Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой - Робин Уолл Киммерер
«Но, знаешь, – добавил он, – так было не всегда. Началось все именно с этого, но потом превратилось во что-то иное. Это стало своего рода проявлением уважения, способом выразить свою благодарность. Одним прекрасным летним утром, я надеюсь, и ты испытаешь от этого радость».
В этом, я думаю, и заключена сила ритуала: она объединяет обыденное и священное. Вода превращается в вино, а кофе – в молитву. Материальное и духовное сливаются воедино, как смешивается кофейная гуща с черноземом, как поднимается и соединяется с утренним туманом пар, идущий от чашки кофе.
Что еще ты можешь предложить земле, у которой есть все? Что еще ты можешь дать ей от себя лично? Семейный ритуал – это то, что помогает обрести свой дом.
Астры и золотарник
Девочка на фотографии держит дощечку со своим написанным мелом именем и словами: «Класс 75-го года». У этой девочки смуглое лицо, длинные темные волосы и очень черные проницательные глаза, которые неотрывно смотрят на тебя. Я помню тот день. На мне была новая клетчатая рубашка, подаренная родителями, – наряд, который я считала традиционным для егерей. Когда спустя годы я смотрела на этот снимок, для меня он был загадкой. Я ведь помню, как ликовала, когда поступила в колледж, но на лице девочки на фото нет ни малейшего намека на радость.
Я заранее подготовила все ответы для собеседования. Я хотела произвести хорошее впечатление. Тогда в лесничестве почти не было женщин, и уж точно ни одна из них не была похожа на меня. Преподаватель, проводивший собеседование, взглянул на меня поверх очков и спросил: «Итак, почему вы выбрали профильным предметом ботанику?» Его карандаш замер над листком с моей анкетой.
Что я могла ему ответить? Как я могла объяснить ему, что я родилась ботаником, что в коробках из-под обуви под кроватью я храню семена и засушенные листья, что я всегда остановлю свой велосипед, если замечу неизвестный мне вид, что все мои мечты связаны с растениями и что они просто выбрали меня? И я сказала ему правду. Я гордилась своим хорошо продуманным ответом, его изысканностью, хотя подобная уловка первокурсницы была очевидна и заключалась в стремлении показать, что я уже знала названия некоторых растений и ареал их обитания, глубоко понимала их природу и была явно хорошо подготовлена к учебе в колледже.
Я сказала ему, что выбрала ботанику, потому что хочу узнать, почему астры и золотарник так хорошо смотрятся вместе.
Уверена, что при этом я улыбалась, сидя в своей красной клетчатой рубахе.
Но мужчина не улыбнулся в ответ. Он отложил в сторону карандаш, как будто не было необходимости фиксировать то, что я сказала. «Мисс Уолл, – произнес он, взглянув на меня с разочарованной улыбкой, – должен заметить, что то, о чем вы говорите, не наука. Это совсем не то, чем занимаются ботаники». Но он пообещал помочь мне: «Я записываю вас на курс общей ботаники, чтобы вы узнали, что это такое». Так началась моя учеба.
Мне нравилось воображать, что это были первые цветы, которые я увидела через плечо моей матери, когда розовое одеяльце соскользнуло с моей головы, и их краски заполнили мое сознание. Я слышала, что ранние впечатления могут настроить мозг на определенные стимулы, вследствие чего они обрабатываются быстрее и увереннее, чтобы их можно было использовать снова и снова, потому мы их и помним. Это любовь с первого взгляда. Сквозь замутненный взор новорожденного их яркость сформировала первые «ботанические» синапсы в моем бодрствующем младенческом мозгу, который до тех пор фиксировал только расплывчатую мягкость розовых лиц. Наверное, все взоры были обращены на меня – маленького пухленького спеленутого ребенка, а мой – на астры и золотарник. Я родилась одновременно с этими цветами, и они каждый год возвращались на мой день рождения, вовлекая меня в наш общий праздник.
Люди стекаются к нашим холмам, чтобы насладиться огненной сюитой октября, но они зачастую пропускают возвышенную прелюдию сентябрьских полей. Как будто в дополнение к богатым краскам урожая – персиков, винограда, сладкой кукурузы, тыквы, – поля расцвечиваются полосами золотисто-желтого и пятнами темно-пурпурного. Шедевр!
Представьте себе фонтан, извергающий ярко-желтые гроздья ослепительного фейерверка из хризантем, – так вот это канадский золотарник. Каждый стебель почти метровой высоты – словно гейзер, бьющий струей маленьких сияющих звездочек, нежных и одновременно пышных в своей массе цветков. Там, где почва достаточно влажная, они растут бок о бок со своими идеальными партнерами – новоанглийскими астрами. Это вам не бледные местные многолетники со слабым оттенком лавандового или небесно-голубого цвета. На фоне царственного пурпура этих астр фиолетовый цвет потеряется. Бахрома пурпурных лепестков, напоминающих лепестки ромашек, обрамляет похожий на полуденное солнце диск – золотисто-оранжевый, чуть темнее, чем цвет окружающего золотарника. Каждое из этих растений само по себе совершенство, а когда они вместе, визуальный эффект ошеломляет. Пурпурный и золотой – геральдические цвета короля и королевы луга, королевский кортеж в дополняющих друг друга цветах. Я только хотела понять, почему так происходит.
Почему они держатся рядом, когда могли бы расти по отдельности? Почему именно эта пара? В полях так много розового, белого и голубого. Неужели это великолепное сочетание пурпурного с золотом – всего лишь случайное совпадение? Но еще Эйнштейн утверждал:«Бог не играет в кости со Вселенной». Так в чем же причина? Почему мир так прекрасен? Ведь все могло бы быть иначе: цветы могли бы выглядеть отталкивающе и при этом выполнять свою функцию. Но ведь это не так. Меня заинтересовал этот вопрос.
Однако мой преподаватель сказал: «Это не наука». То есть это не то, что изучает ботаника.
Я хотела знать, почему стебли одних растений легко гнутся при плетении корзин, а другие ломаются, почему самые крупные ягоды растут в тени и почему из них делают лекарства, какие растения съедобны и почему те маленькие розовые орхидеи растут только под соснами.
«Это не наука», – заявил он. И ему, умудренному опытом профессору ботаники, работающему в лаборатории, конечно, виднее. «А если вы хотите изучать красоту, то вам дорога в художественное училище». Он напомнил мне о моих колебаниях в выборе колледжа, когда я никак не могла решить, кем стать – ботаником или поэтом. И поскольку мне объяснили, что я не могу
