Метазоа. Зарождение разума в животном мире - Питер Годфри-Смит
Перед вами рисунок участка древа жизни, вмещающий в основном те стадии эволюции и тех животных, о которых мы говорили до сих пор.
Как и на первом таком рисунке, линия времени направлена вверх, а огромному числу животных места не нашлось. На подобных схемах роль первых билатерий отражена наглядно. Мы не знаем, как эти животные выглядели; неплохим ориентиром принято считать плоских червей. Как видно на иллюстрации, ветвление началось с какого-то похожего животного. До этого момента наша история была одновременно историей муравья, краба и осьминога. После все эти линии развивались независимо друг от друга.
Однажды, ныряя недалеко от подводного трубопровода, с описания которого начинается эта глава, я заметил губку – темно-красную массу с плоскими мягкими отростками, которые заставили меня вспомнить детский фильм «5000 пальцев доктора Т». Губка ничего не делала – обычное занятие губок, если смотреть на них невооруженным глазом. Но вдруг она ни с того ни с сего пришла в движение. В то же мгновение я догадался, что передо мной краб-декоратор.
Краб-декоратор – еще один представитель членистоногих. Для маскировки он использует губку: помогает губке вырасти у себя на панцире, для чего отращивает там специальные крючочки, способные удержать дополнительный вес. Крабы-декораторы маскируются даже самоотверженней раков-отшельников с их актиниями. Отшельник забирается в пустую раковину моллюска и пересаживает на нее актинию. Краб-декоратор помещает представителя иного вида на свое собственное тело, прямо на панцирь. Нередко он разводит на панцире целый сад, украшая себя губками, кораллами и другими стрекающими. Все эти сидячие формы жизни несъедобны для большинства других животных. Так краб защищается. Его убранство служит для маскировки, а заодно и отпугивает хищников, прежде всего осьминогов.
Теперь то, что я сначала принял за губку, ползло по морскому дну. Показалась клешня. Крабы-декораторы передвигаются гораздо медленнее других крабов. Они тяжеловесные и медлительные, потому что ткани неподвижной губки, покрывающие тело и сочленения конечностей, затрудняют движения. Краб поднял голову и замер, демонстрируя мне два очень разных продукта эволюции животных.
Прощание
Примерно через две недели после встречи с однорукой креветкой, дирижировавшей акулой, я вернулся на то же место, надеясь еще раз повидать маленького маэстро. По дороге я наткнулся на довольно агрессивную осьминожиху, которая пыталась отогнать меня от своей берлоги. Когда я приближался к расщелине, где жила креветка, я забеспокоился, что осьминог, по крайней мере этот, мог съесть креветку за то время, что прошло с моего последнего визита. Но он был там, однорукий дирижер, прятавшийся под уступом. Акулы не было видно.
В этот раз он был менее активен и не особо мной интересовался, но в конце концов вылез, чтобы посмотреть на меня и помахать клешнями. Сегодня он выглядел не слишком ухоженно: к тельцу и ножкам прилипли какие-то водоросли. Тем не менее я был рад его видеть.
Между погружениями я постарался больше узнать об этих креветках{92}. Я прочел, что живут они долго, что они территориальные и моногамные и пару создают на всю жизнь. В неволе они доживают до пяти лет. Более того, креветки-боксеры узнают друг друга. В исследовании, проведенном в 1970-х годах, брачных партнеров разлучали на ночь или две, а потом воссоединяли и сравнивали их поведение с поведением особей, которых подсаживали к посторонним креветкам. Чужаки были того же пола и размера, а по виду (насколько могли судить люди) не отличались от прежних партнеров испытуемых, однако креветки чувствовали подвох. Незнакомцы, ссаженные в один аквариум, чаще любезничали друг с другом и чаще дрались. Воссоединившиеся пары возвращались к привычному поведению.
