специалисты, но также сквайеры, викарии, клерки и часовые мастера!..»
Вечером 18 декабря 1912 г. огромный зал Барлингтон Хауза Королевского геологического общества заполнился многочисленной и шумной толпой, жаждущей услышать первое официальное сообщение об открытии в Пильтдауне, раскрывающем «неизвестную ранее фазу в ранней истории человечества, подтверждающем эволюционную теорию Дарвина и существование обезьянообразного предка». Старожилы не помнят, чтобы здесь собиралось такое количество людей. Великий подъем царил в кулуарах. Еще бы, наконец-то и Англия внесет свой вклад в решение проблемы происхождения человека! Даже самые завзятые отшельники, которых в иное время не оторвать от научных штудий, не извлечь из лабораторий, почтили своим присутствием шумное собрание.
Всеобщее внимание привлекала реконструкция черепа, выполненная Вудвордом и выставленная на небольшом постаменте рядом с председательским столом. Обломки черепной крышки и челюсть были искусно составлены вместе, а недостающие части восполнены гипсом. Сразу же бросалось в глаза причудливое смешение в черепе черт, характерных для обезьяны и человека. Черепная крышка не отличалась особой высотой, теменная часть приплюснута, затылок — широкий. Вообще, основание черепа было широким, как у всех примитивных образцов. Однако лобная часть выглядела почти прямой, как у черепов Homo sapiens, а не покатой, как у черепов обезьянолюдей. Эту особенность еще более усиливали огромные надглазничные валики, которые все привыкли видеть на черепах неандертальцев. В общем, несмотря на некоторый очевидный примитивизм мозговой коробки, она бесспорно могла принадлежать Homo sapiens.
Однако в каком резком контрасте с ней находилась лицевая часть, восстановленная на основе найденного фрагмента челюсти! Огромные клыки, восстановленные Вудвордом, выступали за линию зубного ряда. Они, как у обезьян, отделялись от предкоренных и боковых резцов диастемами — свободными промежутками, в которые как раз и «вклинивались» выступающие концы клыков. Ничего подобного не встречалось у обезьянолюдей типа неандертальцев. На что уж примитивна гейдельбергская челюсть, но и у нее обезьяньих диастем не было. Неудивительно поэтому, что многие, обмениваясь впечатлениями от осмотра реконструкции сэра Вудворда, говорили о «недостающем звене», которое давно ищут последователи Дарвина.
Первое слово по праву предоставляется главному «виновнику» торжественного собрания — мистеру Чарлзу Даусону. Он вышел к трибуне, спокойно улыбаясь, громоздкий, большелобый, лысеющий весельчак и энтузиаст, преданный науке человек. Даусон начал говорить просто и скромно, без витиеватостей и волнений, и зал понял — с великим событием всегда соседствуют самые заурядные обстоятельства.
Однажды летом 1908 г. мистер Даусон прогуливался вдоль проселочной дороги вблизи общины Пильтдаун, что расположена в Флэтчинге графства Суссекс. Разумеется, это была не обычная, бесцельная прогулка, поскольку таковых Даусон не предпринимает. Он отправился из Луиса, где теперь живет, в южные пределы Вилда, чтобы осмотреть попутно берега реки Узы. Неожиданно ему в глаза бросились рассыпанные по дороге коричневатые кремни, необычные для этого района Суссекса. Вскоре удалось установить, что гравий для дороги добывают милях в четырех от участка, где он заметил кремни, на земле мистера Кенварда, который арендует ферму Баркхам Манер. Даусон отправился к месту деревенских разработок гравия и нашел примитивный карьер, а попросту говоря, яму в полутора километрах от русла реки Узы, на 25-метровом склоне древней террасы. Палево-желтые и темные железистые гравии, залегающие сразу же под почвенным слоем на глубине от 35 сантиметров до полутора-двух метров, показались ему очень древними, возможно даже третичными по времени. Но уверенно об этом судить было нельзя, поскольку осмотр вскрытых ямой участков гравия не дал ни одной кости ископаемых животных. Рабочие, добывающие гравий для покрытия местных дорог, подтвердили, что они никогда не находили костей. Даусон попросил их присматриваться повнимательнее. Разве не такая же просьба предшествовала открытию в Гейдельберге? Да, но «развязка» наступила значительно раньше.
