Юлия Фаусек - Детский сад Монтессори (сборник)
Разумеется, мы не задаемся целью сделать дошкольника художником и, уж подавно, не собираемся сделать из него художника определенного направления в искусстве. Система Монтессори не есть система педагогических кунстштюков (фокусов).
Одаренность, которая есть в ребенке, выявится, когда пробьет для этого час. Если же ему не отпущено природой художественного дарования, то те навыки, которые он приобрел в детском саду, все же чрезвычайно обогатили его. Кем бы он ни был впоследствии, – рабочим, техником, врачом, натуралистом или просто любителем природы, – он всегда сумеет правдиво и точно зафиксировать то, что требуется или что возбудило в нем интерес.
В отношении выявления творческого воображения система Монтессори кажется нам ценной еще благодаря следующему: творческое воображение мы приписываем не тем, в чьем мозгу рождаются новые образы, как бы сочны и диковинны они ни были. Одной наличности их внутри нас мало. Иначе оригинальнейшими и величайшими гениями оказались бы маньяки, – в их больной голове вихрем клубятся самые затейливые и причудливые построения. Мы руководствуемся не только качеством, связностью образов и наличностью их в сознании творящего. Мы требуем воплощения их в жизнь. Мы ждем выявления их, претворения в слова и звуки, произведения кисти и резца. И если допустимо вообще ставить вопрос о том, как можем мы способствовать развитию творческого воображения нашими педагогическими усилиями, то нам представляется, что точка приложения рычага наших воздействий – в развитии творческой активности как таковой.
Система Монтессори поддерживает и укрепляет в ребенке заложенную в нем творческую активность. При наблюдении дошкольников в нас утверждается мысль, что творческим воображением в области искусства, науки или техники одарены лишь отдельные люди. Но творческая активность в отношении жизни заложена в каждом ребенке. Система Монтессори, предоставляющая дошкольнику максимум самодеятельности в организованной обстановке, дает ему вместе с тем возможность превратить его маленькую личную жизнь в акт его личного творчества. Она подготовляет из него будущего творчески активного члена трудового коллектива. Выльется ли в дальнейшем эта творческая активность в какую-либо из форм творческого воображения, – это предопределено природными задатками. Организованность обстановки не угашает творчества. Напротив. Для всякого творчества необходим подходящий материал и метод. Если мы предложим ребенку огромные, тяжеловесные игрушки, которыми он не в силах будет орудовать, мы убьем творческую игру.
В материале Монтессори – как мы в этом убеждаемся на опыте – имеется все необходимое и достаточное для творчества, посильного дошкольнику.
И мы испытываем глубокое удовлетворение при виде того, какое неистощимое творчество, какое индивидуальное своеобразие обнаруживают различные дети в подходе к однородному материалу.
В детском саду Монтессори, как мы уже указывали выше, не одно только рисование служит культуре изображения.
Простая и художественная песенка, незатейливый, близкий и ясный по сюжету, но художественный рассказ (прочитанный или рассказанный желающим детям), рождают в мозгу ребенка не туманные, а живые образы, облеченные в плоть и кровь благодаря данным детского опыта; они служат куда более действенным средством для развития воображения, чем сказки. Преимущество их в том, что, принося пользу, они не причиняют вреда.
Игра и игрушки в монтессорском саду, более, чем в каком-либо другом, служат для развития воображения, так как они не используются в качестве средства обучения.
Весьма пригодна также для этой цели и драматическая передача детьми поручений, написанных на карточках. Это упражнение пользуется большой любовью детей. При наблюдении дошкольников, наперебой и с радостью изображающих: «девочка уронила чашку, которая разбилась, и заплакала» или «мальчик сел за стол и задумался», невольно напрашивается заключение, что их воображение работает при этом не меньше, чем воображение артиста, проводящего какую-либо сцену.
В сущности, многие из приемов Монтессори упражняют воображение. Укажем в заключение только на то, что даже составление фраз по буквам может упражнять деятельность воображения.
Когда ребенок пяти с половиной лет, взяв карточку с буквой «в», составляет из рассыпного шрифта фразу: «я рву траву» или, взяв «к», составляет: «дядя спит в кровати и клюет носом», нельзя не признать в нем наличности воображения и упражнения этой функции во время подобной работы.
