Айвен Сандерсон - Сокровища животного мира

Старый кабан, который не спускал с меня глаз, будто понимая, что я могу оказаться опасным, угодил в самое потешное положение. Он рылся на окраине болотца, закапы­ваясь длинным рылом глубоко в грязь и перегрызая невиди­мые корешки, как вдруг сунул рыло под непредвиденно крепкий корень соседнего дерева, укрепившийся в твердой почве. Очевидно, у него были небольшие клыки (в чем я позже и убедился), и он намертво зацепился ими за корень. Зверь поднял невообразимый шум, приплясывая на задних ногах и выделывая антраша, как балетный танцор; он дергался, упирался и вопил, как будто ему отгры­зают пятачок. Я было подумал, что он дерется с кем-то на земле — его рыло заслонял от меня небольшой кустик, — и совершил непростительную глупость: подошел поближе пос­мотреть, в чем там дело?

Это встревожило всех остальных, и стадо стало поспеш­но уходить, зато я отлично видел яростные усилия кабана, пытавшегося освободиться или выдернуть корень. Но тут мое внимание привлекла одна из самых прелестных сцен, какие мне случалось видеть. Когда стадо пробегало мимо меня бойкой рысью, показались новые его члены, которых я еще не видел. Среди свиней оказалась стайка крохотных поро­сят, и каждый малыш был щегольски разукрашен золотыми полосками по темному фону. Они рысили развернутым строем, пронзительно, отрывисто повизгивая, а сзади взвол­нованная мамаша подталкивала их рылом под тоненькие задние ножки, словно приговаривая: «Вперед, поторапливай­тесь, а то злой дядя вас слопает». Вся сцена была полна такого совершенства, что я застыл на месте, не сводя с них глаз.

Тут мимо меня протрусил молодой кабанчик или свинка — не знаю, и я внезапно решил изловить его. Он подбежал настолько близко, что я представил себе, будто уже вижу это изумительное расписное существо в зоопарке, окружен­ное потрясенными толпами любопытных зрителей, и бросил­ся его ловить. И хотя я совершил молниеносный бросок и даже коснулся^ его жесткого щетинистого крупа, он успел метнуться в сторону и забился в кусты, крича почти человеческим голосом. Старый кабан, сделав, как видно, именно в этот момент сверхсвинячье усилие, вырвался из плена — я слышал, как он на всех парах ломился сквозь подрост, быстро удаляясь.

Начинало смеркаться, и я побрел через болотце, перепа­ханное острыми свиными рылами. Уму непостижимо, как они умудряются перевернуть вверх тормашками такой большой участок земли!

Нам часто приходилось пускаться из своего лесного лагеря в утомительный переход на базу в Мамфе за недостающим снаряжением или припасами. В тот день, о котором я сейчас расскажу, со мной отправился исполнявший обязанности интенданта Нгва, — на этот раз неотложным делом оказалась закупка провианта.

К лагерю вплотную подступали поросшие травой пустоши, на которых встречались обнажения каменных пород. Дожида­ясь, пока подойдет Нгва, чтобы вместе отправиться в путь, я улегся на солнышке позагорать. Джордж растянулся рядом, его шевелюра почти закрывала глаза, и мы, помнится, обсуждали относительную высоту африканских гор. Поджарив живот и бока, я перевернулся, подставляя солнцу спину и ноги, и закутал получше голову и плечи, чтобы уберечься от его разящих лучей.

Каков же был мой ужас, когда, приоткрыв глаза, я увидел прямо перед собой стройную бурую змею, раскачивавшуюся, как в трансе.

Мы оба заорали и метнулись в сторону, а с тропинки, ведущей от нашего лагеря, хлынул поток бегущих со всех ног африканцев. Последовала великая охота на голой скале: были принесены сачки, и вся толпа плясала вокруг, норовя заарканить противника, который отступил под куртинку травы и пытался отсидеться в трещине скалы. Его выдвори­ли из укрытия при помощи длинных шестов и разделались с ним совершенно невиданным и удивительно практичным способом.

Как только змея подняла голову и переднюю часть туловища, готовая разить, один из африканцев подсек ее резким движением длинного гибкого прута. Судя по всему, он перебил змее позвоночник — она свалилась как подкошенная и больше не подавала признаков жизни.

Когда суматоха улеглась, мы с Нгва отправились в Мамфе, но по глупости решили сократить путь и пошли напрямик к большой дороге, которая шла ниже по склону холма. Трава доходила до пояса, хотя местами полегла, как рожь после бури. Мы молча пробивались сквозь эти травя­ные дебри.

Вдруг Нгва издал дикий вопль, подскочил вертикально вверх и с треском рухнул плашмя в стороне от тропинки, бесследно скрывшись в густой траве. Я подошел взглянуть, что его напугало, и встретился взглядом с разъяренной мамбой Джемсона (Dendraspis jamesoni) громадных разме­ров, а это одна из самых смертоносных змей Африки. Ныряя в траву, чтобы вызволить Нгва, я был уверен, что змея его укусила, а сама скрылась в путанице трав.

