Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили - Финлейсон Клайв
Сегодня растения ответственны за связывание углерода во время фотосинтеза — процесс, при помощи которого они генерируют энергию одним из трех способов. Два основных известны как процессы С3 и С4. Третий метод используется меньшим количеством растений, в первую очередь кактусовыми, и не имеет для нас большого значения. На протяжении большей части истории растений использовался процесс С3, а фотосинтез С4 появился только около 20–25 миллионов лет назад[141], однако растения, практиковавшие С4, еще долго оставались редкими. Звезды среди растений С4 — это травы, им особенно хорошо живется в теплом климате с низкими концентрациями углекислого газа в атмосфере. Растения С3, напротив, лучше справляются в более прохладном климате. Снижение уровня содержания углекислого газа в атмосфере около 6–8 миллионов лет назад дало травам преимущество в теплой среде, и эти растения начали распространяться в нескольких регионах[142], что стало началом нового мира лугов и саванн.
Появление С4-трав в Африке происходило по схеме, которая началась 8 миллионов лет назад на экваторе, где были самые теплые климатические условия, предпочтительные для этих растений. Более холодной южной части Африки они достигли 5 миллионов лет назад[143]. Потребовалось некоторое время, прежде чем эти травы начали доминировать в целых регионах. Примечательно, что в Восточной Африке мы наблюдаем серьезный сдвиг в пользу С4-трав после 1,8 миллиона лет назад, а признаки появления открытых пастбищ с преобладанием С4 становятся заметными только позже миллиона лет назад.
Это означает, что во время раннего периода эволюции проточеловека 8–1,8 миллиона лет назад обширные регионы Африки представляли собой мозаику растительности, включавшую небольшой элемент травянистых сообществ. Неудивительно, что ранние протолюди жили в мозаичных местообитаниях и, как мы узнали из главы 1, никогда не отдалялись от леса. Возможно, неслучайно мы впервые встречаем H. erectus именно в то время, 1,8 миллиона лет назад, когда начался сдвиг, благоприятствовавший распространению травянистых сообществ С4. Если следовать логике аргумента, выдвинутого в прологе, то расширявшиеся травянистые сообщества были периферийными областями открытого редколесья — главной среды для протолюдей с маленьким мозгом. Именно на этих окраинах, где популяции подвергались экологическому стрессу, мы и ожидаем найти инновации.
Homo erectus вышел на открытые поля, но и деревья не совсем оставил. То, что мы наблюдаем, было шагом к использованию мозаик местообитания, в основном представленных саваннами и открытыми травянистыми сообществами. Там было много крупных пасущихся животных, которых оказывалось легче найти, и была обеспечена разнообразная диета, включавшая мясо. В более густых лесах животных было меньше, и их поиск осложнялся густой растительностью.
Лучшими территориями были такие, где открытые мозаики местообитаний соседствовали с водой. Там людям не приходилось далеко ходить, чтобы утолить жажду, и вода привлекала потенциальную добычу. Водно-болотные угодья — богатая и продуктивная среда — играли важнейшую роль в эволюции жизни и были тесно связаны с деятельностью человека[144], поэтому неудивительно, что почти все археологические объекты, связанные с H. erectus, H. heidelbergensis и протопредками, относились к этому типу[145].
Ко времени H. heidelbergensis мы уже обнаруживаем сильного хищника, способного ловить крупную дичь из засады и занимающего уверенную позицию. Позже этому выдающемуся охотнику придется столкнуться с эволюционной дилеммой: стать легким и расширять свой диапазон или сохранить тело, дающее преимущество в охоте на больших травоядных с близкого расстояния. Те виды, которые пошли по пути крепкого телосложения, долгое время преуспевали в мозаичных местообитаниях, но поскольку климат между 70 и 20 тысячами лет назад ухудшился, многие зоны растительности стали открытыми, и все они вымерли, как и крупные животные, совместно с которыми они эволюционировали. К этим вымершим видам относились неандертальцы Европы и Азии, протопредки и H. erectus в Азии.
У H. erectus мы видим зачатки телосложения, способствующего выносливости, бегу и ходьбе. Со временем у некоторых популяций оно становилось все более совершенным[146]. Среди популяций, пожертвовавших силой ради легкости, дающей поведенческое разнообразие, были те, кто жил на открытых, семиаридных территориях северо-востока Африки. Считается, что этот тип телосложения позволил расширить территории, где можно было охотиться, и помогал быстрее настичь добычу. Вероятно, на засушливых и сезонных территориях, где это телосложение совершенствовалось, способность к расширению диапазона давала и другие преимущества.
Большая часть эволюции от H. erectus до протопредка и далее происходила в мире, где вода — главный ограничивающий фактор продуктивности окружающей среды — была в дефиците[147]. Способность искать недолговечные, разбросанные на обширных территориях источники воды и отслеживать сезонное прорастание травы была в числе приоритетов. И снова эволюция была активна на окраинах мозаичных местообитаний, то есть на основных территориях коренастого H. heidelbergensis и некоторых из его потомков — родственников протопредка. Поскольку все более обширные регионы оказывались под влиянием череды дождей и засух, а также сезонных травянистых сообществ, людям, выжившим в некогда окраинных районах, повезло, и они процветали.
Неудивительно, что мы находим протопредков в открытых семиаридных редколесьях, травянистых сообществах и степных мозаиках на Ближнем Востоке, в таких местах, как Схул и Кафзех, около 130–100 тысяч лет назад. Их появление там могло быть частью более широкой территориальной экспансии, возможно, из Северо-Восточной Африки, где были найдены самые ранние протопредки[148], в соседние районы с похожим местообитанием. Эта экспансия могла заставить их довольно быстро пересечь семиаридные территории Северной Африки со схожим климатом и средой обитания и дойти вплоть до Атлантического побережья Марокко, где подтверждено их нахождение 160 тысяч лет назад[149]. Эта экспансия проходила через западную часть пояса средних широт, однако море, горы Ближнего Востока и неандертальцы, вероятно, не позволили ей продлиться на северное побережье Средиземного моря. Ранние датировки по Эфиопии и Марокко свидетельствуют, что экспансия с востока на запад проходила в более прохладных и относительно сухих условиях, которые были и более благоприятными для протопредков, привыкших жить в полузасушливой среде[150]. Это подсказывает нам, что ранние люди неплохо выживали в пересушенных регионах и могли перемещаться далеко по безлесным ландшафтам в поисках воды и продовольственных ресурсов, рассредоточенных по обширным территориям. Возможно, это была ранняя попытка не ограничиваться открытыми мозаичными редколесьями, доставшимися им в наследство. Возможно также, имел место быстрый рост населения, который случается, когда благоприятные обстоятельства создают оптимальные условия, и напоминает экспансии, которые мы рассмотрим позже в этой книге в связи с Австралией и Евразийской равниной.
Засушливость на Африканском континенте, Ближнем Востоке и Аравийском полуострове до 130 тысяч лет назад могла создать фрагменты местообитаний и ограничить тропические леса центральными частями континента, как мы это можем наблюдать сегодня. Получившееся лоскутное одеяло из редколесий и саванн, разбитое на части семиаридными и пустынными территориями, могло способствовать разделению человеческих популяций на изолированные группы. Некоторые терпели невзгоды и исчезали, тогда как другие, вроде тех, что распространились по всей Северной Африке, процветали или, по крайней мере, выживали. Мы находим доказательства этого раннего разделения населения в период 190–130 тысяч лет назад среди живых африканцев[151].
