Чудища Эдема. Трилобиты, аномалокарисы, ракоскорпионы и другие монстры - Станислав Владимирович Дробышевский
Миоцен, плиоцен и первая половина плейстоцена – время расцвета свиней. Каких только хавроний не рылось в допотопной грязи! Раннемиоценовые Sanitheriidae, например, Diamantohyus и Sanitherium, были длинноногими быстро бегающими острозубыми экологическими аналогами собак до появления собак. Крошечные ранне-среднемиоценовые свинки Listriodontinae, например, Lopholistriodon и Listriodon, напротив, были траво- и листо-фруктоядными и замещали жвачных во времена, когда антилопы ещё не развернулись в полную силу. Столь же мелкие представители семейства Cainochoerinae, например, Albanohyus и Cainochoerus, были максимально похожи на современных пéкари – злобных южноамериканских свинок, одних из самых опасных тварей амазонской сельвы. Пекари знамениты своей сплочённостью, взаимопомощью и остротой клыков: нападая на одну хрюшку, навлекаешь на себя праведный гнев всех остальных. Благодаря своей универсальности кайнохерусовые дотянули до конца миоцена.
Более продвинутые группы свиней дали куда большее разнообразие. Кубанохерины Kubanochoerinae начали в раннем миоцене с крайне мелких Nguruwe namibense и N. kijivium, продолжились в виде среднеразмерных фрукто-всеядных Kenyasus rusingensis и огромных – 300–400 кг – длинноногих Libycochoerus и Kubanochoerus с длинным рогом на лбу. Апофеозом стал род Megalochoerus (он же Kubwachoerus), который к середине миоцена в лице вида M. homungous (он же K. nyakachensis) вымахал до трёх или даже трёх с половиной тонн!
Прямые предки современных свиней – Tetraconodontinae – уже вполне узнаваемы. В рядах мио-плиоценовых видов, очевидно, прослеживается одна и та же тенденция. Например, более древний Nyanzachoerus syrticus (между прочим, очень большой, двухсоткилограммовый) был падальщиком, его большие острые премоляры конвергентны с гиеновыми. У более поздних видов премоляры уменьшаются, а вот самые задние жевательные моляры – увеличиваются, так что у Nyanzachoerus kanamensis, синхронного грацильным австралопитекам, третьи моляры уже заметно мегадонтные, то есть гипертрофированные. То же мы видим в последовательности от Notochoerus jaegeri 4,3 млн л. н. до N. euilus 2 млн л. н.: у позднего вида резцы и премоляры становятся крошечными, зато длина третьего моляра составляет половину длины всего зубного ряда! Это явный показатель специализации к травоядности.
Самые продвинутые свиньи Suinae эволюционировали аналогично. Если Kolpochoerus deheinzelini с 5,5 до 2,85 млн л. н. питался преимущественно корнями, клубнями и упавшими фруктами, то K. heseloni и Metridiochoerus с 3,9 до 0,7 млн л. н. – всё больше травой.
Замечательно, что в это же время в этих же саваннах подобный путь прошли не только свиньи, но и павианы, и гоминиды. У них тоже усиливалась любовь к траве и нарастала мегадонтия. Но травоядность – не синоним доброты. И в случае со свиньями это особенно заметно. Свиньи исходно были довольно примитивными копытными, мало изменившими образ жизни со времён кондиляртр – предков всех копытных. Даже современные кабаны запросто могут загрызть зайца или косулю и, более того, способны организованно охотиться стаей (слово «стадо» тут уже как-то не подходит) – с загоном, окружением и разделением ролей. Примитивность строения свиньи компенсируют продвинутостью интеллекта. Как и прочие всеядные животные, они максимально умны. А ещё они вооружены огромными клыками, причём многие ископаемые свиньи были куда страшнее современных. Строго говоря, свиньи – это ближайшие экологические аналоги людей. Это даже доказывать не надо. Зато свиньи жили на земле со своего появления, а нам надо было ещё отвоевать свою наземную экологическую нишу, сверзившись в неё с крон. Учитывая экологическое разнообразие миоценовых свиней – от активных хищников через падальщиков, собирателей и выкапывателей кореньев до травоядных, от жителей непролазных джунглей через обитателей колючего буша до покорителей открытых саванн, от махоньких хрюшек, незаметных в траве, через среднеразмерных и огромных кабанов до монстров размером со среднего слона, – вклиниться в их ряды было почти невероятно.
Думается, одной из причин, почему нам это всё же удалось, оказалась наша дневная активность. Всё же свиньи в большинстве своём – звери ночные. Отделение от конкурентов по суточному циклу – неплохая стратегия. Особенно хитро, что мы реализовали это в жаркой-жаркой Африке, прямо на экваторе. Конечно, это имело грандиозные последствия.
Для начала, днём в саванне мало хищников: почти все они бодры именно по ночам. Конечно, стопроцентной гарантии от попадания в когти леопарда или гиены это не даёт, но риск радикально снижает.
Пришлось, конечно, меняться самим. Ранние австралопитеки типа ардипитека уже регулярно преодолевали открытые пространства, где, в отличие от джунглей, нет тени и солнышко напекает в темечко. Прямохождение, преадаптация к которому в виде вертикального лазания так удачно сформировалась в предыдущий десяток миллионов лет, тут стало как нельзя более актуальным: при выпрямленном положении тела нагревается только макушка и плечи; площадь нагрева уже на порядок меньше, нежели у четвероногого существа, к тому же столь широкоплечего, как человекообразная обезьяна. Собственно, потому самые густые и длинные волосы у нас сохранились именно на голове: при чёрном цвете и курчавой форме они позволяют излучать больше тепла, чем проходит внутрь, к черепу и мозгу. А теплорегуляция мозга – самая важная функция организма, мозги не должны вскипеть!
Но совсем не нагреваться не получится, надо ещё активно остывать. Для этого самый простой путь – испарять влагу. Можно высунуть язык до пояса, как собака, но это не наш способ. Наш – потеть. Человек – это очень потная обезьяна. В миоцене и плиоцене с влажностью в Африке было нормально, воды хватало, экономить её было не нужно. Но шерсть мешает испарению воды, так что лучше от неё избавиться. К тому же, если вспотеть в меховой шубе, она намокнет изнутри, а ночью температура в саванне, в отличие от стабильного леса, падает очень резко. Сырость и холод – худшая комбинация для здоровья и лучшая для простуды и туберкулёза, так можно и в Африке взмёрзнуть. Пример волосатых павианов показывает, что потение
