Шокирующая архитектура - Александра Васильевна Жукова
Первого персонажа этой истории зовут Жозеф Монье (1823–1906), он француз, всю жизнь он был садовником, и, судя по всему, хорошим, поскольку работал в престижном зимнем саду в парке Тюильри. Каждой весной и летом в саду было очень много работы, теплицы и клумбы требовали внимания и забот. Но особенно хлопотным для Жозефа был уход за огромными пальмами. Их надо было постоянно пересаживать, поскольку они вырастали и с легкостью ломали старые глиняные горшки или деревянные кадки, а по-французски – жардиньерки. Новые сосуды для цветов Монье заготавливал зимой, когда дел было не так много, однажды в зимний день он решил сделать жардиньерку из цемента, но и она следующим летом была сломана. Тогда упрямый садовник следующей зимой решился на эксперимент: он вложил одну кадку в другую размером побольше, а пространство между ними укрепил железной решеткой и залил жидким цементом. Прообразом для него послужили обычные бочки, которые скрепляются железными обручами, но когда железо соединилось с цементом, сработало невероятное сцепление камня и металла. Результат оказался превосходящим даже самые смелые ожидания, первая же кадка из армированного бетона (а именно это получилось у Монье) была очень прочной и практичной. После пары-тройки лет испытательного срока в июле 1867 года Жозеф Монье получил официальный патент на изобретение нового строительного материала – железобетона. В течение следующих десяти лет он запатентовал изобретение бетонных труб и бассейнов, балок и даже мостов. Так благодаря «неусидчивым пальмам» и пытливому садовнику зодчие получили новый материал, который стал основой для технологической революции в мировой архитектуре.
Несколько десятилетий ушло у инженеров разных стран на всестороннее изучение свойств, улучшение качеств и расширение возможностей нового материала, пока, наконец, за дело не взялись профессиональные архитекторы. В 1902 году Огюст Перре создает в Париже на улице Франклина первый в мире жилой дом, построенный на основе железобетонного каркаса. Он стал первой ласточкой, сделав изобретенный садовником бетон главным строительным материалом наступающего нового столетия. Перре на всю жизнь останется «пророком» бетонной архитектуры, таких же вкусов будет придерживаться и его самый знаменитый ученик – Ле Корбюзье, гуру модернизма в мировом зодчестве.
Оранжерея Пальменхаус. Вена
Наш второй персонаж Джозеф Пакстон (1803−1865) родом из Англии, и большую часть жизни он тоже занимался садоводством: разбивал парки и дендрарии, создавал искусственные озера и водопады, занимался строительством фонтанов и стеклянных оранжерей. Он был настолько талантливым и творческим человеком, что герцог Девонширский пригласил его в свои роскошные парки поместья Чатсворт заниматься ландшафтным дизайном. Как садовник молодой человек выращивал редкие сорта растений. Например, считается, что именно Пакстон первым в Европе вырастил в специальной оранжерее с подогреваемой и проточной водой огромную кувшинку Викторию Регию, названную так в честь королевы, посетившей в 1849 году Чатсворт как раз во время цветения удивительного экзота. Садовник так хорошо себя зарекомендовал, отличаясь творческой энергией и тонким вкусом, а также открытостью всему новому в области паркового строительства, что герцог стал доверять ему чисто архитектурные проекты по возведению часовых башен, павильонов и даже вокзалов.
Огромное влияние на карьеру Пакстона оказало знакомство с инженером Ричардом Тёрнером (1798–1881), который изобрел сборные металлические конструкции для теплиц и оранжерей. Самое известное из его творений – пальмовая оранжерея в Королевских ботанических садах Кью в Лондоне, построенная в 1840-х годах. В старых Королевских садах самые высокие павильоны, самые сложные с точки зрения конструкции, строились именно для пальм, в Вене сохранился такой павильон, который так и называется – Пальмен-хаус. Как видим, снова двигателем прогресса стали пальмы, устремляющиеся в высоту на десятки метров. Пакстон одним из первых использовал фантастические произведения из стекла и железа для своих пальмовых деревьев и даже в 1837 году возвел Большую оранжерею, ставшую в то время самым большим стеклянным зданием в мире.
Но на этом смелые замыслы девонширского садовника не исчерпывались. Не имея специального образования, но будучи практикующим архитектором, Джозеф, обладающий фантастической энергией и творческой дерзостью, решился подать свой уникальный проект на конкурс, о котором говорила последний год вся страна. Речь шла о предстоящей Всемирной промышленной выставке, которую инициировал принц Альберт, она была призвана поразить весь мир могуществом и достижениями Британского королевства. Подобные амбициозные планы нуждались в достойном представлении, и вся королевская архитектурная элита взялась за разработку проектов нового дворца, где могла бы открыться грандиозная экспозиция. Виктория с супругом отсмотрели десятки вариантов огромных каменных дворцов, но масштаб события был столь велик, что типология традиционного дворцового помещения не решала необходимых задач. Возник кризис, все находились в ожидании прорыва. И он произошел в тот день, когда перед высокой комиссией предстал проект Пакстона, он удовлетворял всем требованиям – быстро возводился, стоил гораздо дешевле всех предложенных проектов, мог вместить тысячи посетителей и все разнообразие выставочных залов и был абсолютно эксклюзивным с точки зрения архитектуры и дизайна.
Джозеф Пакстон
Хрустальный дворец в Лондоне. 1851
Джозеф Пакстон справедливо рассудил, что выставочные пространства должны быть обширными, высокими, там должно быть много воздуха и света, поскольку свет нужен экспонатам, а воздух – многочисленным толпам посетителей. К тому же, дворец нужен под выставку, а значит, он будет временным, потому он должен быть сборным и разборным. Под все эти характеристики блестяще подходили оранжереи Ричарда Тёрнера, которые и взял за основу герцогский садовник. Пакстон призвал на помощь весь свой опыт работы над сложными стеклянно-железными конструкциями девонширских оранжерей и придумал собственное архитектурное решение, планировку, силуэт, масштаб и размеры, он увеличил оконные проемы настолько, что все здание, казалось, состояло только из стекла, переплетенного кружевом чугуна. Хрустальный дворец, как он назвал свое творение, представлял собой один огромный зал, со всех сторон пронизанный светом: внутри дворца не было никаких перегородок,
