Август Форель - Половой вопрос

Различают искусственный выкидыш в первые месяцы беременности и в последние, прячем при жизнеспособности ребенка искусственный выкидыш носит уже название искусственных преждевременных родов. Наказание будет большим в том случае, если такие роды имеют целью лишь возможность избавиться от потомства, что рассматривается, как детоубийство. Поэтому мать не должна иметь права единственно по своему усмотрению решать вопрос о выкидыше, а лучше прибегнуть к врачебному исследованию, тем более, что в нашем распоряжении в настоящее время имеется достаточное количество предупреждающих зачатие средств. И общество может поэтому требовать, чтобы мать не посягала на беременность, если таковая уже состоялась. При достижении матерью больших прав и большей половой свободы, искусственные выкидыши должны будут все меньше и меньше оправдываться, исключая мотивы медицинские или социально-гигиенические. Пока материнство вне брака заклеймено позором, нельзя слишком строго порицать случаи прекращения беременности и даже лишения жизни новорожденных. Но в будущем должны наступить иные отношения, — причем нельзя будет считать позором никакую беременность, которую нужно было бы потому утаивать. Мне могут, конечно, указать мою непоследовательность, ибо каждому человеку, независимо от его пола, должно быть предоставлено по личному усмотрению распоряжаться своим организмом, так что уголовное право в данном случае не при чем, — однако здесь совершенно иное положение вещей. Ибо мы имеем дело не с одним только живым организмом, а двумя, иногда же и более (двойни и т. д.). Едва совершилось зачатие, зародыш, хотя и тесно связанный в своем существовании с существованием матери, все же располагает уже известными социальными правами, которые тем более нуждаются в защите со стороны общества, что зародыш сам не в состоянии отстоять свое право. Что касается измены в браке, которая в настоящее время подвергается каре, то она. только должна служить причиною к разводу. Мы видели уже отсутствие основания для принудительной верности. Осветив вопрос при изложении гражданского права, мы думаем, что уголовное право может вмешиваться в измену супружеской верности только в том случае, когда она сопровождалась какими-либо непосредственными преступлениями, не имеющими отношения к нашему вопросу. Уголовное право не может войти в обсуждение вопроса относительно той косвенной опасности, какую представляет дурная наследственность для потомства. Правда, гражданское право может кое-что в этом смысле сделать, и им уже кое-что и делается. Но в дальнейшем мы приведем иные средства, могущие обеспечить нам благоприятные результаты. Мы указывали уже на возможность и уместность кастрации в некоторых случаях, разумеется, весьма ограниченных. Я полагаю, что, опираясь на социальную этику, возможно таким образом разумно регулировать воспроизведение потомства, что мы уйдем дальше от правовых сомнительных корм, вредно отражающихся на свободе. Законы, к сожалению, всегда должно рассматривать, как зло, необходимое лишь в некоторых случаях, но очень часто не нужное.

Должен закончить тем, что необходимо сочетание уголовного и гражданского прав с административными мерами в интересах оберегания в половой сфере как отдельных личностей, так общества и грядущих поколений. Но это может быть выполнено лишь в тех случаях, когда резко проявленные человеческие слабости категорически мешают достижению таких же результатов добровольным путем при помощи этического и интеллектуального образования и воспитания.

Добавление к главе XIII

Приводимый ниже факт имел место в кантоне Сан-Галлен, в Швейцарии, в 1904 г. и, как таковой, в полной мере подкрепляет наши выводы. Фрида Келлер родилась в 1879 г. в Bischofszell'e, в кантоне Thurgau, от вполне приличных родителей. Мать ее отличалась кротостью и чувствительностью, отец же, весьма почтенная личность, был строг и вспыльчив. Среди одиннадцати сестер Фрида была пятой. Училась хорошо, но страдала головными болями вследствие воспаления мозга на четвертом году от роду. Обучалась ремеслу швеи и портняжному искусству, следя также за хозяйством дома. Впоследствии поступила в модный магазин в Сан-Галлене швеей, где ею оставались довольны и платили 60 франков в месяц содержания.

В погоне за большими заработками, она по воскресным дням исполняла обязанности помощницы в кафе, где женатый хозяин упорно приставал к ней со своими ухаживаниями.

Она вскоре перешла в новый магазин с ежемесячным окладом в 80 франков, но, когда ей было 19 лет, хозяин кафе, который давно уже на нее покушался, увлек ее под благовидным предлогом в погреб и здесь заставил ее ему отдаться, что повторялось еще раза два. В мае 1899 г. она разрешилась от бремени мальчиком в госпитале в Сан-Галлене.

