Путешествие наших генов - Краузе Йоханнес

Людям, чуждым археологии, может быть все равно, когда и почему люди из каких-то определенных регионов вдруг начинают пить из других сосудов. Для археологов же это вопрос столетия, вопрос, сильнее всех прочих заряженный политикой. Поскольку в XIX веке и позже археологи считались учеными, близкими к национализму, отдельное культурное пространство всегда соотносили с общей ДНК, и оно становилось частью дискурса о «народах». Кроме того, существовала идея, согласно которой более развитые культурные техники указывали на генетическое превосходство. Получалось, что, к примеру, потомки представителей культуры боевых топоров могли претендовать на власть. Эта так называемая теория культуры-языка-народа в немецкоязычной археологии после Второй мировой войны обладала политической нагрузкой и, соответственно, презиралась. Была широко представлена концепция, согласно которой культуры распространялись не через миграцию, завоевание и порабощение, а через культурный обмен между популяциями. Столь же спорны теории, согласно которым 8000 и 5000 лет назад по Европе прошли большие миграционные волны, которые обусловили культурные переломы. Однако генетические данные неолитической революции — а более того, степная иммиграция — четко указывают именно в этом направлении, отчего у археологов все больше болит голова. Анализы, сделанные в связи с распространением колоколовидной керамики на Иберийском полуострове и в Великобритании, однако, указывают на то, что разделение на черное и белое, то есть на две полярные теории, устарело. Культурные перемены часто связаны с миграционными движениями, но происходят и без них.

Вместе со степными жителями в Европу пришло много лошадей, с того времени мы находили заметно больше скелетов животных. В степи лошадь была идеальным средством передвижения — она позволяла преодолевать большие расстояния и пасти большие стада. Вместе с колесом и повозкой кочевники получили в свое распоряжение самое быстрое транспортное средство эпохи. Первое использование лошадиной силы в истории человечества было решающей технической инновацией, позволившей кочевникам продвигаться на запад. Древнейшая ДНК живого существа тоже была извлечена из лошади, которая умерла три четверти миллиона лет назад и покоилась в вечной мерзлоте, на Аляске.

И в Евразии дикие лошади жили испокон веков. Впервые одомашнили их, вероятно, в Казахской степи представители ботайской культуры, возникшей 5700 лет назад. У представителей более поздней ямной культуры домашняя лошадь была уже привычной частью повседневной жизни. Долгое время предполагалось, что степные лошади пришли в Европу и вытеснили местные коренные дикие виды. Согласно этой теории, сегодняшние домашние европейские лошади являются потомками ботайской лошади, а старые дикие европейские лошади сохранились в обличье так называемой лошади Пржевальского. С начала XX века предпринимались бесчисленные меры по защите этого вида. Но в начале прошлого столетия эти лошади были почти полностью истреблены, и сейчас на свете осталось лишь несколько тысяч таких животных.

Надо отметить, что генетическое сравнение различных форм лошадей показало: теории их происхождения неверны. Современные домашние лошади восходят не к ботайским лошадям, а к лошадям Пржевальского. Как показывают генетические анализы, вместе с лошадью Пржевальского выжила не дикая евразийская лошадь, а одомашненная ботайская. Очевидно, она снова одичала, подобно мустангам в Америке, которые происходят от испанских домашних лошадей. Иммигранты из степей, похоже, скакали на европейских диких лошадях, которых тогда, с помощью своего большого опыта, одомашнили всего за несколько столетий. Откуда именно происходят эти лошади — из центра или с востока Европы — до сих пор неясно. Известно только, что мы по сей день ездим верхом на потомках этих лошадей. А вот диких европейских лошадей больше не существует — с тех пор, как человек начал искусственно выводить, по-видимому, последнюю их разновидность в виде лошади Пржевальского.

Генетический сдвиг, произошедший в первые столетия после степной иммиграции, указывает не только на численное превосходство иммигрантов, но и на соотношение полов в этой группе. Подсказки дает митохондриальная ДНК жителей Европы бронзового века. Если бы из степей пришло много женщин и они форсировали дальнейшие генетические изменения, в митохондриальной ДНК следующих поколений, которая наследуется исключительно по женской линии, доминировал бы степной компонент. Но это не так. Напротив, произошел сильный сдвиг в Y-хромосомах — той части генома, которая передается только от отца к сыну. От 80 до 90 % Y-хромосом бронзового века в Европе не было — они пришли из степи. Оба факта указывают в одном направлении: мужчины из степей пришли в Центральную Европу и завели много детей с оседлыми женщинами. Генетические анализы наводят на подозрение, что до 80 % иммигрантов из степи были мужчинами.

Как подсказывает общечеловеческий опыт, господа-старожилы мало обрадовались конкуренции со стороны многочисленных взрослых всадников. Дело доходило до сражений и насилия. Один из самых ярких примеров — случай, имевший место 4500 лет назад на территории нынешней Саксонии-Анхальта, описанный в книге «Место преступления — Эйлау». Это событие произошло, как раз когда новоприбывшие уже укрепились в Центральной Европе и переманили у других мужчин всех женщин. Тогда восемь детей, три женщины и двое мужчин в Эйлау были убиты с помощью стрел прямым попаданием в сердце. Целью нападавших, людей со степным миграционным бэкграундом, было поселение представителей культуры шнуровой керамики. Наконечники стрел, которые были найдены в останках жертв, очевидно, были созданы старожилами неолита. Для книги место преступления даже проанализировал профайлер федеральной криминальной службы. Он пришел к заключению, что для такого убийства была нужна высокая снайперская квалификация.

Что заставило нападавших убить женщин и детей? Об этом можно только догадываться. Основная версия, приведенная в книге, заставляет покрыться мурашками от страха. Она основана на анализе ДНК убитых женщин: у них не оказалось степной ДНК, хотя они жили в поселении представителей культуры шнуровой керамики и, очевидно, там же воспитывали детей. Похоже, в поселение они пришли извне. Как предполагают авторы книги, убийство могло быть актом мести, направленным либо на женщин — за то, что те покинули группу, либо на мужчин — потому что те «похитили» женщин. Однако не всё так однозначно, ведь изучить в этом случае можно только митохондриальную ДНК женщин. Только полная расшифровка генома сможет нам сказать, действительно ли женщины не несли в себе степных генов и в каком именно родстве состояли они между собой.

Пришедшие в Европу вместе с иммигрантами Y-хромосомы до сих пор доминируют на континенте, значительная часть населения восходит прямиком к предкам из степи. Между Восточной и Западной Европой при этом пролегает генетическая граница. Действительно, повсюду большинство мужчин несет в себе степную Y-хромосому, при этом на востоке и западе превалируют ее разные подвиды. Так, 70 % мужского населения Западной Европы несет в себе Y-хромосому гаплогруппы, а около половины восточных европейцев — хромосому типа R1a. Конечно, значение гаплогрупп, в которых родословные митохондриальной ДНК и Y-хромосом объединены, не следует переоценивать. Тем не менее это указывает на примечательную параллель с результатами археологических изысканий: R1a доминирует там, где превалировала культура шнуровой керамики, a R1b — там, где была распространена культура колоколовидных кубков. Стоит упомянуть и еще один факт, хотя он может быть обычной случайностью: соотношение количества мужчин с R1a и R1b меняется в Германии именно в тех местах, где проходила внутренняя граница страны.