Так как Нгва нес целую кучу разнообразных вещей, то выпутаться из-под них ему никак не удавалось, и он все еще извивался в траве. Убедившись, что он избежал укуса, я попытался извлечь его из-под кучи предметов, но едва успел поднять несчастного на ноги, как он наступил на холодную полированную ручку сачка. Решив, что на этот раз угодил прямиком на змею, Нгва завопил еще пронзительнее, поб­леднел, отчего его блестящая коричневая кожа стала похо­жа на сыр, и со всех ног бросился в ближайшие кусты, сбрасывая с себя на бегу наше драгоценное имущество.

После этого на мою долю выпали очень неприятные четверть часа — я собирал катапультированные во все сторо­ны предметы, ни на минуту не забывая, что где-то поблизо­сти, почти под ногами, затаилась громадная, смертоносная, доведенная до бешенства змея. На мне были теннисные туфли на босу ногу и тонкие фланелевые брюки.

Тем не менее я подходил к ближнему лесу невредимый, хотя и увешанный наподобие новогодней елки самыми разнокалиберными сачками и ящичками. В конце концов я обнаружил Нгва на невысоком деревце папайи. Пришлось отчитать его за трусость, особенно распространяясь о том, что, ежели африканцы и вправду хотят стать властелинами мира, не мешало бы им поучиться спокойствию и невозмути­мости у флегматичных северян. Как оказалось впоследствии, глупее этой нотации я ничего не мог выдумать: Нгва поступил в этих обстоятельствах весьма логично и разумно.

Завершив свои дела в Мамфе, мы спокойно возвраща­лись в лагерь и попутно ловили древесных лягушек. Нгва снова вскарабкался — на этот раз за лягушками — на дерево папайи, а я лениво ковырялся в лесной подстилке.

Совершенно неожиданно ногу обожгла адская боль, будто кожу пронзил раскаленный дротик. Я словно одержимый схватился за больное место и тут же вновь подскочил как ужаленный — в левое бедро впилось еще что-то. Через мгновение я извивался в неописуемых мучениях — все тело язвили и жгли новые стрелы.

Срывая с себя одежду, развенчанный образчик стойкости «белого» человека оказался в унизительном положении: я взывал во весь голос к своему спутнику-африканцу, подобно грешной душе, из бездны чистилища призывающей на по­мощь ангелов. Помощь явилась в лице Нгва, который сначала немилосердно обшлепал всего меня своими залубенелыми ладонями, а потом стал отдирать ногтями бесчисленных осатаневших муравьев, намертво вцепившихся в мое бледное тело. Какое это, наверное, было жалкое зрелище — подставленное ярким лучам солнца тощее бесцветное тело, похожее на громадную белую личинку, неожиданно выбро­шенную лопатой из-под земли.

Муравьи в тропических лесах — вездесущая напасть. Там пропасть разнообразнейших форм, от крохотных красненьких до колоссальных черных бестий размером с осу со светящим­ся, переливчатым брюшком цвета старого золота. Все они свирепо кусаются, а у крупных видов вдобавок есть еще и жало, как у шершней. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь из нас не наступил на муравейник, зазевавшись и задрав голову к кронам деревьев. Откуда ни возьмись в вас что-то впивается, и тут уж — всему конец. Вы обращаетесь в беспорядочное бегство, срывая одежду и лихорадочно сби­вая с себя беспощадных мучителей. Они же безмолвно идут на приступ, иногда успевая добраться до высоты груди. Мне случалось вытряхивать их из волос — настолько молниенос­ны их атаки. Иногда мы часами ловили их, вывернув наизнанку одежду. Позже я расскажу о самом ужасном столкновении с их ордами, — пожалуй, ни разу за все путеше­ствие нам не приходилось так плохо.

Как-то мы два дня проблуждали в лесу. Голодные и измученные, мы брели по ночному лесу, натыкаясь на деревья, увязая в болотах, карабкаясь на отвесные обрывы. Почти потеряв надежду когда-нибудь вырваться из этой зеленой могилы, я послал уже знакомого вам Нгва на дерево поискать сверху какие-нибудь ориентиры.

Он ловко взобрался по стволу и скрылся в листве, а мы, надеясь на лучшее, ждали внизу. Проходила минута за минутой — уж не вскарабкался ли он до самого неба? Вдруг, с нарастающим воем, он, скользя, падая, кувыркаясь и отчаянно цепляясь за сучья, свалился вниз. Приземлился с гулким стуком, но, к нашему удивлению, тут же вскочил как встрепанный и принялся срывать с себя свое нехитрое одеяние. Оказывается, он уселся прямо в гнездо древесных муравьев, хотя, судя по его виду, можно было подумать, что на него набросился разъяренный леопард.