По данным того же исследования, в дикой природе пары креветок-боксеров, как правило, проводят весь день в пределах досягаемости усиков, но ночью иногда удаляются на несколько метров (чаще всего так поступают самцы), а к рассвету возвращаются. Большую часть жизни креветки проводят на территории площадью около одного квадратного метра.
Я вспомнил, что пару месяцев назад видел тут двух креветок. Обе они энергично двигались, и все их клешни были на месте. У меня даже сохранилось видео, на котором они, стоя лицом к лицу, активно взаимодействовали при помощи усиков. Казалось, что они трогают и ощупывают друг друга безо всякой цели и системы. Что это было? Общение? Груминг? В статье 1977 года написано, что, скорее всего, креветки-боксеры узнают друг друга по выделяемым химическим веществам. Но меня заинтересовало активное соприкосновение множества конечностей, которое я наблюдал у этой пары.
Самки крупнее самцов, и это единственное внешнее различие полов. Я не мог с уверенностью определить пол моей одинокой однорукой креветки. Мне стало жаль животное, которое явно потеряло брачного партнера, даже если оно и не принадлежало к той паре, которую я встречал раньше. Кроме отсутствия клешни, тело его демонстрировало типичные для подводного мира признаки увядания: он обрастал водорослями. И тогда я подумал: а не была ли виденная мною сценка грумингом?
Еще через две недели я снова туда вернулся, хотя мне и пришлось три часа добираться до побережья, чтобы навестить креветку. Море было неспокойно. Все вокруг казалось темнее и неприветливей, чем в прошлый раз. Асцидии кашляли и чихали{93}. Я добрался до знакомого уступа и ровно на том же месте увидел одинокую креветку того же вида и размера, но уже без обеих рук. Скорее всего, это была та же самая особь, лишившаяся второй своей длинной клешни.
Сначала я заволновался: как маэстро сможет прокормиться, если у него теперь нет ни одной большой клешни? Но у него оставалось еще достаточно конечностей – как минимум некоторые из четырех клешней поменьше. Этими маленькими клешнями он довольно ловко подбирал съедобные кусочки и отправлял их себе в рот. Однако двигался он уже не так энергично, как раньше. Он выглядел усталым, очень одиноким, и дни его, вероятно, были сочтены.
5. Происхождение субъекта
Субъект, агент, самость
Ну и где же мы сейчас? Что касается эволюции, мы уже прошли путь от зарождения жизни до первых животных, а затем до появления действия, нервной системы и зрения. Сейчас мы в кембрии. Мы изучаем царящих здесь деятельных членистоногих, но в их тени уже появляются животные, которые в следующих главах окажутся в центре внимания: позвоночные и головоногие – уникальные моллюски, которые перевернут наше представление обо всех затронутых здесь темах.
Далеко ли мы продвинулись в философском плане, насколько мы близки к заявленной цели: осмыслить эволюцию разума и связь между телесным и ментальным? Что ж, какой-то путь мы преодолели; идеи, представленные выше, помогли нам перекинуть мостки через эту пропасть. Позже я познакомлю вас и с другими теориями, а сейчас настал подходящий момент, чтобы подвести промежуточный итог и посмотреть, как все вышесказанное выглядит под философским углом. В этой главе я буду тянуться вперед и возвращаться назад – тянуться, чтобы показать, что мы достигли определенного прогресса, возвращаться, чтобы опровергать заблуждения, в свете которых проблема разума и тела кажется более неподатливой, чем она есть на самом деле.
Эволюция, как стало ясно из последних глав, породила не только новые организмы, крупнее и сложнее прежних, но и новый способ бытия, новый вид самости. Новые организмы обладали иной внутренней организацией и иначе взаимодействовали с окружающей средой.
Ведущую роль в эволюции животных сыграло появление новых видов действия, а именно координированного перемещения миллионов клеток, осуществляемого при помощи мускулатуры и нервной системы. Чтобы направлять эти действия, возникли новые виды ощущений. Когда оба эволюционных новшества действуют сообща, мы
