Игры и люди - Роже Кайуа
Mimicry являет все характерные признаки игры, кроме одного: в ней есть и свобода, и условность, и приостановка реальной жизни, и обособленность в пространстве и времени. Однако в ней нельзя констатировать постоянного подчинения императивным правилам. Как мы видели, вместо него здесь происходит сокрытие реальности и симуляция какой-то вторичной реальности. Mimicry – это непрестанная выдумка. В такой игре есть единственное правило: для актера – очаровывать зрителя, чтобы ни одной ошибкой не заставить его отвергнуть иллюзию, а для зрителя – поддаваться иллюзии, не отвергая с ходу декорации, маски, искусственные приемы, в которые ему предлагают на время поверить как в некую реальность, более реальную, чем настоящая.
Ilіnх. – Последний разряд включает в себя такие игры, которые основаны на стремлении к головокружению и заключаются в том, что игрок на миг нарушает стабильность своего восприятия и приводит свое сознание в состояние какой-то сладостной паники. Во всех таких случаях человек старается достичь своего рода спазма, впасть в транс или в состояние оглушенности, которым резко и властно отменяется внешняя действительность.
Головокружительное смятение чувств само по себе довольно часто является целью, к которой стремятся, – назову в качестве примера лишь упражнения вертящихся дервишей и мексиканских voladores[9]. Я специально выбрал их, так как первые из них по применяемой технике сближаются с некоторыми детскими играми, а вторые скорее напоминают сложные номера акробатики или воздушной эквилибристики; тем самым они смыкаются с двумя противоположными полюсами головокружительных игр. Дервиши добиваются экстаза, все быстрее и быстрее вращаясь на месте под учащающийся барабанный бой. Паника и гипноз сознания достигаются благодаря пароксизму неистового вращения – коллективного и заразительного[10]. А в Мексике voladores – индейцы-уастеки или тотонаки – забираются на вершину двадцати – тридцатиметрового шеста. К запястьям они прикрепляют искусственные крылья, изображая орлов. Они привязываются веревкой за пояс к верхушке шеста. Потом эту веревку пропускают себе между пальцами ног, так чтобы можно было спускаться назад головой вниз, расставив руки. Прежде чем достигнуть земли, они успевают несколько раз – тринадцать, как утверждал Торквемада, – сделать полный оборот по все более широкой спирали. Эту церемонию, которая включает в себя несколько таких полетов и начинается в полдень, обычно рассматривают как танец в честь захода солнца, сопровождаемого птицами – обожествленными мертвецами. Мексиканские власти вынуждены были запретить это опасное упражнение из-за часто происходивших несчастных случаев[11].
Впрочем, нет особой нужды приводить столь редкие и впечатляющие примеры. Каждому ребенку известно, что быстрое кружение на месте позволяет привести себя в состояние центробежного ускорения, когда тело лишь с трудом обретает равновесие, а восприятие – четкость. Нет сомнения, что ребенок делает это в порядке игры и что ему это нравится. Такова игра в «волчок», когда нужно как можно быстрее вращаться на одной пятке. Сходным образом при гаитянской игре в «золотой маис» двое детей держатся за руки, вытянув их и стоя лицом друг к другу. Корпус у них напряжен и откинут назад, а ноги сдвинуты и составлены вместе с ногами партнера, они вращаются, сколько хватает духу, и потом, остановившись, с удовольствием шатаются от головокружения. Сходные ощущения возникают от громкого крика, от быстрого спуска по склону, от американских горок, от каруселей и качелей, если они крутятся достаточно быстро и взлетают достаточно высоко.
Тот же эффект вызывают и различные физические воздействия: раскачивание, падение или резкое перемещение в пространстве, стремительное вращение, скольжение, скоростная езда, ускорение поступательного движения или же его комбинация с движением вращательным. Параллельно с этим бывает и головоружение нравственного порядка, внезапно захватывающее индивида увлечение. Такое головокружение легко сочетается с обычно подавляемым влечением к бесчинству и разрушению. В нем проявляются грубые, резкие формы личностного самоутверждения. У детей его отмечают, в частности, при играх в «горячую руку», в «голубь летит» и в чехарду, когда они внезапно превращаются просто в кучу-малу. У взрослых особенно показательным в этой области является странное удовольствие, которое доставляет им, как маленьким, сбивание тростью высоких цветов на лугу, или сбрасывание лавиной снега с крыши, или же пьянящие ощущения от ярмарочных развлечений, например разбивать вдребезги черепки от негодной посуды.
Чтобы обозначить всевозможные разновидности этого восторга, который одновременно представляет собой и расстройство- порой органическое, порой психическое, – я предлагаю термин іlіnх, по-гречески «водоворот», от которого в этом языке как раз и происходит слово «головокружение» (ilingos).
Данное удовольствие также не составляет исключительной принадлежности человека. Следует напомнить вертячку у некоторых млекопитающих, особенно у овец. Хотя это и патологическое проявление, но оно слишком показательно, чтобы о нем умалчивать. К тому же нет недостатка и в других примерах, игровой характер которых не оставляет сомнений. Собака до упаду крутится на месте, ловя свой хвост. Иной раз ею овладевает лихорадочная страсть к бегу, прекращающаяся лишь с полным изнурением. Антилоп, газелей, диких лошадей часто охватывает паника, не соответствующая никакой реальной или даже кажущейся опасности и скорее выражающая собой эффект непреодолимой заразительности и готовности тут же ей поддаться[12]. Водяные крысы развлекаются кувырканием, как будто их несет водное течение. Еще более примечателен случай с сернами. Согласно Карлу Гроосу, эти животные взбираются на снежные фирмы и по очереди, разбежавшись, скользят вниз по крутому склону, следя друг за другом.
Обезьяна-гиббон выбирает себе упругую ветку и сгибает ее до тех пор, пока она не распрямится и не забросит обезьяну в воздух. Кое-как зацепившись за что-нибудь, она вновь и вновь повторяет это бесполезное упражнение, объяснимое одной лишь своей тайной притягательностью. Особенными любителями головокружительных игр являются птицы. Они камнем падают с большой высоты и раскрывают крылья лишь в нескольких метрах от земли, как будто вот-вот врежутся в нее. Потом взлетают ввысь и снова падают вниз. Во время брачного сезона самцы используют это упражнение в геройстве для привлечения самок. Особенным мастерством в этой эффектной воздушной акробатике отличается, по описанию Одюбона, американский ночной сокол[13].
Выйдя из возраста, когда дети играют в волчок и «золотой маис», катаются на санках, каруселях и качелях, взрослые имеют в своем распоряжении прежде всего эффекты опьянения и различных танцев – от учтиво-светского, но и коварного вихря вальса и вплоть до разных видов неистового, лихорадочно-конвульсивного дерганья. Примерно такое же удовольствие они получают, упиваясь высокой скоростью, например, на лыжах, на мотоцикле или в открытой машине. Чтобы придать такого рода ощущениям силу и резкость, способные воздействовать на организм взрослого человека, пришлось изобретать мощные технические приспособления. Поэтому не