Таким образом, с нашей точки зрения, к воспитанию воображения у дошкольника Монтессори подходит как педагог, врач и биолог.
И если мы обратимся к данным психопатологии, то и здесь найдем подтверждение правильности подхода Монтессори к культуре воображения.
Психопатология учит нас, что воображение (разумеется, не в его высших творческих формах), представляет более низшую функцию, чем функция интеллекта, относящаяся к восприятию реальности и ориентировки в ней. Поэтому оно остается непоколебленным в тех случаях психоневроза, когда вышеупомянутая функция интеллекта серьезно расстраивается. Мало того, оно даже разрастается за счет захиревшего интеллекта. И психастеники и, особенно, истерики жестоко страдают от пышного расцвета фантазии. Под влиянием неудержимой работы воображения разрастаются до чудовищных размеров страхи психастеников. Услужливое воображение рисует им картины, от которых замирает сердце и мутится рассудок. И тогда добровольная смерть милее жизни под властью такого демона.
У истериков образы воображения узурпируют власть над его прочими жизненными функциями. Больной воображает, что он нем, и утрачивает способность речи; он воображает себя парализованным – и лежит недвижимо. Это же безудержное воображение приводит к невероятной фантазирующей лживости истеричных. Все эти симптомы мы наблюдаем в случаях болезни уже в дошкольном возрасте.
Итак, психопатология показывает нам, что обычное «фантазирование», представляет низший тип психической активности сравнительно с точным осознанием объективной действительности и ориентированием в ней; поэтому оно относительно более устойчиво.
Мы уже указывали на вредную роль мечтательности, развивающейся в ущерб интеллекту и воле.
Предупреждая культуру праздной мечтательности, борясь с воспитанием в ребенке страхов и лживости, развивая и оберегая уязвимые стороны интеллекта, волю и высшие эмоции, Монтессори способствует оздоровлению человеческой психики.
Приводя к гармоническому развитию все стороны психической активности ребенка, система Монтессори упорядочивает его психофизические функции.
Показателем этой упорядоченной организованности служит не одна только моторная упорядоченность, координированность движений дошкольника. Ребенок может достигнуть относительно весьма значительной моторной упорядоченности и в то же время обнаруживать серьезную дезорганизованность в сфере психической. Очень важным критерием для суждения о психической упорядоченности дошкольника могут служить данные, получаемые нами при наблюдении за его работой.
Установка на работу, длительное и методическое выполнение ее, степень фиксации внимания, настойчивость и повторность в выполнении, перерыв в работе с возвращением к ней или с переходом к другой работе, тип меняющихся занятий, поведение ребенка в перерывах между работами и по окончании занятий и многое другое служат нам важными опорными пунктами в оценке процесса психического упорядочения дошкольника.
Упорядочение детской личности нередко приравнивается противниками Монтессори к угашению всего самобытного и оригинально творческого в ней, а детский сад Монтессори сравнивается с прокрустовым ложем, где отсекается все, выходящее за пределы «серой и скучной нормы». Согласно трафаретному взгляду, неуравновешенность – непременный спутник гениальности, и потому система, стремящаяся уравновесить и упорядочить психику, – могильщик для всего выдающегося в человечестве и должна подвергнуться остракизму. Между тем, это ходячая точка зрения, как и многие ей подобные, не имеет под собой научного основания. Мы знаем, правда, что среди высокоодаренных личностей наблюдается немалый процент неуравновешенных, но это не дает нам права для утверждения, что между неуравновешенностью и высокой одаренностью существует причинная зависимость.
В подавляющем большинстве случаев из среды неуравновешенных рекрутируются не гении и таланты, а психопаты, не выдерживающие жизненных испытаний, с трудом влачащие существование и попадающие, – в резко выраженных случаях болезни, – в дома для душевнобольных или добровольно ликвидирующие свои счеты с жизнью. Чем раньше и чем резче проявляется неуравновешенность, тем более грозные опасности сулит она в будущем. Самая действительная профилактика грядущей беды – упорядочение психического хаоса.