Не утаив перед своими близкими всех вышеописанных подробностей, она старательно скрывала свой позор перед чужими. Что касается ее матери, то она весьма сожалела свою дочь, так как в свое время была поставлена в такие же условия, когда ей было 18 лет. Увлекший ее господин покинул несчастную, которая, разрешившись от бремени, убила ребенка, за что и присуждена была к тюремному заключению на 6 лет. Приговор суда объяснил ее поступок не нравственной ее испорченностью, а ложным стыдом. Между прочим, Фрида всего этого не знала. Что касается отца, то он позор дочери принял близко к сердцу, не хотел ей оказывать помощи и даже собирался выгнать на улицу. Ребенок помещен был в местном детском приюте. Соблазнитель делал ей весьма лестные обещания, взяв на себя заботу по содержанию ребенка, но выдал ей всего лишь 80 франков и вскоре совершенно исчез из города.

Суд не выяснил обстоятельств беременности, что не дало возможности привлечь соблазнителя к ответственности. Изнасилования, конечно, в данном случае не было, а имело место неожиданное нападение на духовно-беспомощную девушку и, по утверждению защитника, не могло быть и речи о «любовной связи». Здесь было лишь совращение или неожиданное нападение. Впоследствии соблазнитель отрицал отцовство, но, очевидно, прибегал к неправде, так как он своими платежами и исчезновением непосредственно подтвердил свою виновность.

Необходимо было вносить за ребенка еженедельно 5 франков, и, кроме того, Фриде обходились стол и квартира у ее замужней сестры в 45 франков ежемесячно. По смерти родителей, Фрида получила от отца 2471 франк, которые, впрочем, целиком попали в руки ее брата.

Бедная девушка начала переживать очень печальные дни. Ей нехватает средств на содержание ребенка, и вместе с тем, чувство стыда не разрешает признаться в его существовании. И, наконец, ей предложено было приютом забрать ребенка в 1903 г. по достижении им предельного возраста (пять лет).

Что оставалось ей делать?

Несомненно, что навязчивые мысли, преследовавшие в то время Фриду Келлер, обусловливали ее ясно выраженное патологические состояние, на которое вполне основательно, указал, между прочим, и ее защитник. Ей мучительно хочется сохранить тайну и вместе с тем содержать ребенка, но она не предпринимает в этом смысле никаких мер. Она не заботится о приискании более дешевого приюта, ке хлопочет о большем жалованьи, не старается получит своих денег от брата, не советуется с замужней сестрою и даже не преследует соблазнителя, женатого человека, — все это в интересах сохранения тайны. Хотя в связи с законом, предъявление иска об отцовстве к женатому соблазнителю не представляется возможным (!) Но все эти вопросы ее как-будто не интересуют, о чем она и заявила впоследствии на суде. И вот, с понедельника пасхи 1904 г., т. е. с той минуты, когда ребенку предстояло покинуть приют, одна лишь мысль медленно, но зловеще, начинает овладевать ее дезорганизованным и объятым страхом мозгом, мысль, кажущаяся ей единственным просветом в ее отчаянном положении, — мысль о необходимости избавиться от ребенка. Это навязчивое представление цепко овладевает ее разумом и, наконец, толкает ее на решительный шаг.

Несмотря на любовь к детям, Фрида своего ребенка не любила, хотя и аккуратно за него платила. Она его никогда не ласкала, не баловала, не целовала и, будучи в других случаях доброй и отзывчивой женщиной, весьма безучастно относилась к собственному ребенку. В начале апреля приют был ею извещен, что она вскоре примет ребенка.

За несколько дней до этого ее видели мечущейся по квартире в поисках за каким-то шнурком. Внешний вид ее говорил о придавленном внутреннем состоянии. Наконец, она решилась. Сестры ее были извещены, что ребенок ее будет отправлен к тетке из Мюнхена, которая ждет ее в Цюрихе. Схватив ребенка за руку, она отправилась с ним в Гагенбахский лес. Здесь в уединенном месте, она долго раздумывала, не решаясь на свое ужасное дело. Но, по ее словам, какая-то неведомая сила подталкивала ее. Вырыв могилку руками, она удавила ребенка шнурком и, убедившись в его смерти, зарыла трупик и обходным путем отправилась в отчаянии домой. 1-го июня приют был ею извещен о благополучном прибытии ребенка в Мюнхен, 7-го июня трупик после сильного дождя был найден на поверхности земли какими-то бродягами, 11-го того же месяца Фрида заплатила последний долг приюту за ребенка, а 14-го она была арестована. Фрида не переставала объяснять свой поступок неспособностью содержать ребенка, а также необходимостью соблюдать тайну, которая заключала в себе позор ее вынужденного материнства, обусловившего внебрачное рождение.